Твоему ведомому. Глава 48
Затылок и талия оказались надёжно зажаты, губы размазались о твёрдую грудь.
Животы прижались друг к другу так тесно, что между ними ощутимо что-то выпирало.
В тот же миг — бам! — алюминиевая складная табуретка ударилась о широкую спину Кан Хи Сэ и отлетела.
Удар, который он принял, передался Чон Хе, заставив её покачнуться. Но его зрачки, ничуть не дрогнувшие, по-прежнему спокойно смотрели только на неё.
— Погоди, Кан Хи Сэ. Я в порядке. Не горячись, подожди… — заговорила, испугавшись, Чон Ха.
Он кивнул, будто соглашаясь, и выглядел почти умиротворённым. Но тут же, сверкнув ясными, почти убийственными глазами, обернулся с натянутой улыбкой.
Он поднял с пола складной стул и замахнулся им на курсанта Военной академии, как бейсбольной битой.
— Нет, Кан Хи Сэ! Нельзя бить! Ты не должен вмешиваться!
— Сука, зачем, блять, ты тронула мою флягу?!
Они закричали одновременно, и, кажется, их глаза встретились. Увидев её искажённое лицо, Кан Хи Сэ снова кивнул и бросил стул.
Как послушный пёс, он замер и просто стоял.
В тот же миг его лицо превратилось в кровавое месиво. Курсанты Военной академии набросились избивать его, повалив на пол.
Кан Хи Сэ не сопротивлялся. Он молча терпел град ударов, не издав ни стона.
Чон Ха, забыв, как дышать, стиснула зубы. Моя вина. Всё моя вина.
— Чэ Чжин Чжу, беги за Чон У Гёном, быстро! — заорала она, бросив на младшую помутневший взгляд. Курсанты их академии, пытавшиеся разнять драку, ринулись прочь.
Чон Ха, понимая, что сейчас по её рукам пройдут ботинки, поползла к Кан Хи Сэ.
Всё, как десять лет назад. Пол снова будто качался. На этот раз я должна удержать. Не упустить.
Она неотрывно смотрела на Кан Хи Сэ, который беззвучно принимал удары.
Ты же слабый, больной, зачем слушаешь меня? Настоящий идиот.
В этот момент армейские ботинки нацелились прямиком в грудную клетку Кан Хи Сэ.
Сознание Чон Хи оборвалось, и она схватила первую попавшуюся бутылку содовой.
Чья-то рука резко перехватила её запястье.
Чон У Гён тяжело дышал. Оттолкнув её, он локтями раскидал беснующихся курсантов Военной академии.
Потом, будто выливая ведро холодной воды, громко свистнул в свисток.
Разгорячённая атмосфера начала остывать. Кан Хи Сэ, будто ничего не случилось, поднялся с пола.
Его холодные, отрешённые глаза сразу нашли Чон Ху. Кровоточащий уголок глаза изогнулся мягкой складкой.
Чон Ха, словно неведомая сила сковала её лодыжки, замерла.
Весь покрытый кровью, он смотрел, будто спрашивая взглядом: Я хорошо справился? Похвалишь?
Это чувство… Где я уже видела эту чуждость?
Вдруг резкий, как клинок, голос разорвал тишину, предвещая долгую ночь.
— Без лишних слов. Всем на плац, мордами в землю и отжиматься, быстро!
Вечеринка для сплочения обернулась массовым наказанием.
Плац, погружённый в сумерки, наполнился стонами мужчин.
Курсанты армии, флота и авиации, участвовавшие в драке, лежали в ряд, принимая удары бамбуковым мечом Чон У Гёна.
Людей было столько, что даже бьющему тяжело. Но Чон У Гён лупил без остановки.
Каждый взмах — вжух, вжух — валил курсантов.
Стукаясь подбородками и носами о землю, они пачкались кровью. Но Чон У Гён был беспощаден.
Чжин Чжу приложила холодную бутылку воды к её щеке.
Пьянство курсантов Военной академии было очевидным преступлением, и их ответный толчок старшей подлежал наказанию, так что Чон Ха получила негласное прощение.
Культура, где старший может ударить, но неподчинение младшего недопустимо, это позволяла.
— Такие недоразвитые не отсеиваются, вот и не исчезают байки про «военную мафию» или «академическую мафию». Вы хорошо ему врезали, старшая. Кто вообще смеет насмехаться над погибшим пилотом?..
— Не говори об этом, — строго попросила Чон Ха. Несмотря на то, что всё это время она нервно ёрзала, голос у неё оказался неожиданно твёрдым.
Свидетельские показания всё равно раскроют правду, но не обязательно сегодня.
Чон У Гён, вероятно, будет занят до рассвета: разбираться, наказывать, собирать показания, писать отчёты. Ей не хотелось его добивать.
Чувствуя взгляд Чжин Чжу, Чон Ха не стала объяснять.
Отец Чон У Гёна, подчинённый Им Иль Хвана.
Для Чон Хи — добрый соседский дядя.
И пилот, погибший в авиакатастрофе, когда мы были в начальной школе…
Услышать его имя из пьяного рта курсанта Военной академии она не ожидала, и рука сама взлетела.
— Это никуда не годится. Так нельзя. Я схожу.
Чон Ха рванула через плац. Пока она бежала, настала очередь Кан Хи Сэ.
Чон У Гён, миновав корчившихся курсантов, остановился рядом с ним.
Чон Ха, затаив дыхание, ускорила шаг. Сердце разрывалось.
Это несправедливо! Кан Хи Сэ не ударил ни разу!
Чон У Гён занёс палку. Чон Ха, задыхаясь, взметала пыль.
— Чон У Гён, опусти эту палку…
Воздух стал колючим, как лезвие. Это было не просто ощущение.
Чон Ха, опершись на колени, отдышалась и посмотрела ему в глаза.
Он не усмехнулся. Его лицо, будто с запертыми на замок эмоциями, выражало лишь желание убить её на месте. Чон Ха вздрогнула от этой ярости.
— Кан Хи Сэ не виноват. Ты же видел. Он только получал.
— Чтобы не втянуть его, я не дала ему ударить. Исключи его. Это правильно.
Чон У Гён с хрустом сжал рукоять палки, будто собираясь её сломать.
— Твои действия мне совсем не помогают.
— Из-за кого ты передо мной так прогибаешься?
— Даже если он жертва, причину всегда можно притянуть.
Кан Хи Сэ, продолжая лежать ничком, не шевелился, пока они сверлили друг друга взглядами.
Чон Ха хотела увести его, но Чон У Гён, который должен быть справедливым, стал препятствием.
Она прикусила губу. На его лице мелькнула насмешка.
— Им Чон Ха, хочешь забрать своего щенка?
Он положил руки на конец меча, лениво глядя на неё. Можно было понять, сколько сил он вложил в то, чтобы наставить своих младших товарищей. Его руки едва заметно дрожали. Взгляд был пустой и выжженный.
— Тогда разрывай подчинение. Прямо сегодня, — предложил он простой выход.
— Не хочешь видеть, как он хромает? Ударь первой.
Чон Ха застыла, не в силах ответить. Она лишь опустила глаза и уставилась на влажный от пота затылок Кан Хи Сэ. Выражения лица не было видно, но на его руке отчётливо вздулись вены.
Даже тон Чон У Гёна был непривычным. Глухой и невнятный — не разберёшь, вопрос это был или бормотание.
Раньше он не был человеком, который решает всё так иррационально…
Курсанты, насквозь мокрые от пота, продолжали корчиться на земле. Пьяные дебоширы, кажется, только сейчас начали приходить в себя, понимая, какие проблемы их ждут.
Никто не осмеливался заговорить. В воздухе стояла леденящая тишина.
— Просто ударь меня, — раздался в этот момент равнодушный голос снизу.