Твоему ведомому. Глава 57
— Старшая, ты в детстве кендо занималась?
Чон Ха в оцепенении хлопала глазами, стоя будто во сне.
Полураздетый парень, сняв верх, опирался одной рукой о стену и смотрел на её детскую фотографию.
В комнате не было света. Может, из-за этого его взгляд, устремлённый на снимок, где она была с Сон Хой, казался мрачным и застывшим.
Время от времени в окно заглядывал свет фар, освещая его изогнутую спину.
Он равнодушно обернулся и бросил на неё взгляд.
Раз, другой — он моргнул, словно отряхивая с ресниц что-то лишнее.
И тогда все жёсткие чувства, что копились в глубине глаз, вмиг испарились.
— В детстве ты вот так улыбалась, да?..
Только что этот парень явно валялся пьяный, но теперь у него в глазах читалась такая ясность, будто он не напился, а принял какую-то целебную настойку.
Кан Хи Сэ, лениво подойдя ближе, бесцеремонно выхватил из её рук стакан с водой.
Медленно осушая его, он смотрел на Чон Ху пристально и как-то странно холодно, сверкая острым, отчётливым взглядом.
Чон Ха, смущённая движением его кадыка, отвернулась.
Вдруг она очнулась и закричала невпопад. Мысли в голове перемешались — с чего вообще начать?
— …Ты, это... что ты, чёрт возьми, с телом сделал?!
Она скривилась, словно не веря своим глазам, и указала пальцем на его грудь.
Половина крыла с тонко прорисованными перьями тянулась от правой стороны к боку. Рельефные косые мышцы живота, будто вырезанные ножом, казались продолжением крыла. Каждый раз, когда он поворачивал корпус, узор и мышцы двигались, словно живые, волной.
Ни одна работа не выглядела бы настолько реалистично.
— Ты же военный! Курсант! Будущий офицер!.. И с татуировкой?!
Взбешённая, Чон Ха чуть не подпрыгнула. Кан Хи Сэ, будто наслаждаясь её реакцией, медленно провёл рукой по груди и боку.
Смотреть на это было… странно. Атмосфера, настроение — всё начинало как-то перекручиваться.
Это человеческое тело или что-то другое?
Его торс, сплошь из твердых мышц, казался таким плотным, что в него и нож не войдёт.
И когда их взгляды встретились, лицо у неё загорелось жаром.
— Не парься, сказали, плюнешь и сотрёшь.
Он пожал плечами, будто это была мелочь.
— Серьёзно. Это просто хна. Скоро само исчезнет.
На его слова Чон Ха лизнула палец, потом попыталась стереть рисунок прямо у него на груди.
Как курсант академии посмел спрятать такое под военной формой…
Она хмуро посмотрела на это безобразие — в глазах повисло тяжелое осуждение. Потом снова нервно провела пальцем по коже. В раздражении Чон Ха плюнула ещё пару раз и потёрла, но…
— Хи Сэ, ты издеваешься? Оно не стирается!
— …Да ладно. Просто сильнее надави. Сказали же, что сотрётся. Сильнее, — он вдруг заговорил тише, почти шёпотом.
— Да что за чушь, я же пробую — не работает!
— У тебя просто сил не хватает. Эй, ты серьёзно думала, что сотрёшь мою хну одним таким мазком?
— У-ух… Ещё сильнее. Прожми хорошенько.
— Тебя какой-то шарлатан надул, да? Он вообще был тату-мастером?
— Фу-ух… Ну, возможно. Ух, вот туда. Неплохо. О, то есть... стирается…
— Подожди, подожди. Дай хоть свет включу.
Чон Ха почти носом уткнулась в его грудь, пытаясь разглядеть тату, и потянулась к стене, чтобы нащупать выключатель.
— Это тебе так просто не сойдёт с рук. Может, оно навсегда! Кан Хи Сэ, тебя обману…
— Да брось. Лучше дай сюда руку.
В этот момент он резко схватил её за запястье.
Он демонстративно засунул её указательный и средний пальцы себе в рот, обвил их языком и сильно пососал, втянув щёки. Чон Ха застыла, как ледяная статуя.
Затем он, используя её пальцы, влажные от слюны, начал тереть себе грудь. Чавкающие, липкие звуки щекотали её уши.
У Чон Хи в голове всё побелело. Она только беззвучно открывала рот, как рыба. Рука напряглась.
Охнув, она поспешно попыталась выдернуть руку, но только сильнее надавила на сосок.
Подушечкой пальцев она почувствовала, как упругая, твердая плоть слегка подалась под пальцами, а потом снова вернулась в форму. Кан Хи Сэ тихо усмехнулся:
— Старшая… у меня тут красиво, да?
Теперь он нарочно касался себя. Светлые соски казались ей даже красивее собственных.
— К-красиво… то есть, это не имеет значения!
Чон Ха резко отвернулась и прикусила язык. Чуть не сказала всё, как есть.
— Почему не имеет? Ещё как имеет. Ты ведь меня не выгнала и домой притащила, потому что я тебе нравлюсь. Я чуть не помер, подстраиваясь под твой шаг, думал, зад отвалится.
— Ты… ты что, значит, не был пьян?..
Когда Чон Ха, запинаясь, задала вопрос, он только мило прищурился, будто ни при чём.
— Старшая, понимаешь… — Кан Хи Сэ крепко сцепил с ней пальцы и прижал её руку к своей груди. — С другими я хоть и кувыркался, но с тобой, может, вообще никогда не смогу.
— Если я с тобой пересплю, сердце, блять, лопнет, и я сдохну. А ведь только сейчас… только сейчас мне впервые захотелось пожить подольше…
— Это несправедливо. Даже когда ты просто касаешься моей кожи…
Он сжал её рукой свою грудь. Закрыл глаза, словно от боли.
Бешено стучащее сердце, казалось, вот-вот вырвется из-под кожи.
В тёмной комнате воздух стал густым. Чон Ха, напряжённая, дышала, словно пойманная в капкан птица.
— Но хуже всего не это. Даже муравьи, даже тараканы, даже другие ублюдки могут признаться тебе в любви. А я — нет.
— Даже если ты с кем-то ещё будешь трахаться, я ничего не смогу сказать. Потому что я…
Он вдруг замолчал и прислонился лбом к старой фотографии Чон Хи, сделанной десять лет назад.
На ней она улыбается в камеру, стоя рядом с Сон Хой, у которого не хватало переднего зуба.
И в этом самом простом, ничем не примечательном снимке Кан Хи Сэ утопал.
Чон Ха смотрела в его глаза — тёмные, как трясина, и вдруг почувствовала, как у неё пересохло в горле. Господи…
— Моя жизнь — не моя. Я никогда и не думал, что она принадлежит мне.
Вот оно… всегда что-то было не так…
Сообщения, которые она видела, его слова о желании жить хорошо, жить долго — они, как камешки, задевали её сердце.
Чон Ха невольно сжала его грудь. Всё наконец сложилось в одну картину.
— …Ты не шутил насчёт того, что у тебя с сердцем плохо.
— Вот почему ты всё время в госпитале торчал… почему был освобождён от тренировок… почему тебя признали негодным к управлению… Всё дело не в том, что ты лентяй или у тебя анемия… Это действительно было что-то серьёзное…
Пока она проговаривала это вслух, его лицо всё больше каменело.
Но он всё равно проходил со мной парашютные тренировки, летал на параплане, таскался повсюду.
Хотя врач из Аэрокосмического медицинского центра настойчиво предупреждал, что ему нельзя перегружаться.
Но Чон Ха не восприняла это всерьёз.
Потому что Кан Хи Сэ всегда улыбался.
Протягивал руки. Кокетничал. Постоянно прижимался к ней.
Её горячие, будто опалённые огнём пальцы начали остывать.
Почему… почему ты болен? Почему именно ты? Почему именно сердце?..
Чон Ха даже хотела закатить ему истерику, устроить разборку, хоть и бессмысленную.
Но даже в этот момент Кан Хи Сэ просто слабо улыбнулся и прижался щекой к её руке.
А потом криво усмехнулся. В его чистых, искренних глазах блеснул свет.