Крыса

Катю Новикову Слава Михайлов ужасно бесил. Вваливался в класс в этой своей зашкварной куртке с имбецильной лыбой и таращился.

Катю от вида этих влажных, лапающих взглядов мутило. И ладно бы он на всех так, но ясно же, что одна Катя у Михайлова на уме. В классе эти обмены взглядами − заискивающего и катиного − понятнодело заметили. Народ зубоскалил и рисовал на доске позорные сердечки с аббревиатурой «К+С».

Катя делала вид, что ничего не происходит. Ну а что ей еще. А потом в один совсем отстойный понедельник Лидия Анатольевна при всех назвала Славу и Катю женихом и невестой, пока стирала очередное сердечко с доски. Такого Катя уже стерпеть не смогла и в слезах выбежала из класса. Тогда всё и началось.

О Славе в классе почти ничего не знали.

Только то, что живёт где-то в гостинках из архитектурной троицы «хихи-хаха». Название смешное, а вот суть не очень. Среди старшаков ходил слух, что химку там на каждом этаже прямо в коридорах варят, и все, даже пиздюки, там ходят укумаренные. Слава на расспросы самособой не отвечал, но был ходячим доказательством активного нарко-движа. Тощий, криво стриженный под машинку, круглый год в одной и той же грязно-синей адидаске и кроссах по сто рублей. Умом Слава Михайлов тоже не блистал − сидел тихо на задней парте и таращился то в окно, то на Катю Новикову.

Таких ровные пацаны за гаражами в асфальт вколачивают, но было в Михайлове что-то острое, будто просвечивало бритвенное лезвие, завернутое в целлофан неприглядной человеческой оболочки.

Короче, со Славой предпочитали не связываться. Но тут эта история с Новиковой, на которую не один Слава глаз положил. Данька Соколов и Паха Жаров решили поговорить. Без стрелки, просто по понятиям побазарить. Поэтому, после того, как весь класс отбил колени и локти в тесной раздевалке под присмотром каменнокожей вахтерши, пацаны пошли за Славой.

— Э, слышь − Паха свистнул − Миха, э! Миха, тормози, ебана.

Слава не оглядываясь ускорил шаг.

Данька Соколов сплюнул мат сквозь зубы и рванул вперёд, но Михайлов уже улепетывал так, что пакет с учебниками-тетрадками захлопал по худой спине. Пакет заменял Славе рюкзак с тех пор, как старый, желтый с Гайвером, пацаны порезали на перемене. Короче, очень хотелось догнать и отвесить пиздюлей, но Данька и Паха решили не накалять и поэтому неспешно двинули в сторону гостинок.

Гостинки «хихи-хаха» торчали гнилым зубом на пятиэтажной челюсти микрорайона.

В подвале первой набухла китайская забегаловка с шестом ровно посередине зеркального танцпола с красным ковролином, наползающим на стены. Крышу второй дважды сносил ураган − летающие листы фанеры забили пару кошек.

Данька жил через дорогу − в нормальном доме с клумбами и побеленными подъездами. Паха жил дальше, на берегу озера, где дома были получше и поновее. Им обоим стало стремно, когда их новенькие футболки - с надписью Nike у Даньки и портретом Илона Маска у Пахи − облепил кислый потный воздух первого подъезда первой гостинки.

— Бля, Дань, как мы найдем его в этом сральнике? − Паха достал кэмел и чиркнул зипом. Пижонские закидоны он привез из Питера, и Данька ему завидовал.

— Поделись по-братски, э? Чилл, братан. Не ссы, все путем будет. У тебя зажевать чем есть?

Паха медленно и дотошно зашарил по карманам джинс и внешним карманам понтового рюкзака. Данька прикинул, нравится ли Новиковой этот рюкзак и что вообще ей нравится. Девок вообще хуй разберешь, но Катя какая-то особенная, честная, что ли. Такая вряд ли поведется на модный шмот и качалку.

Его размышления прервал шум на пятом этаже − кто-то кого-то со всей дури пиздил. Пацаны взлетели на этаж в два прыжка и застали Славу Михайлова и какого-то мелкого не старше пятого класса.

— Миха, черт, ты что творишь, нахуй? − Паха дернул Славу за ворот и оттащил от пятиклассника. Мелкий лежал на полу, прижавшись лбом к перилам и как-то неровно и быстро дышал, как рыба с пробитыми жабрами на дне лодки. Нос, рот и всю шею вместе с воротником грязной ветровки заляпала смесь крови и соплей.

— Блядь, Михайлов, ты что вообще творишь? У тебя, нахуй, понятия есть вообще? Мы с тобой поговорить по-людски пришли, но теперь походу не получится.

Слава прикрыл глаза и сжал острые кулаки. Руки у него тряслись и побледнели. Мелкий повернул к нему голову и нетрезво рассмеялся.

— Сука − Слава это слово то ли проплакал, то ли прорычал.

— Че сказал? − Паха поднес к правой щеке Славы кулак-бройлер. − А это видел?

— Это брат мой, блядь. Брат. Нахуй такого брата вообще. Этому придурку кто-то химарь задвигает, понял? − Слава уперся глазами-иглами в Паху.

— Не понял − сказал Данька − как узнать, что ты не пиздишь?

— А пойдём со мной к ментам − подумав, ответил Слава − типа как свидетели. Можете рассказать, что я его пиздил, а я расскажу, за что. Меня одного менты нахуй пошлют, а с вами, может, дело откроют и закопают уже этих тварей бля.

Данька сощурился и замолчал. А Паха вдруг закипешевал:

— Не, Миха, не канает. Где пруф, что ты нас там не сдаешь как нарокдиллеров? Я не пойду, я лучше сам тебя здесь закопаю.

— Паха, харе. А ты, Михайлов, слушай сюда − мы никуда с тобой не пойдем. Завтра принесешь в школу доказательства, что это твой брат - фотку там или записку от мамы. Выебывайся как хочешь, но чтобы мы тебе с Пахой поверили. А после уже поговорим детально.

И ушли. А Слава присел на кортаны возле брата и тоже уперся лбом в железные прутья.

Катя Новикова потом у всех спрашивала, что произошло и как так вышло.

Когда утром в класс вошла завуч и попросила всех не вставать, что-то гадкое шевельнулось под ребрами. Неужели он? Славы Михайлова не было со вторника, но это не большая новость. Катя вообще-то даже вздохнула с облегчением − почти неделю никак тупых сердечек и ебланских шуток про «тили тили тесто». Зато потом сидела как громом пораженная, наматывая на шею чувство вины и ужаса. Семь ножевых ранений. Полет с девятого этажа. Могла ли она не представлять, как он летит вниз и смотрит на нее этими своими влажными глазами? Да пусть бы лапал дальше своими зенками, пырилками, лупами имбецильными. Но только живой был, господибожемой блядь.

Катя задавала вопросы всем, кто мог знать: кто? когда? где? Но никто его не видел, Слава будто сквозь землю провалился в этой своей гостинке, а потом вынырнул в другом районе уже мертвый.

Уже потом, месяцы спустя похорон, на которые собрали всю школу, спустя звонкие и пьяные летние каникулы, Катя сидела прижавшись к боку Паши Жарова и слушала лайтовую перебранку пацанов из его компании. В компании были в основном спортсмены, но была и парочка районных, про которых Паша шутил, что они хотят быть как «брат2», но получается только «черный бумер». В общем, нормально сидели, говорили ни о чем, кто с кем пил, кто куда ездил, и тут один из районных говорит:

— А помните, как во двор школы гроб вкатили? Вот же я угарел. Думаю, ну всё, сейчас целовать эту крысу придется.

— Крысу? − Катя удивленно выпрямилась.

— Новикова, блин, ты че, все еще переживаешь из-за вашей потерянной любви?

— Ниче она не переживает, отвянь, Данил − Паша обнял Катю за талию и притянул к себе.

— А реально Михайло крыса − встрял второй с района, с пеплом под глазами, но какой-то вертлявый, дождевой червь в кепке − пацаны говорили, что он хотел ментам настучать на старшаков.

— Какие пацаны − Катя удивленно таращилась то на Пашу, то на Данила. − Вы же говорили, что ничего не знаете.

— Мы и не знаем − сплюнул на землю Данил. − И тебе, Новикова, знать не нужно. Да, Паха?

Потом Паша за гаражами долго втаптывал Данила в грязь. И никто не стал их разнимать.