Непробиваемый блок. Глава 3. Часть 3
Со Мин А уже несколько дней ломала голову — у неё не было ни одной подходящей фотографии для соцсетей. Атмосфера в "Ветроуказателе" с каждым матчем становилась всё хуже, и сосуществование под одной крышей тоже давало трещину. Если раньше они хоть как-то уживались, почти не замечая друг друга, то теперь между ними царила удушающая неловкость.
Так что, естественно, найти хоть один кадр, который можно было бы выложить в сеть — красивый, положительный, — стало невозможным.
— Ха-а.. — Мин А в конце концов тяжело вздохнула.
Это всё я, моя вина... — казалось, виновата она одна.
Ын Гиль только морщилась, едва завидев тень Со Ха Хёна, а тот, сам того не осознавая, всё чаще задерживал на ней взгляд. Какая-то непонятная напряжённость окутала дом, сгустилась между ними, и, казалось, пронизывала всё насквозь.
Листая фотографии с игры Ын Гиль, Мин А снова вздохнула.
Ж-жжж. Ж-жжж. Телефон завибрировал, и, едва взглянув на экран, она вздохнула ещё тяжелее.
На короткий миг Мин А всерьёз задумалась — как бы так естественно не ответить на звонок. Но быстро поняла, что всё это пустое.
— А, она ещё не пришла. Н-но она едет!
Со Ха Хён уже несколько дней звонил в одно и то же время с одним и тем же вопросом. Мин А невольно начала переживать — неужели её спортсменка чем-то не угодила спонсору? Поэтому каждый раз она вставала на защиту Ын Гиль.
— П-просто у неё сейчас тяжёлый период... Б-брат, может, тебе стоит быть немного... помягче...
— Помягче? — голос в трубке ощутимо стал холоднее, резче.
— А с каких это пор ее мягко воспитывают?
— Из неё нужно сделать нормального зятя. Если сейчас не поставим её на место, на всю жизнь обузой будет.
Мин А стало тяжело на душе. Этот чёртов "зять". Этот чёртов Чжегён. Из-за неё на плечи Ын Гиль легла очередная ноша, которой быть не должно.
— П-постой! — она поспешно окликнула брата. Потому что Кон Ын Гиль, её любимая спортсменка, не должна жить, подчиняясь стандартам Чжегёна. Она должна быть свободной.
— М-моя спортсменка... она обычно не пьёт. А-а если даже выпьет, то как в прошлый раз — пойдёт тренироваться. О-очень спокойно! У неё нет п-плохих привычек!
Из трубки доносился только ровный звук ручки. Это ледяное молчание сдавливало ей грудь, но она не могла не сказать этого. Хотела донести — её спортсменка вовсе не сломана. Она сильная, крепкая. Настоящая. Ха Хён, однако, безжалостно разбил её веру.
— Неважно, как ты это оправдываешь. Кон Ын Гиль напилась, била кулаками по беговой дорожке, говорила о сексе, и даже заплакала.
— Ты правда называешь это силой?
Мин А хотелось возразить, но язык словно онемел. И от этого было вдвойне обидно.
—Тот, кто, напившись, избивает себя, талантлив и к худшему. А если ей под руку подвернётся чем-то закинуться или кто-то захочет заняться с ней сексом? А если ей понравится?
— С моей точки зрения, Ын Гиль — человек на грани. Стоит ей один раз перейти черту, и всю плотину прорвет.
— Т-тогда, может, если бы ты был к ней немного добрее...
— Лесть хороша, когда перед тобой соответствующий человек.
— С нападающими так не работают, — пробормотал он, усмехнувшись. — В любом случае, я отправил одежду через секретаря Нама. Как придёт спортсменка — пусть переодевается. Сегодня вечером у нас уроки для зятя.
— Со Ха Хён здесь? — недовольно буркнула Ын Гиль, выходя из чёрного седана. Она встала, оперевшись на одну ногу, и оглядела здание перед собой.
Этажей пять, не выше. Но стены — абсолютно чёрные, а единственная цветная деталь — бордовая входная дверь. Выглядит... зловеще.
— Здесь собираются отпрыски крупных семей. Каждый из них — не только сын корпорации, но и её будущий зять. Босс велел передать, что сегодня ваше первое занятие. Присутствовать обязательно, — вежливо доложил секретарь Нам, будто зачитывая рапорт, и почему-то не отрывал взгляда от Ын Гиль.
Обтягивающее чёрное вечернее платье, длинные сверкающие серьги, аккуратно уложенные волосы, макияж — деликатный, но яркий. Он смотрел — и всё больше удивлялся её красоте.
От потной спортсменки — к утончённой аристократке, преображение было безупречным. Но для самой Ын Гиль всё происходящее было катастрофой.
Проигравшая матч, она даже не осталась разбирать ошибки с командой, не стала ни с кем прощаться — сразу вернулась домой. Но не для того, чтобы... чтобы всё это. А Мин А, неведомо зачем, в еще более длинном платье, волочащемся подолом по полу, бросилась к ней с криком:
— Н-нельзя, чтоб вы, у-ух, совсем с катушек слетели!
— Г-грубый с-секс! Этого нельзя!
Потом к делу подключились стилисты, нанятые секретарём Намом, — и началась полная переделка. Ын Гиль знала только одно: всё это — распоряжение Со Ха Хёна. Она устало отвернулась и спросила:
— Некоторые с супругами, но не обязательно, — ответил секретарь.
Она чуть кивнула и вошла в здание. По указке менеджера Ын Гиль поднялась на лифте на пятый этаж и, едва двери открылись, — зажмурилась от яркого света.
Без предупреждения глаза ослепил сверкающий блеск.
Огромная люстра светила под разными углами, как прожектор. Очень дорогой зеркальный шар. Мраморный холл, колонны из хрусталя. Между ними сновали безупречно одетые официанты, а мужчины и женщины, одетые исключительно в бренды, неспешно беседовали.
Для Ын Гиль всё это было чуждо.
Большинство из них были молодые наследники, на фоне сити-попа или электроники играющие в карты или лениво болтающие. Она пошла вперёд, и один за другим на неё начали оборачиваться.
Кто это? Раньше её не было. Волейболистка Кон Ын Гиль? Не знаю. Кто привёл? Это же невестка Чжегёна. Та, что без свадьбы, только с пожертвованием. Кто? Ха Хён из Чжегёна, конечно.
Эти люди с рождения умели чувствовать, кто "свой", а кто — нет. И взгляды, скользившие по Ын Гиль, были слегка... пренебрежительными.
Мужчина, который мягко приобнял её за плечи, пах знакомо — как домашний уют. Ын Гиль машинально надула губы:
— Уверены, что стоило меня звать?
— Это ведь приём с парами. Опасное место. Сюда приходят веселиться, а возвращаются с разбитыми лицами.
Мужчина с аккуратной напомаженной причёской усмехнулся.
— Я не буду опускать свою жену, — и, попав в точку, прошептал: — А вот моего зятя я сегодня немного поджарю. Потому и позвал — для уроков.
— ...Мне это не по душе, — проворчала Ын Гиль, скривившись.
На самом деле, ни место, ни одежда — ничто не казалось удобным. В таком состоянии даже от одного глотка воды можно было бы почувствовать изжогу, а тут — прямо с ходу урок. Абсурд. Однако Со Ха Хён с такой идеальной, что даже вызывающей отторжение улыбкой тут же пресёк возражения Ын Гиль.
— Сегодняшняя тема — общительность. Понаблюдай, как они управляют людьми, каким красноречием обладают, как их образ мышления сводит собеседника с ума. Это будет полезно. Плохому тоже нужно учиться.
Он повёл Ын Гиль к буфету, продолжая говорить. И всё это время взгляды людей настойчиво следовали за ними.
— И всё? Просто смотреть и учиться?
— Но, Ха Хён, для меня учеба — это матчи.
Он взглянул на неё, как бы спрашивая, о чём она говорит.
А потом её выбившийся локон внезапно начал раздражать. Из-за такой мелочи Кон Ын Гиль казалась... уязвимой.
— А что вообще значит "учиться"? Я всё всегда училась выигрывая или проигрывая. Так что...
Какая там уязвимость. Она — спайкер.
Спайкер в волейболе — это игрок, который участвует в приёме, атаке и защите команды.
— Если я переиграю этих женихов-чеболей, то считаем, что урок окончен.
Когда между бровями Со Ха Хёна появилась тонкая морщинка, Ын Гиль ухмыльнулась. Ей нравилось выбивать из него эту глянцевую, безупречную улыбку. Каждый раз это приносило странное, необъяснимое удовольствие.
— Есть напоследок какой-нибудь совет, братец?
Она подчеркнула "братец", будто намеренно противопоставляя это его обращению "мэдже", и прямо посмотрела на него. Может, это из-за люстры, но её глаза, кожа, губы — всё казалось сверкающим. Особенно глаза, пылавшие жаждой победы — от них невозможно было отвести взгляд. Со Ха Хён раздражённо шевельнул губами.
— У спортсменки Кон с людьми как-то не складывается.
Ын Гиль глянула на его дернувшийся кадык и резко отвернулась.
— Просто у тебя всё крайне плохо с умением вести себя.
Мы вообще всегда стояли так близко?
Стоило чуть повернуть голову — и сразу перед глазами оказывались его алые губы. Она напряглась.
— Умение себя подать — это как красивая обёртка. Если ты хочешь продать себя как товар — упаковка необходима. Чем более ты в уязвимом положении, тем хитрее должна себя преподносить.
— Поэтому никогда не показывай начинку сразу. Используй всё, что можно использовать: внешность, деньги, характер, способности — всё, что подойдёт, выложи сверху, как обёртку!
— Вот так и заманиваешь, как мёдом — а потом… — в его тёмных глазах вспыхнул чёрный огонь. — Засоси в муравьиный ад, чтобы никогда не выбрались. Вот как я понимаю искусство самопрезентации.
Ын Гиль моргнула, ошарашенная.
— А я... кроме как в мяч играть, вроде бы ничего и не умею.
Она вдруг опустила взгляд и осмотрела себя. Длинное бархатное платье мягко струилось по талии и бёдрам. А чуть приоткрытая ложбинка между грудей притягивала взгляд, вызывая желание заглянуть внутрь. У платья почти не было узоров, но изгибы тела придавали ему роскошь.
— А, точно. У меня ведь тоже есть оружие.
С этими словами она чуть оживилась. Следуя за её взглядом, Со Ха Хён недовольно приподнял бровь, но это длилось всего мгновение. Его лицо тут же вновь стало спокойным.
— Вот, смотрите. У меня вполне себе ничего — большая ягодичная, дельтовидная, бицепс, трицепс — широчайшие.
Его выражение стало странным. А она продолжила:
— В общем, если хоть кто-то из этих сыновей или зятьёв миллиардеров проявит ко мне интерес — урок считаем завершённым!
В тот момент, когда Ын Гиль оскалилась, музыка сменилась. Элегантные, но тревожные звуки скрипки пронзили зал.
Несмотря на резкий вопрос, Ын Гиль с лёгкостью ответила:
— А что делать. Вы же сами поставили меня на эту площадку, Ха Хён.
Он чуть склонил голову и безмолвно потер затылок. Его лицо, обычно расслабленное и невозмутимое, сейчас казалось странно напряжённым.
А Ын Гиль, заложив руки за спину, задумалась.
Да, она сказала громко, но вовсе не была уверена в себе. Для неё всё происходящее — это непрерывная череда впервые переживаемых ситуаций. С чего вообще начинается «урок для зятей»?
Она знала, как забить спайк и читать траекторию атаки соперника, но вот как заманивать сынков из богатых домов — понятия не имела. Сам по себе факт того, что она должна об этом думать, был абсурден.
— …Оружие, значит, — пробормотала она, глядя на свое тело, тренированное всю жизнь.
В этот момент раздался грохот бьющегося стекла. Все взгляды, как стая птиц, устремились к источнику шума.
— Эй, ты чего, портить атмосферу решил?! — возмущённо взвизгнул один парень.
— Не путайся тут под ногами, иди в другое место. Я с какой-то жалкой Золушкой есть за одним столом не собираюсь.
На полу валялись осколки тарелки вперемешку с канапе, салатом из лосося, капрезе и другой лёгкой закуской. Один из мужчин сидел с наглой рожей, словно спрашивая: «И что ты мне сделаешь?». Другой растерянно смотрел на разбитую посуду. По выражению их лиц уже можно было догадаться, что произошло. Ын Гиль понизила голос:
— Этому вы хотите меня научить? Похоже, я намного вежливее и мягче, чем сама думала.
Со Ха Хён, не делая вид, что слушает, усмехнулся:
— Не строй из себя скромницу. Кто кого должен учить? Это я у вас, спортсменка Кон, должен учиться. По части дебошей.
— Что вы несёте? — Ын Гиль прищурилась.
— Ваши дебоши обладают авторитетом. Национально признанный погром в прямом эфире — пример для подражания.
Она лишь злобно взглянула на него, не в силах подобрать ответ. В сущности — это была безупречная похвала.
Тем временем парень молча наклонился, чтобы убрать разбитую посуду. И вместе с этим последовало язвительное замечание:
— Ну-ну, убирай, убирай. Хоть после смены статуса профессиональная привычка осталась.
Интонация была до боли похожа на ту, с которой разговаривал её деверь. Лицо Ын Гиль чуть скривилось.
— Похоже, у каждого богатого дома есть свой Со Тэ Хён.
— На самом деле Тэ Хён ещё и мягкий.
— Вы прикрываете его, потому что он ваш брат?
Когда она упрекнула его, Со Ха Хён в ответ лишь дежурно улыбнулся. Хотя на самом деле, просто она не знала — это сборище славилось не только выпивкой, играми и болтовнёй. После полуночи оставались только избранные — и всё скатывалось в откровенный разврат. И Со Тэ Хён терпеть это не мог.
— Если уж убирать — так убирай как следует, ублюдок!
Мужчина-Золушка. Стирка статуса. Профессиональная этика. Уборка.
Даже по отдельным словам можно было догадаться, в чём тут дело.
— Из грязи в князи, из бед в радость. Живёт он, надо сказать, эффектно, — кивнула Ын Гиль.
Со Ха Хён внимательно смотрел на неё.
Если чебольские сынки клюнут и подойдут…
Раздражение липкой влагой прилипло к коже. Условие "победы" всё сильнее сдавливало горло. Хотелось схватить профессора Чана и потребовать: «Верни прежнюю жизнь!» — хоть криком, хоть угрозами.
Онемение чувств. Редкое заболевание. Безумие.
Как ни странно, он жаждал всего этого.
Все редкие моменты покоя в жизни Со Ха Хёна были построены на том, что он сам себя ломал. Только так ему удавалось строить устойчивые отношения.
Сломать самого себя — вот тормоз, который прирождённый садист Со Ха Хён изобрёл для контроля. И теперь именно эта женщина осмелилась нарушить его баланс.
Он взял стакан воды и залпом выпил, жадно, будто не мог утолить жажду. И всё это время он пристально смотрел в спину ускользающей от него Ын Гиль.