Твоему ведомому. Глава 45
Чон Ха вскочила и снова бросилась бежать.
Сначала она бежала от матери, от дыры в груди, а теперь — от солнечного света, просочившегося в эту самую дыру.
Птицы громко щебетали над головой, перелетая с ветки на ветку, но она так и не обернулась.
— Я… на самом деле тебя люблю.
На пути к казармам Чон Ха, словно лягушка, попавшая в капкан, прижалась к стене.
Что?! Кто это сейчас несёт такую чушь?!
Её глаза метались из стороны в сторону. Однако на безлюдной тропинке стояли лицом друг к другу парень и девушка.
После долгого перерыва лицо Чон Хи вновь обрело остроту и превратилось в привычную грозную маску председателя дисциплинарного комитета.
За стеной девушка дрожащим голосом признавалась:
— Прости, что так внезапно, наверное, ты в шоке.
— На самом деле, когда ты меня отверг, я завалила экзамены… Поэтому всё ещё на третьем курсе. Когда сказали, что будет совместное обучение в академии, я сразу подумала о тебе… И, увидев, поняла — ты не изменился. Как и мои чувства.
— Ты ведь хотела стать медсестрой?
— Ага… Я и сама не ожидала, что попаду в академию, — девушка неловко рассмеялась.
Между парой витала особая атмосфера. Чон Ха, услышав знакомый низкий голос, покачала головой, не веря.
— Тогда тебе не стоило признаваться.
Чёткий голос снова пробил стену. Чон Ха открыла рот. Он принадлежал тому, кого она знала.
— Приехать на совместное обучение и открыто признаваться старшему — недопустимо.
— Не знаю, как у вас, но у нас в этом плане строгая дисциплина. Я против бессмысленных поступков. Ты кажешься мне легкомысленной.
Вот оно, образцовое поведение. Курсант академии должен следовать уставу. Это был безупречный, классический отказ.
Чон Ха кивнула в знак согласия, но, осознав, что восхищается им, яростно потрясла головой.
— Особенно в нашей академии все боятся председателя дисциплинарного комитета.
— Если не доложишь по совести, он выследит, сфотографирует и загонит в угол. А если доложишь, проведёт дотошное расследование и отправит отчёт о свиданиях родителям обеих сторон — так говорят.
— Серьёзно, так жёстко? — голос девушки дрожал от потрясения.
— Да. Председатель этого набора чувствителен к любовным делам. Ненавидит безрассудные романы, разрушающие дух курсанта. Всё делает по уставу, образцово.
— Я не хочу ни штрафных баллов, ни косых взглядов от председателя.
— Пока он сам не переступит черту, я тоже не буду.
— По… поняла. От одного описания уже страшно…
Девушка, ошеломлённая, лишь кивала.
Чон Ха застыла, моргая. Неужели мой авторитет так высок? Она ощутила гордость, но почему-то стало как-то неприятно.
Момент признания закончился назиданием от имени кого-то другого.
Услышав это имя, Чон Ха напряглась. Она и раньше подозревала, но столкнуться с признанием парня, который не был ни сводным братом, ни другом, было невероятно неловко.
Может, уйти? Но возвращаться по той же дороге означало встретить Кан Хи Сэ. И её шаги замерли.
— В школе когда-то висели баннеры: первый и второй по успеваемости. Вы и здесь однокурсники. Ты всё ещё… так к ней относишься?
Голос девушки едва заметно дрожал от волнения.
Чон Ха, забыв, что подслушивает, навострила уши.
— Я всю старшую школу смотрела только на тебя, так что замечала многое. Ты шёл за ней на расстоянии после вечерних занятий, бил тех, кто её оскорблял, а потом месяц мыл полы в инструкторской…
— Если всё сказала, иди. Я вежливо отказал, соблюдая приличия.
— Уходи, — холодно выдохнул Чон У Гён, развернулся и пошёл прочь.
Девушка, оставшись одна, смотрела ему вслед, едва сдерживая слёзы. Она позвонила подруге, а Чон Ха, расслабившись, осела на землю.
Путь до общежития казался бесконечным.
— Говорят, Чон У Гён получил признание от курсантки-медички.
Несколько дней академия гудела из-за признания командиру курсантов.
— Сто пудов её отшили. Он же в таких делах, блять, холоден, как лёд. С бабами у него, походу, ни черта не клеится.
Её мысли становились тяжелее из-за этих банальных сплетен про Чон У Гёна.
С начальной школы он получал на все праздники мешки конфет, шоколада и леденцов. И даже став курсантом, его смазливая внешность никуда не делась, но все словно с ума посходили, будто он нарушил какое-то негласное правило, и это смешило.
Чон Ха вышла из аудитории, глубоко вздохнув.
На самом деле проблема во мне.
После визита матери она часто замирала, погружённая в мысли. Слушала птичий щебет, ловила тёплый солнечный свет — и из-за них теряла нить лекции.
Ей виделись чьи-то блестящие ресницы, бледная ладонь, подбирающая птенца.
Из-за этого она даже приостановила тренировки по парапланеризму.
Но отсутствие младшего курсанта не облегчало, а заставляло её грызть ногти весь день.
Как назло, бесконечные звонки от Кан Хи Сэ прекратились. Он словно испарился. Она не могла сосредоточиться на занятиях, волнуясь за него, но не решалась пойти и проверить. Казалось, стоит ей открыть ту дверь — и что-то пойдёт совсем не так.
Чон Ха ускорила шаг, будто убегая.
Нет, нет. Этого не может быть.
Он больной, косноязычный, из далёкой страны, и если за ним не следить, его снова завалят девушки.
Он требует слишком много внимания. К тому же, он мой единственный парашют, спасающий от падения.
С начала семестра она была на пределе. Ошибки, свалившиеся как гром среди ясного неба, держали её в напряжении. Столкновения с людьми, которых она хотела избегать, вымотали её.
Ощущение, будто заглянула в чью-то тихую вселенную… возможно, это всё и вовсе не так уж и важно.
Чон Ха прижала руку к груди и стряхнула пыль с формы, словно отгоняя мысли.
Трудно только до первого взмаха крыльев, а потом ты свободна.
Щебет, что тогда донёсся до неё, можно просто стряхнуть. Как ниточку на рукаве, которую она упрямо стряхивала и сейчас.
Кафе, арендованное для встречи курсантов трёх академий, с порога пахло жареной курицей.
Чон Ха пришла на полчаса раньше, чтобы занять самый укромный угол.
— Эй… да ты!.. — донёсся из-за двери громкий голос Чжин Чжу.
67-й набор был центром этого совместного обучения, и Чжин Чжу, похоже, была занята, бегая туда-сюда.
Чон Ха подумала позвонить ей, но, открывая дверь, услышала:
— Еще одна, что уронила своего птенца.
С бесстрастным лицом, подпирая подбородок рукой, на пустынной лестнице сидел курсант.
Дверь, приоткрывшись, тут же закрылась.
На нём была строгая форма и неуместная повседневная бейсболка.
Кан Хи Сэ, застегнувший пуговицы вкривь и вкось, смотрел прямо на неё.