Побочный аффект
Был канун католического рождества, когда Тим написал:
— Как насчет составить мне компанию в новогоднюю ночь? Я приглашен в одно местечко, будет весело.
Я охренела от неожиданности.
— С удовольствием!
Прямо камень с души. Мысль о том, что новый год придется провести одной, в пустых, холодных апартаментах отдавала дрожью по всему телу. В последнююю неделю года большинство студентов разъезжались по родным штатам и родительским домам. Кампус пустовал, Орандж словно вымер за каких-то пару дней. Поначалу, когда соседка моя, занимавшая вторую комнату, свалила к себе в Миссури и апарты оказались целиком в моем распоряжении, я блаженствовала. Сожительство заставляло любезничать при каждом столкновении на кухне и слишком напрягаться, а тут можно голой шарахаться и жрать, как свинья, не заботясь о вымытой посуде — лафа. Но вскоре от мигающих гирлянд и пихтовых ветвей на каждой двери стало некуда деваться. Я видела перед собой невыносила жалкую картинку и боялась ее до трясучки. Самую печальную, которую только можно себе представить: голые белые стены, серый ковролин, пластиковые жалюзи на окнах, снаружи ровный, однотонный газончик, восхищавший меня еще три месяца назад, и мертвецкая тишина, а посреди этой картинки я. И так становилось жутко от этого одиночества, хоть вой в голос. И чертов озноб, как ни кутайся — в Южной Калифорнии не топят, а надо бы.
Весь первый семестр в киношколе я из штанов прыгала, чтобы вписаться: друзей заиметь, шутки понимать с полуслова, пиво это безвкусное глотать с американцами наравне, все имена голливудские знать на память, рассуждать со знанием дела достойно ли сработал оператор в такой-то премьере и стоило ли давать Оскар такой-то актрисе, и что этот сценарий полная лажа, а тот провалился по причине слабенького характера и отсутствующей экспозиции. На каждой паре нам вдалбливали, что главная цель пребывания в колледже — налаживание связей, и что от наличия или отсуствия киношкольных друзей чуть ли ни зависит целиком наш успех в индустрии. Слушая это, я содрогалась и цепенела. Как же это можно налаживать связи, чтобы преуспеть в индустрии, ведь это неискренне?! Но я всегда была твердой хорошисткой, к тому же киношные задания постоянно требовали кого-то о чем-то просить: чтобы тут подержали рефлектор, там подсветили, поснимали или постояли в моем кадре, потому с усердием я принялась за дело. Если в фоей или на парковке знакомые лица собирались в кружок, запойно обусждая какой-нибудь «Форсаж 5», я втискивалась туда. Мало что понимая, не врубаясь в большую часть шуток, на всякий случай я улыбалась. Через минуту мне уже становилось скучно или хотелось ссать или сэндвич или прилечь, но я упорствовала. Пока наконец кто-то из рядом стоящих, по всей видимости из-за неловкого молчания, не обращался ко мне:
— Воронеж, 500 км из Москвы. Хотя последние пару лет я жила в Москве, а вобще-то я из Сибири.
— О да, я не нарадуюсь вечному лету, просто рай, обожаю эту вашу жарищу!
— Конечно! Обожаю, солнце. Наверное я прошлой жизни была этим, как его по-английски… блин, ну как его. блин забыла.
— Аборигеном, вот! Аборигеном была в прошлой жизни.
— Видела уже Анну Каренину? Как тебе?
— Отвратительно, полный провал. Найтли категорически не подходит на эту роль.
— Слишком худая и брови у нее как от голливудского кутюрье, и щек нет совсем, кости выпирают, а у русской бабы должны быть щеки.
Не обнаружив сочувствия в ответ, я жутко робела.
А потом еще эта интрижка со Стивеном выбила из колеи и налаживание связей вконец забуксовало. Стивен учился в моей группе, тоже на режиссера. Во время пьянки в караоке в самом начале семестра, я перебрала маленько и заманила его к себе в комнату. Сначала спела свою коронную «How do I live without you», на эту песенку я могла рассчитывать, она мне всегда удавалась. Потом оказалась рядом с ним, как бы невзначай (я глаз на него положила с первых дней), и он наконец обратил на меня внимание:
А я, бляха муха, пол жизни трепетала на сцене, чтобы это услышать. Ну и:
— Поехали ко мне, — набросилась на его плечи, когда все расходились.
Наутро он ушел, а после стал меня игнорировал. Это унизительно, быть отвергнутой после того, как я первый раз в жизни решилась первой позвать мальчика на ночевку. Более того, это непозволительно. И потом Шура просто так не сдается. С тех пор я сверлила его взглядом, когда он оказывался в поле зрения. Триллеры с ним обсужадала, видос на критику отправила: «буду очень тебе признательна за обратную связь…» Платьице купила в клетку. Он прочухал в чем тут дело и ловко увиливал. Вечно спешил куда-то, линял с пар раньше, не отвечал на сообщения. А потом начал встречаться с молодой актрисой из Студио Сити, ЛА, снявшейся уже в нескольких клипах (что касается налаживания связей, Стив мог дать фору нам всем). Короче, Тим объявился вовремя со своим приглашением, ну, и, как я уже сказала, было холодно.
Вечером 31 декабря Тим ждал меня у ворот за рулем своего ультрамаринового, начищенного до блеска Мустанга. Тим был настолько не в моем вкусе, насколько это вообще возможно. Меня цепляли высокие и плечистые, и чтоб мясцо имелось. Но главное — плечи, они должы быть широкие, а руки крепкие. Тогда при любом росте шансы есть. А у Тима не было: слишком узкие плечи и тонкие руки, прямо девичьи. Маленький, худенький, лакированный тихоня, монтажер с 3 курса, в школе он никак себя не проявлял, а тут на тебе — мустанг.
Я прыгнула на пассажирское. В клетчатом платье, длинных серьгах, с губами бородово-алыми (помаду новую купила). Впервые я видела Тима так близко. Волосы гелем уложены, надухарился. Приятный такой, бородка причесана, и откуда он взялся?
Мы куда-то приехали. Апартаменты: белые стены, серый ковролин, пластиковые жалюзи на окнах, однотонный газон. Красные пластиковые стаканы сразу выдавали студенческую вечеринку. На любой пьянке эти красные стаканы, они меня будоражили. Народу тьма, ни одного знакомого лица. Все стояли кучками и взахлеб трепались. Поначалу я к Тиму прибилась, типа я с ним, а значит не одна. Потом Тим куда-то растворился, а я налегла на шампанское. Глотала его, как воду из красного пластикового стакана. В какой-то момент мне показалось, что, куда ни глянь, всюду эта кровоточащая краснота потихоньку скользит вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, наслаиваясь друг на дружку, и вот-вот что-то произойдет, прямо как в качественном триллере. Но потом я немножечко расслабилась, мне потеплело, язык обрел свободу. Я втискивалась в кружки и беседы, не заботясь о том, чтобы разобраться о чем болтают, просто стояла и улыбалась, ведь сегодня новый год, а здесь все так рады друг друга видеть. Время от времени мне до жути хотелось вставить словцо, вобще-то я могу быть очень остроумной. Я дожидалась, когда в кружке воцарится молчание и выдавала что-то вроде:
— Ох как тут у вас жарко! Прямо как в России в квартире с центральным отоплением ха-ха ха!
Тут же краснела, потела и налегала на шампанское.
А потом этот парень. Высокий, плечистый, просто красавец. Он слушал меня так, словно больше всего на свете мечтал побывать в съемной хатке московской с центральным отоплением. Как-то вышло, что наш кружок рассосался и мы остались вдвоем. Он спрашивал, я рассказывала. Он действительно слушал, и я уже была не в силах затормозить. Он сказал, что тоже хотел бы побывать в Европе и что восхищается моим кругозором, и что, должно быть, у меня нестандарный взгляд на вещи благодаря жизненному опыту. Я остервенело кивала, вот он, один по-настоящему стоящий чувак среди всей этой посредственной толкотни! Потом он сказал, что я ему нравлюсь.
Высокий, плечистый, красивый и явно запавший на меня парень, имени которого я не помню, смиренно кивнул.
Я этого не ожидала и сразу скисла. Большой и плечистый парень сдался, не пожелав вступить в схватку. Я все ждала, что он попросит мой номер, записку сунет на крайняк, а он лишь грустно потупил взор:
Это было болезненно. Глубоко меня задело, в самую сердевицу. Да, я принадлежу Тиму, потому что Тим этот неприглядный мальчиш ПОЗВАЛ меня с собой, разглядел среди бело-серой печали холодных апартаментов! Тим, этот хлипенький мальчик, храбро спас меня от постыдного одиночества. Я не предам Тима. Я не могу так с ним поступить. Никаких красавчиков. Отныне я выбираю Тима. Я приношу эту жертву. О, судьба, я принимаю твою волю и смиряюсь! Когда Тим очутился рядом, я схватила его за руку. Он просиял, сжал мою ладонь и повел за собой. Боковым взором я не выпускала из виду плечистого мальчика до самых курантов. В комнатах уже было не протолкнуться, тела переминались с ноги на ногу, перемещались из кружка в кружок, терлись друг о друга жопами, повсюду шумела речь, музыка, хохот. Толпа дышала, словно волнующееся тело. Выпивка и закусон из неизвестного источника не кончались. Наконец кто-то свистнул. Воцарилось на миг молчание, затем забили куранты. Хлопнула пробка. Раздался ор и свист. Здравствуй, новый год. И в первую его секунду я ощутила на себе влажную, теплую плоть. Тим меня поцеловал. Щетина царапнула подбородок. Это был короткий, почти ритуальный «чмок», оставивший флер одеколона, и мне хватило. Я обвила его шею руками, впилась ртом, вонзив язык ему в глотку. Я буквально набросила на него, мы вслепую мигрировали в комнату, куда гости сбрасывали вещи, и завалились на кучу одежды. Мы лобзались и лобзались, я была сама не своя. Тим не уставал повторять какая я горячая. Губы, щеки, подбородок зудили от его щетины, но я не переставала. Его член окреп и я принялась натирать его ладонью. Кто-то вошел, выдернул из-под нас рюкзак.
Дверь прикрыли. Сумрак. Пылающий, влажный подбородок.
— Хочешь, поедем ко мне? — прошептал Тим.
— Я хочу еще остаться, мне здесь нравится.
Когда я наконец насытилась (или протрезвела) мы выбрались из комнаты. Тим сиял, как набриолиненный мустанг. А я искала глазами плечистого мальчика. Его не было. Ладно, пора отчаливать.
— Поедем ко мне? — поинтересовался Тим, когда мы, в салоне Мустанга, разняли рты.
— Если хочешь, мы просто посмотрим кино.
— Не сегодня, прости. Люблю свою кроватку. Но завтра, давай созвонимся завтра.
Я благодарно прильнула к нему, после чего он завел тачку.
Пробуждение было болезненным. Полдня я провалялась в кровати не в силах подняться. Вспоминания прошлую ночь, краснела от стыда. Я вела себя как неуравновешенная психичка и девица легкого поведения в одном флаконе, и все мои усилия по налаживанию связей для успеха в индустрии уже летят в тартарары. Я остервенело терла темя, лоб, жмурила без конца веки, каталась по кровати, свернувшись в клубок, издавая скрепящие стоны, словно это могло стереть из памяти прошедшую ночь.
— Как дела, малышка? Как насчет ланча с друзьями, Ким и Джейкобом?
Ехать я не хотела, но ночные поцелуи обязывали. Не могу же я повести себя как девица легкого поведения.
— Конечно, заезжай, — написала я и, обмотав страдающее тело полотенцем, поплелась в ванную.
Когда я села с мустанг, Тим поцеловал неловко и кратко, словно прошлой ночи и не было. Между нами царила калифорнийская зима: вроде зелено и пальмы кргуом, но что-то не то. В закусочной нас ждала Ким со своим муженьком — плечи хорошие, зубы блещут как с рекламного плаката. Не понимая должна ли я за себя платить или мой счет на Тиме, я сказала, что не голодна и весь ланч цедила морковный сок, умирая с голода. И почти все время молчала, с меня довольно. Тим не проявлял ко мне ни малейшего интереса, лишь спросил как мне понравился морковный сок, когда я громко всосала трубочкой последнюю каплю. После ланча он вернул меня к воротам моего комплекса.
— Спасибо за приятный день, — кивнула я.
Облегчение мое перемежалось с недоумением, когда к началу семестра он все еще молчал. Ведь я уже смирилась с тем, что теперь мы встречаемся! А потом я случайно узнала, что в Америке существует традиция обмениваться поцелуями в первую минуту нового года, ну, вроде как у нас чокаются на удачу, а они целуются без всякого намерения. Узнав это, в ужасе я представляла как покажусь в школе. Просто сидела в своей комнате и краснела. Но когда начался семестр, никто не подал виду, что знает о том, как я облажалась. Некоторое время я обходила стороной фойе, когда там собирались третьекурсники. Затем, однажды, наткнулась на Тима, а он и глазом не повел — словно мы не знакомы. И тогда мне стало намного легче.
А плечистого мальчика я долго еще искала в фейсбуке. Не сомневаясь ни грамма, что узнаю его по глазам, я пролистывала списки друзей моих друзей и их друзей, группы и сообщества, всматривалась в высоких плечистых брюнетов в кампусе. Кучу лиц прошерстила, не сдавалась до последнего, но те глаза так и не нашла.