Непробиваемый блок. Глава 4. Часть 14
Секретарь Нам, примчавшийся в спешке по срочному вызову, оцепенел.
Среди людей с выпученными от ужаса глазами, распростёртых на полу, возвышался лишь один человек. Стоило пройти мимо колонны с изображением ангела и распахнуть дверь — и перед глазами предстала эта адская картина.
Со Ха Хён закатал рукава рубашки до локтей. Галстук куда-то исчез, верхние пуговицы были небрежно расстёгнуты. Растрепанные волосы почти закрывали глаза, придавая взгляду зловещую остроту.
Он даже не заметил, что на белоснежную рубашку и красивое лицо попало несколько капель крови, и, словно ничего не случилось, лениво махнул рукой.
Секретарь Нам ещё с того момента, как начальник внезапно приказал принести в комнату инструменты, чувствовал, что дело дрянь.
Но когда он воочию увидел залитых кровью людей, он понял: вот оно, последняя черта наконец-то перейдена.
Да, с таким характером он и так долго тянул.
А Ха Хён тем временем методично топтал лица лежащих. Из их ртов, уже беззубых, лились мольбы о пощаде, невнятные, но полные ужаса. Со Ха Хён жутко усмехался, а секретарь Нам начинал в уме считать количество всех религий, существующих на планете.
— Жрали бы бабки молча и валили, — процедил Ха Хён.
— …П-простите! О-один раз, пощадите… А-а!
— Ты, сука, вызываешь спортсменок в клуб как «шлюх»?
Его низкий голос был холоден, как могила.
— Сколько лет этой херней занимаетесь?
Вопрос, бьющий в самую суть, заставил тренеров замереть. Ещё минуту назад они слёзно умоляли о пощаде, а теперь их рты, будто заколдованные, не могли произнести ни слова.
— Это же не первый день, как вы пользуетесь положением. Кон Ын Гиль вы тоже заставляли прислуживать?
— Блять, отвечайте, — пригрозил Ха Хён придавив нос тренера ботинком.В его чёрных зрачках не было ни малейшего намёка на эмоции — только холодный блеск.
Когда он открыл ящик с инструментами и достал промышленный пистолет для забивания дюбелей, тренер в панике взвизгнул:
— Н-нет! Ын Гиль не трогали! П-по негласному правилу таких, как она, просто игнорируют и изолируют!..
— …Ага. И это, конечно, тоже пиздец.
Со Ха Хён присел, согнув одну ногу, так, чтобы быть на уровне глаз с распростёртым тренером.
— Тренер, я не из тех, кто делает добро «Ветроуказателю». Так зачем, по-вашему, я вас вытащил оттуда? Только чтобы вставить палки в колёса UH.
— Г-господин президент… Если только раз простите, мы тихо исчез…
— Трачу миллионы, чтобы лично вырезать гниль.
— Таких, как вы, надо камнями закидать, а я вас позволил вам уйти с гордо поднятой головой. Моя ошибка.
Ха Хён без всякого выражения на лице схватил ладонь тренера и приставил пистолет.
Он холодно нажал на спуск. Пух, пух, пух — металлические стержни вонзились в плоть. Из ладони хлынула кровь.
— Руки спортсменок не для того, чтобы вонючий алкоголь разливать.
Пух, пух. Металл с легкостью прошивал мягкую кожу.
— У меня такая женщина, а ты, мразь, посмел на неё руку поднять?
— Ты хоть знаешь, кто сейчас от неё без ума?
— Вы все, как я посмотрю, мечтаете сдохнуть.
Он бросил пистолет и взял молоток.
— Тренер, когда в следующий раз будешь кого-то душить, — сказал он, — сначала проверь, нет ли у жертвы психически нездорового мужа. Особенно если его диагнозы не влезают на три листа А4. Тогда беги без оглядки.
Секретарь Нам, чтобы хоть как-то отключиться от реальности, вставил наушники. Но музыка подвела. Эдит Пиаф, Non, je ne regrette rien.
Под этот классический шансон Ха Хён взмахнул молотком.
— Так, может, в следующий раз и трагедии избежим.
— Жалкие черви, которых раздавишь — и не пискнут..
Он бил, будто дробил кирпичи — без колебаний.
Спустя какое-то время Со Ха Хён, тяжело дыша, провёл рукой по волосам. Кровь, запачкавшая носки и задники туфель, он вытер об одежду мужчин.
На полу валялся его галстук с окровавленным концом, но его это, похоже, нисколько не волновало.
Он снова завязал галстук на шее, чуть напевая под нос. Затем, не спеша, подошёл обратно к ящику с инструментами.
Теперь он взял в руки плоскогубцы.
Когда Ын Гиль, приходя в себя, открыла глаза, первым, что она увидела, был изможденный вид Чхве Боры. От слёз её глаза и губы распухли, как переваренные пельмени.
Оглядевшись, она поняла, что находится в больнице. На руке была капельница, а шея туго забинтована.
— Старшая, вы в порядке? — спросила Чхве Бора, шмыгнув носом.
Ын Гиль не чувствовала реальности.
— …Нет, похоже, совсем не в порядке.
Голос превратился в сиплый хрип. Вместо него наружу вырвался только сиплый, рвущий уши шум, от которого горло раздирала боль.
Она была в сильном замешательстве, но в тот момент, когда слеза Чхве Боры скатилась по подбородку и капнула вниз, перед глазами вспыхнуло её лицо, мокрое от янтарного виски. С этого всё и началось: размытые воспоминания нахлынули взрывом.
— Ты!.. Тот тренер!.. Где этот ублюдок?!
Стоило Ын Гиль слегка приподняться, будто собираясь вскочить с кровати, как Чхве Бора затараторила пулемётной скоростью:
— Жив, наверное! Когда уходила из бара, вроде как дышал ещё!
— Слышала, как он звонил, велел принести плёнку и инструменты. Вряд ли у него есть семья, ну… в общем, он ведь не такой дурак, чтобы сесть в тюрьму, правда же?
Чхве Бора металась: то вставала, то комкала одежду, то теребила лицо.
— Ты точно в порядке? Давай поменяемся местами.
— Президент Ха Хён просто взорвался, вы знали?!
— Не помните? Увидел ваше разбитое лицо и… — Чхве Бора обхватила себя руками.
— Глаза у него были такие!.. Выражение лица!..
Ын Гиль невольно коснулась живота. Там по-прежнему ощущалась мощная, сдерживающая сила. Объятия, что крепко сжимали её сзади, будто собирались раздавить. Забота, мягко закрывавшая обзор и шум. То, что удерживало рушащуюся Ын Гиль на ногах, — баррикада в виде Со Ха Хёна.
От серьёзного тона Чхве Бора зажмурилась, будто ждала удара.
— С чего ты сразу защищаешься? Кто тебя обвинял? — Бора медленно приоткрыла глаза. — Не обесценивай, через что ты прошла. Не говори так, будто это ерунда.
Её голос невозможно было назвать человеческим – это был скорее просто шорох ветра, но его сила ранила до глубины.
— Виски, вода — без разницы. Если тебя не уважали, то мерзко тебе было одинаково.
— …Сегодня… тренер снимал меня в другой одежде, как я вино разливаю. Грозился разослать фото, если не явлюсь по первому зову.
Всё началось с того, что не тот человек, не в той одежде, не в том месте творил зло. Он был просто невежественным ублюдком, не имевшим никакого права кого-то наставлять.
— Мы ни разу не говорили об этом друг с другом прямо. Но как-то… всё равно было понятно. Хоть никто ничего не озвучивал, но всё равно, как-то… понимали друг друга. Вот почему всё было на грани.
Жизнь спортсмена разочаровывала, а вне спорта они чувствовали себя жалкими. Зажатые между этими жерновами, их острые характеры становились ещё колючее, и порой искры летели на Ын Гиль.
На площадке тяжело, а за её пределами — ещё труднее.
Бора — игрок, что уже достигла пика карьеры. Игрок, которого бросил персонал. Игрок, что не сдалась и вернулась. Игрок, для которого матчи и тренеры — ерунда.
Поэтому — наглая. Поэтому — крутая.
— Живёшь и понимаешь: кто больше жаждет, тот и слабак, — её голос, будто пропитанный пеплом, был пуст.
Взгляд Ын Гиль, устремлённый в пустоту, был опустошённым.
— Но хотя бы передо мной, хотя бы между нами... — её взгляд был всё таким же крепким, несмотря на раны и удары. — Раз уж ты так сильно хочешь – притворись, будто ты уже победила.
— Раз уж ты так сильно хочешь — веди себя, будто у тебя уже всё есть.
— Если твои фото, фото наших игроков, всплывут, я снимусь голой, чтобы всё перекрыть. Заберу всё внимание. Так что не бойся.
Напряжение спало, часть тела обмякла. Чхве Бора, глядя на эту невероятно стойкую женщину, заговорила:
— …Я тоже тайком записывала. Как он оскорблял и прочее...
Ын Гиль, с пёстрыми от синяков щеками, ухмыльнулась.
Винг-спайкер (доигровщик) в волейболе — универсальный игрок, участвующий в приёме, атаке и защите команды.
Чхве Бора спрятала лицо в ладонях. Свет, что едва забрезжил в конце долгого туннеля, был слишком тёплым. Облегчение, которое невозможно описать словами, расползалось по самым тёмным уголкам души.
— Это было единственное, на что можно было смотреть, а теперь оно похоже на выкопанную картошку.
— Эта картошка — решающее доказательство, которое засадит тренерского ублюдка в тюрягу, дурья башка!
— А если вылезет какая-нибудь левая статья? Это ж не первый раз, когда вы с тренером поцапались! Если пойдёт слух, что вы вечно в разборки лезете, карьере конец!
В этот момент вмешался Со Ха Хён, неся с собой запах крови. Он был спокоен и холоден. Привычная улыбка, что всегда красовалась на его лице, будто часы, исчезла без следа.