Непробиваемый блок. Глава 7. Часть 8
— Ха Хён, ты ужасен. До мурашек отвратителен.
Она была прекрасной балериной, похожей на белого лебедя.
Когда Со Ха Хёну было тринадцать, он попал на представление юных артистов, спонсируемое фондом Чжегён. И в ту самую секунду, когда увидел парящую на тёмной сцене ровесницу, он подумал:
Крылья появились прямо перед его глазами, и он решил: он должен их заполучить. Поддерживаемый властью, он стал всё чаще звать её на встречи.
С детства страдая от нервных срывов, Со Ха Хён не знал, как любить. Но эти крылья он хотел заполучить любой ценой, и потому делал всё, чтобы овладеть ими.
Проблема была в том, как он это делал.
Чувствительный и утонченный охотник в те времена даже не умел выражать эмоции. Он был мальчиком, похожим на застывший натюрморт. Ледяная кукла, будто собранная из осколков идеальной красоты.
Он всегда стремился быть холодным властелином. Не умел улыбаться и даже не пытался.
— Взлети, как в прошлый раз. Я хочу это увидеть.
— Делай, пока я тебе ногу не сломал.
Эта фраза стала дулом пистолета, сломившим хрупкого лебедя в одно мгновение. У девочки не было ничего, поэтому она просто подчинилась. Крутилась, прыгала, снова и снова, будто балерина из шкатулки, — всё ради одного холодного и надменного зрителя.
Но чем больше она танцевала, тем сильнее колючие заросли опутывали её лодыжки. И всё же выхода у неё не было. Она просто хотела уйти отсюда на своих ногах.
— Это из-за твоего напарника, который пострадал?
— А я предупреждал. Надо знать своё место. Я просто преподал урок. Не убил же.
Он чувствовал, что должен делать всё.
Если она пропадала из виду, опаздывала, вела себя неожиданно, не улыбалась, плакала, если меняла одежду, стриглась, заводила друзей, светилась, вставала на ноги, выходила на сцену, если погружалась в балет — всё это вызывало в нём безумное беспокойство.
— Мне нужно наполнить ванну своей кровью, чтобы ты наконец поняла?
Он не знал, как удерживать что-то рядом. Упустил шанс научиться. Никто не показал ему, как.
Поэтому он всё чаще прибегал к самоповреждениям.
Со временем он просто стал повторять за своей несчастной матерью.
Потому что боялся, что её отнимут. Что она улетит, оставив его одного.
Он заменял фразы "останься", "обними", "я люблю тебя" шрамами на собственном теле.
Он видел, как её свет один за другим гаснет, но если она всё ещё здесь, рядом — этого было достаточно. Он был глупым, эгоистичным юношей, которому нужно было только это.
— Исчезни! Исчезни к чёрту! С тобой невозможно дышать! Каждая секунда рядом с тобой — это ад! Так что, пожалуйста, просто!..
— Ты ублюдок. Просто конченный.
— Этого ты хочешь?.. Ну, так тому и быть.
— Забудь об остальном. Просто танцуй.
— Со Ха Хён, ты больше никогда не увидишь, как я танцую.
И лебедь… сам оторвал себе крылья.
— Теперь я понимаю, почему твоя мать покончила с собой. Будь я на её месте — тоже прыгнула бы. Ужасно родить такое чудовище, как ты. Я бы тоже умерла.
— Прощай, Со Ха Хён. Надеюсь, ты продолжишь гнить. Потому что больше никто не примет твои омерзительные мольбы.
И она ушла, ослепительно улыбаясь.
Когда побледневший Со Ха Хён распахнул глаза, улицы уже были залиты утренним сумраком.
По спине текла холодная испарина.
— У-у… Со Ха Хён?.. Проснулись? — пробормотала во сне Ын Гиль.
Но даже тогда она вскинула руку и начала нежно поглаживать его торс, что бешено вздымался при каждом вдохе.
Она распахнула объятия, и он молча прижался к ней.
Вполне очевидно, что обнять крупного мужчину полностью ей было тяжело. Но стоило телам соприкоснуться, как дыхание Ха Хёна постепенно выровнялось.
Ын Гиль, чувствуя сладкий запах его тела, улыбнулась.
А Со Ха Хён сжал жену так крепко, будто хотел раздавить.
В темноте единственное, что по-прежнему горело, — его глаза.
Международный аэропорт Инчхон. 2:00 ночи.
Как только открылся гейт, из него вышла женщина в ослепительно белом пальто с густым соболиным воротником. Она держалась прямо, шла чётким, уверенным шагом.
— Вот как, по телефону ты такой холодный был, — усмехнулась она, направляясь к мужчине, вышедшему её встречать. — Давненько не виделись, молодой господин.
— Госпоже тоже здоровья не занимать, — ответил ей чисто и сдержанно одетый Кан Чи Чжун, врач команды «Ветроуказатель».
— Конечно. Хоть и нахально это говорить, но с тем наследством, что он мне оставил, у меня жизнь без забот. Было бы странно, если б я болела.
— Нет. Он слишком добрый, стал бы притворяться, что всё в порядке, — её ясное лицо на миг омрачилось.
Прозрачная кожа, чёрные как смоль волосы. Идеальный пробор посередине невольно напоминал классическую красавицу Оливию Хасси. Черты лица — точёные, будто вылепленные, изысканные и невинные.
Ён И Чжи — балерина, воспитанная под крылом фонда Чжегён. Она была их триумфом и их провалом.
Красивая, с фигурой, близкой к европейскому типу, поразительно одарённая, с уникальной художественной выразительностью — с подросткового возраста она с лёгкостью выигрывала престижные конкурсы, а в двадцать с небольшим стала ведущей солисткой Национального балета.
Для балерины, не проходившей обучение за рубежом, это был редчайший и быстрый успех.
Тем не менее, как для тех, кто получал поддержку Чжегёна более десяти лет, её результаты считались... невыдающимися. Проще говоря, вложения себя не оправдали.
Она обладала потенциалом, чтобы стать мировой примой, но оказалась в клетке, потому что почти не покидала пределы Южной Кореи.
Затем произошёл внезапный инцидент — и она резко объявила об уходе со сцены.
В двадцать пять лет, в расцвете красоты, она полностью исчезла из мира балета.
После этого она вышла замуж за младшего сына семьи, владеющей концерном UH Group, материнской компанией «Ветроуказателя», и уехала с ним в Великобританию.
И вот, это было её первое возвращение спустя семь лет.
— Как обстановка в «Ветроуказателе»?
— Это же мой хлеб. Или, по-вашему, я должна сидеть, сложа руки?
На лице Кан Чи Чжуна, обычно безразличного и вечно уставшего от всего, что-то опасно блеснуло.
— Хм-м... — протянула она, глядя на мужчину с неподдельным интересом. — Всё же, хоть кто-то из UH там есть — уже легче на душе.
— Внебрачный сын вряд ли что-то может изменить, — отозвался он сухо, словно вслух прочитал вывеску.
Ён И Чжи лишь легко прикрыла рот рукой и рассмеялась, словно капля росы скользнула по губам.
— Молодой господин, вы как всегда пессимистичны. Но если занять позицию владельца клуба, можно сделать многое. Пора бы уже завязать с играми в доктора и выйти на передовую управления.
Кан Чи Чжун лишь горько усмехнулся в ответ, так и не раскрыв, что у него на уме.
Он предполагал, что вернувшаяся Ён И Чжи займётся балетом — станет балетмейстером или наставником, будет обучать молодёжь.
Но он ошибся. Никто, никто не ожидал, что она внезапно разведётся и заберёт у бывшей семьи клуб, балансирующий на грани краха.
Это был очевидный шаг со стороны старших — переложить проблему.
Но Ён И Чжи приняла это без возражений.
— Ну так что, кто сейчас ведёт команду? — она хлопнула в ладоши и спросила с лёгкой игривостью.
— Есть человек, исполняющий обязанности главного тренера и одновременно менеджера команды, — взгляд Кан Чи Чжуна стал мутным, будто затянутым туманом.
— Подбор кадров, как всегда, полное дно. Ах да, слышала, Со Ха Хён... женился? На волейболистке, вроде? — спросила она с лукавой интонацией. — Её, кажется, зовут Кон Ын Гиль?
— Занятно. Судьба — странная штука, — сказала она с многозначительной улыбкой.