Фристайло

Мой попуг танцует фристайло.

Мой попуг откусит мне пальцы, если нож не откусит их раньше.

Я пьяна, а родители не видят. Я не вижу хлеб, который режу, а родители не видят, что я в говно. Родители смотрят Терминатора, отдай мне свою одежду и мотоцикл. Я все отдам, мам. Я все отдала, пап. Я забыла покормить попугая.

— Вик, вот эта грязь зачем на кухне? На улице с ним таскайся, поняла?

Рака мака фо, пап.

Папа привез японский плеер месяц назад. Он похож на отважный маленький тостер − тоже начинал с помойки. Папа говорит, что в Японии красивые и чистые свалки, не то, что у нас. На японских помойках папа нашел мебель для дома, бытовую технику, отважный плеер. У плеера есть прищепка, чтобы цепляться за ремень джинс. Он не умеет переворачивать кассеты, ну и что. Я все равно крутая.

Если уложить волосы под ровный пробор, я похожа на ту телку из клипа. Пойду сегодня на падик, там заценят. Может, кто-то предложит мутить.

— Отвали!

Катя кричит Даньке. Он поставил ей поджопник, потому что хочет, чтобы она за ним побежала. Все знают, что они уже сосались. Но Катя не бежит, Катя слушает мой плеер. Я хочу, чтобы Данька хотел, чтобы я за ним побежала, но он смотрит на Катю − Катя с плеером в два, нет, в три раза круче, чем без. У меня без плеера шансов нет совсем. Катя сращивает сиги просто так, за красивые глаза. Я сращиваю за плеер и скидон.

На качелях мальчики справа, девочки слева. Между нами черта, которую нарушают только сиги и бухло. Мы сидим на качелях и ждем, пока Данька и Леха втарят полторашку. Мы все хотим преодолеть эту черту, мы смотрим, как тетка в ларьке ломается, но принимает наши карманные «на мороженное» и выталкивает в узкое окошко две полторашки. Катя качает головой под музыку, на ней короткий топик, который открывает загорелый живот, и фиолетовые лосины. Все мальчики хотят преодолеть черту с Катей, а я бледная и в плотных джинсах.

Говорят, одна из 8 «Г» лишилась целки на трубах в подвале с кем-то из старшаков. Мы играем в бутылочку в подвале и преодолеваем черту. Данька, Леха, я, Катя и пара пиздюков, я их не знаю. У нас две сисьски отвертки, нужно выпить одну, чтобы начать игру. Ненавижу это слово, потому что пацаны ржут, когда подношу бутылку к губам.

Нас много. Нам темно и тепло. Катя вернула мне плеер, я целовалась с Данькой. Точнее, он меня целовал − в щеку. Леха целовал Катю. Катя целовала пиздюка. Когда пришла очередь Даньки, Катя слилась. Мы лежим на трубах и курим парламент. Кажется, Леха смотрит на меня. Спасибо, пап, за подгон.

Потом я врубаю плеер и иду поссать. Подвал большой и темный, с музыкой не так страшно. Катя не дослушала трек фристайло, я опираюсь за сырые стены и лечу. Мне так хорошо, что я не сразу замечаю Даньку. Зато он меня замечает и орет

— Где Катя??

Я пытаюсь пролететь мимо, Даня поднимает большой камень.

— Где она, блядь?!

В подвале все черно-белое, но руки у Дани красные. Пиздец, я аж обоссалась со страху. Из окна под потолком геометрически-правильно падает свет, я вижу стену за Данилом, на ней написано «Катя, я тебя люблю».

Я не сразу догоняю, чем написано. Данил замахивается и орет, в помещение забегает какой-то мелкий. Данил кидает в него камень, тот орет матом, влетает Леха и бьет Даню. Я стою и пялюсь на стену, на ней сердечки и стрелы Амура, а из окна падает божественный свет. Так красиво, пиздец. А Катя давно ушла домой.

Дома я:

моюсь,

стираю одежду,

чищу зубы,

еще раз чищу зубы,

ем немного зубной пасты,

мою посуду,

протираю стол,

еще раз мою руки.

Когда приходят родители, я еще пьяная, но они не видят. Только попугай орет от голода. А мне кажется, что от ужаса.