Непробиваемый блок. Глава 10. Часть 10
Когда Со Ха Хён вошёл в студию, тесная комнатка стала ещё удушливее.
Сердце Ын Гиль бешено колотилось.
Когда она услышала его голос? Когда он её оттолкнул? Когда угрожал, как зверь? Может, всё сразу. Лицо пылало, и только сейчас она поняла, что звонок оборвался.
Шея горела, кровь бурлила. Впервые за долгое время Ын Гиль осознала, что жива. Не запрограммированная машина, которая ест, спит и идёт играть в волейбол, а живой человек. И это чувство приходило только через Со Ха Хёна.
— Кон, после развода переезжай отсюда.
Ха Хён, холодный, прислонился к стене. Из-за этого Ын Гиль, собиравшаяся сесть на пол, так и осталась стоять.
Его аристократизм проявлялся в таких мелочах. Даже будь тут стул, сомнительно, что он сел бы безропотно. В тот день, когда он пришёл на чердак, он тоже не переступил порог.
Скрестив руки, он, будто недовольный, обводил взглядом каждый угол. У его ног лежали пакеты с кашами и ланч-боксами — явно не на одного.
— Почему моя экс-жена так живёт? — с первых слов он вонзил нож.
— Для жизни в одиночку тут самое то.
Ын Гиль прикусила губу, осознав, что сказала лишнее.
Она не для этого звала его. Но стоило встретиться с ним лицом к лицу, как слова становились колкими. Так было с первой встречи.
— Я готов отвалить столько, чтобы ты жила в роскоши всю жизнь. Думай обо мне как о спонсоре, будь жадной, как раньше. Пусть не муж, но я всё ещё твой спонсор.
Забота или безразличие? Ын Гиль, взъерошив волосы, вздохнула.
Мужчина, которого она не видела месяц, всё так же подавлял своим присутствием. Похудел ли он? Его черты стали ещё резче, острыми, как лезвие. Чёрные волосы, словно ночь, окутывали его, и от этой напряжённой ауры она сжала пальцы.
— Подумал: у нас ведь не было обручальных колец.
Расставание казалось концом спектакля, и это наполняло её тоской.
Он нахмурился, видимо, поняв, что разговор сбился.
Снова тишина. В телефоне он грубо наступал, а теперь, строгий, лишь внимательно осматривал её и комнату.
— Сначала не хотел говорить, а теперь зачем пришел?
Его взгляд, жгучий и пугающий, будто она — единственная в мире, приковал её. Одно его слово уже насытило её.
— …Со Ха Хён. Я видела Ын Чэ. Сестру.
— Ага, — Ха Хён, скучающе, оборвал её. — Не говори о прошлом, Кон.
Он фыркнул и отвернулся, напряжённый.
— Хочешь знать, почему я солгал? Думаешь, узнав причину, снова меня полюбишь?
Его насмешливая улыбка была, как сухой песчаный ветер.
— Мне плевать, любишь ты меня или ненавидишь. Это не важно.
— То, что я своими глазами видел, как ты страдаешь из-за меня.
Его слова были непонятны. Он натянуто улыбнулся, но это выглядело неестественно. Губы напряжены, глаза сухие.
— Ты назвала меня живым трупом. Все вокруг чего-то лишаются. И ты из-за меня пострадала.
— Можешь обещать, что такого не повторится?
Он холодно пресёк её возражения и резко продолжил:
— Пусть весь мир катится как попало. Мне важно, чтобы с тобой, Кон, всё было в порядке.
Он потянулся к ней, но, сжав кулак, опустил руку.
— Не смей забрасывать себя, не играть в волейбол, запирать рот на замок. Язвы во рту от недоедания — тоже. Ты не копаешь норы, ты их грабишь.
— Так что это расстояние между нами — безопасно. Это мой вывод.
Ын Гиль забыла все заготовленные слова. Глаза моргали, сдерживая слёзы.
Смешно: его любовь подавляла её, не давая высказать правду. Она не могла гладить его, говорить, что он прекрасен, самый лучший.
Чёрт, ты ненормальный… мерзкий…
Слова, которые она хотела крикнуть, умерли навсегда. Их не вернуть.
Она проглотила оправдания, забивая их вглубь сердца. Она уже потеряла Со Ха Хёна. Его доброта — не переступать её порог — чувствовалась ещё тогда, на чердаке. Она с усилием улыбнулась, подняв щёки.
— Значит, предлагаешь быть друзьями?
Но, вопреки её желанию, он улыбнулся, сверкнув глазами. На этот раз улыбка была почти настоящей.