Непробиваемый блок. Глава 2. Часть 6
— Невероятно! Кон Ын Гиль забивает эйс!
Эйс — подача, после которой мяч беспрепятственно приземляется на площадку соперника или оказывается вне игры после одного касания.
Идёт уже середина второго сета.
"Ветроуказатель", проиграв первую партию с минимальным отставанием, набрал устрашающий темп.
— И снова подача в цель! Два эйса подряд! Кон Ын Гиль вошла в раж!
— "Чёрные Фурии" не справляются с её подачами без вращения!
— Как и сама Кон Ын Гиль, — её подачи невозможно предугадать! И вот она снова готовится... Пошла, Кон Ын Гиль!.. Ааа! И опять попадает!
Трибуны взорвались. На огромном экране как раз показали Со Мин А, которая, надев майку Кон Ын Гиль, неистово махала руками и прыгала.
Со Ха Хён с лёгкой досадой тронул пальцами губы. Если так пойдёт и дальше, слухи о раздвоении личности его сестры только усилятся.
Хотя стадион "Ветроуказателя" находился в Гучхоне, он был почти полностью забит фанатами "Чёрных Фурий".
Ха Хёну были хорошо известны проблемы "Ветроуказателя" с нехваткой фан-базы, но увидеть это собственными глазами...
Немногочисленные фанаты "Ветроуказателя" стоили сотни: Со Мин А, отплясывающая в экстазе, казалась настолько чужой, что даже пугала.
Теперь она и скрываться не собирается!..
Со Ха Хён невольно усмехнулся. Представив, сколько притворства понадобилось сестре, чтобы не попасться на глаза брату, регулярно посещавшему матчи, он даже слегка восхитился её хитростью.
В этот момент раздался резкий звук — хлоп!
На площадке Кон Ын Гиль осипшим голосом выкрикнула:
В оригинале на корейском указано "아자!" (Aja! - Ажа!). Это междометие, популярное в Корее, используемое как возглас для поднятия духа, мотивации или выражения энтузиазма. Оно не имеет прямого перевода, но контекстуально близко к русским выкрикам вроде «Давай!», «Вперёд!», «Йес!» или «Ура!». Это своего рода боевой клич, который может использоваться в спорте, на соревнованиях или в ситуациях, требующих воодушевления.
— Отбила пушечный — и сразу же прямое взятие очка! "Ветроуказатель" вырывается вперёд на 8 очков!
Пушечный - возможно, имелся в виду нападающий удар в волейболе. Это технический приём атаки, который заключается в перебивании одной рукой мяча, находящегося выше верхнего края сетки, на сторону противника.
Его безразличный взгляд упал на одну девушку.
Стройные руки и ноги. Высокий тугой хвост блестящих волос, переливающихся при каждом движении. Белый лоб, усыпанный мелкими каплями пота. Аккуратное, чётко очерченное лицо. И хищный взгляд, направленный через сетку.
Очередной сокрушительный спайк — и мяч разорвал оборону "Чёрных Фурий".
— Потрясающая высота удара! Кон Ын Гиль снова приносит очко!
— О-о, "Чёрные Фурии", нельзя падать духом! Нужно держаться до последнего, чтобы получить шанс на контратаку!
Матч оказался куда горячее, чем ожидали. Ралли не прекращались, атаки следовали одна за другой.
Камера комментаторов время от времени выхватывала Со Ха Хёна в VIP-ложе.
Он понимал, что многие зрители наводят на него телефоны, видел красные огоньки камер, но не обращал внимания. Да и времени на это не было.
Его раздражало не присутствие камер...
...а движения живого существа.
Со Ха Хён ослабил узел галстука.
У "Чёрных Фурий" было много сильных игроков: три действующих члена сборной — настоящие монстры, сочетающие талант, трудолюбие и удачу. Они без конца били рекорды.
Но сейчас все их достижения рушил кто-то один, кто-то, кто одной лишь яростью держал на себе всю игру.
Этот раздражающий элемент постоянно притягивал его взгляд.
Рука, отведённая назад, словно натянутая тетива. Тело, взмывающее в прыжке легко, как у балерины. И тот краткий миг в воздухе, когда она словно застывала в полёте...
Все эти моменты выводили его из себя.
Внезапно запахи арены обрушились на него с невыносимой остротой. Сухой язык жадно лизнул губы, кожа покалывала от шума трибун.
Резко нахлынувшие ощущения были сродни насильственным.
Нестерпимая тошнота подкатила к горлу.
Со Ха Хён, сдерживая рвотный позыв, поднял телефон.
— ...Это я. Назначь встречу с профессором Чаном на завтра.
Его лицо исказилось от злости. Несмотря на то, что на него смотрели со всех сторон, он не смог скрыть своих эмоций. И даже в таком состоянии его взгляд был прикован к единственной фигуре.
Насилие. Да, это было чистой воды насилие.
Животные инстинкты, исходящие от неё.
Одержимый взгляд, пересохшие губы, нос, улавливающий запах добычи, уши, ловящие малейший шорох, кожа, мокрая от пота, чуткая до предела.
Её обострённые до предела чувства каждую секунду пронзали, били и ломали его.
В тот день "Ветроуказатель" выиграл второй сет, но уступил в третьем и в итоге проиграл матч.
И только один мужчина не спешил покидать арену.
Со Ха Хён сидел, изящно скрестив длинные ноги, и с нескрываемым презрением смотрел на профессора Чана.
Тот был аккуратным врачом с зализанными назад волосами, в белом халате, держа в одной руке лупу, а в другой — пинцет, осторожно разглядывая кремовый конверт.
— Ничего странного там нет. Открой нормально.
— Сейчас модно заранее устраивать похороны. Может, на такое бы лучше позвал?
— Прости, но это просто черновик приглашения на свадьбу, который составил мой секретарь.
— Вот поэтому это и страшно! — профессор Чан забрызгал слюной всё вокруг от злости. Невозможно было понять, кто здесь врач, а кто пациент.
— Со Ха Хён! Ты — пациент! Тебе нужно лечиться, принимать лекарства, а не приносить мне всякие бомбы!
— Я уже давно бросил пить таблетки.
— Не про те таблетки, ты, дебил! — профессор зашипел от ярости, пнув ящик стола. — Блять, из-за тебя у меня не проходит синдром неконтролируемой ярости! Я из-за тебя до сих пор холостяк, вечно тебя прикрываю, вместо того чтобы жить своей жизнью! А ты приходишь сюда с этой... бомбой! — он яростно грыз черновик приглашения зубами.
— Похоже, у тебя проблемы на личном фронте.
— Тьфу! Ты — самый отвратительный тип: вроде бы нормальный, а на самом деле балансируешь на грани безумия, делаешь всё назло! Блять, спаси меня, Будда, и неведомая невестка, как ее там звать?!..
Со Ха Хён кивком указал на приглашение.
— Если бы ты только стукал ящики... А моя барышня и мячи забивает, и людей крушит!
— Погоди, ты имеешь в виду ту самую Кон Ын Гиль, волейболистку?! — профессор вскрикнул, раскрыв рот. — С ума сойти... просто с ума сойти, я в агонии... Безбожник! Ладно. Приводи её тоже. Вместе обследуем, будете ходить парой! Ещё и скидку сделаем, хрен с ним!
Бред на этом закончился. Со Ха Хён, слегка наклонив голову, положил сцепленные пальцы на колени — жест короткий, но властный, моментально меняющий атмосферу.
Профессор Чан тоже пригладил волосы и собрался. Теперь они действительно напоминали врача и пациента.
— В последнее время у меня появился аппетит. И запахи чувствую.
— Эти ощущения возвращаются так неожиданно, что вызывают скорее отвращение. — Со Ха Хён прищурил один глаз. — Как врач, скажи своё мнение...
Профессор Чан растерянно хлопал глазами.
— Всё становится громче. Постепенно.
Со Ха Хён цыкнул, явно недовольный, но для Чана это не было пустяком. Он сразу понял: чувства в теле Ха Хёна пробуждаются одно за другим.
Последний диагноз Со Ха Хёна звучал как «сенсорный паралич».
Редкое состояние, когда тело блокирует чувства вместо того, чтобы перенести психологическую травму: как афазия или амнезия, только через органы восприятия. Жизнь без красок, существование без ощущений — таков был его диагноз.
И теперь симптомы вдруг начали исчезать. Расплата за годы, когда он сам себя разрушал. Вспоминая те времена, Чан хмурился от усталости.
Тогда врачи вынесли Ха Хёну вердикт: неизлечим. Он сам уничтожил свою жизнь, желая сгореть до тла. «Полное выздоровление» казалось сказкой.
То, что он сейчас зарабатывает на жизнь, уже было чудом. Как врач, Чан не смел мечтать о большем.
— С каких пор вернулся аппетит и обострились запахи?
— Вспомни. Такие вещи сильно запоминаются.
Со Ха Хён, задумчиво глядя в пространство, точно вспомнил тот момент.
— Можно это остановить? Я хочу снова всё заглушить.
— Тогда мне было лучше. Без всех этих ощущений.
— Ты... ты всё ещё не понимаешь?! Уже были поражены вкус, обоняние, осязание... Если так пойдёт, слух и зрение рухнут, как домино.
Но Со Ха Хён выглядел так, будто это его не касалось.
— Причём ты ещё и отказывался от лечения, ублюдок!
Даже перед лицом смертельного диагноза он оставался равнодушным.
Человек, однажды умерший, был равнодушен ко всему и не верил, что может снова почувствовать что-то. Все лекарства мира не оживили бы пепел.
— Брат, ты, похоже, даже не шарлатан. Не можешь вылечить — так хоть ухудшай качественно. Если будешь таким никчёмным, я с невестой сюда не вернусь.
Глаза Ха Хёна мягко изогнулись.
— Тогда даже Будда бы тебя не спас! — Чан напряг взгляд, роясь в памяти. — Но ты же стал лучше.
Когда Со Ха Хён внезапно решил приобрести волейбольный клуб.
Для молодого наследника Чжегёна это был резкий, нетипичный шаг, заставивший профессора Чана серьёзно пересмотреть психическое состояние кузена.
— В любом случае, твои перемены — это плюс.
— Что-то тебя явно зацепило. Какой-то стимул продолжает тебя тыкать. Надо проверить, лекарство это или разовый чих.
— Раз вкус и обоняние ожили, что с низом? — Чан присвистнул, кивнув вниз. — Неужто поэтому женишься? Вернулось?
В машине стояла удушающая тишина. Со Мин А машинально теребила область под солнечным сплетением, чувствуя, как сжимаются лёгкие. Наверное, это началось ещё прошлой ночью. С тех пор Кон Ын Гиль и Со Ха Хён не обменялись ни единой фразой. После поражения в матче Ын Гиль как будто ушла в себя. Хотя для "Ветроуказателя" проигрыши были обычным делом — сродни трём приёмам пищи в день — на этот раз удар оказался особенно болезненным. Со Ха Хён же, наоборот, словно выпустил наружу шипы. Его обычно ловкая способность скрывать жестокую натуру почти исчезла, и он казался каким-то нервным. И этой едва заметной трещины Со Мин А боялась до одури.
И всё же, несмотря на очевидно плохое состояние обоих, они продолжали тщательно игнорировать друг друга. И началось это сразу после окончания игры. Это не было стечением обстоятельств — они намеренно отворачивались, демонстрируя явную враждебность. И единственной, кто страдал, оказалась Со Мин А.
Утром холод между ними стал ещё ощутимее. А сейчас, когда они вместе ехали в машине, и вовсе стало невыносимо.
— А? Что? — Ын Гиль откликнулась слишком быстро.
Как я и думала, что-то не так! Мин А украдкой взглянула на сидящего впереди старшего брата. Почему-то ей стало особенно не по себе.
— Вам, эм... не неудобно в этой одежде? — неуверенно спросила она. На день знакомства с семьёй Ын Гиль в спешке надела одежду Мин А. Разумеется, длина не подходила, и платье, которое должно было быть скромным, задралось выше колен. Она выглядела как взрослый, натянувший на себя детскую одежду — комично и неловко.
Неожиданно молчание нарушил Со Ха Хён:
— Одежду, лицо и причёску — всё переоформим.
— К-как именно? — вздрогнув, спросила Мин А.
Тон его был обычным — спокойным и ровным. Неужели я зря паниковала?..
Со Ха Хён, несмотря на тревоги, выглядел прежним — резким, но не агрессивным, сдержанным, но слегка суховатым.
Фух, слава богу! — Мин А тайком облегчённо выдохнула.
— Хотите меня приукрасить? — раздался насмешливый голос.
Ах... — Мин А округлила глаза и затаила дыхание.
— Может, я себя переоцениваю, но со вчерашнего дня у меня проблема с тем, чтобы отличить работу от личного. Мне бы не хотелось быть игрушкой босса, знаете ли, — с напряжённым выражением сказала Ын Гиль.
— И что? — холодно отозвался Со Ха Хён с переднего сиденья. Было видно, что даже водитель-секретарь нервничает.
— Признаю, я недооценила ситуацию. Сейчас мне даже смотреть на вас противно, президент Со.
— Ах!.. — Мин А зажала себе рот рукой. Её чутьё, натренированное долгими годами жизни в доме Чжегёнов, кричало одно: беги. Иначе тебя сплющит, как креветку меж двух камней.
Багажник, багажник!... — она суетливо заёрзала.
— Я думала, что я более собранная, — начала Ын Гиль, а затем медленно продолжила: — У меня недостаточно выдержки, и после игры видеть ваше лицо оказалось сложнее, чем я думала.
— Отлично. Мне тоже неприятно смотреть на вашу игру, спортсменка Кон.
— О, правда? — с притворным восхищением отозвалась Ын Гиль.
— Слишком дикий стиль ведения матча.
— Вам бы командную игру наладить, а не всё мяч себе загребать. Из-за вас даже товарищи начинают видеть в вас противника.
— Понимаете? Ваш стиль — агрессивный и противный, и даже зрителям неприятно на это смотреть.
Со Ха Хён скривил губы. Это было чувство, словно кто-то ломал замок внутри него, врываясь без спроса. Если это и было "исцелением", то самым жестоким из возможных. Одно было ясно точно — дикая энергия Кон Ын Гиль разрушительно действовала на него.
Она притягивала его, как огромный магнит мелкие железные опилки. Её врождённая агрессия и острота чувств влекли его, заставляя забывать о контроле.
И для Со Ха Хёна это было невыносимо отвратительно.
— Ты!.. — в этот момент Мин А не выдержала: — Т-тебе что, ничего не известно?! М-моя спортсменка — самая крутая! Даже сборная ставит на неё особых игроков! А твой сеттер только и бегает перед сеткой, как обосравшийся! А ты — всего лишь президент каких-то там "Чёрных Фурий", и смеешь так говорить!..
Сеттер — игрок, урпавляющий атакой команды, распределяет передачи и создаёт комфортные условия для нападающих.
— Со Мин А. — Со Ха Хён негромко произнёс имя сестры. Голос его был холоден, словно лезвие ножа у горла. Мин А съёжилась, хотя и продолжала возмущённо сопеть.
Секретарь Нам, бросая украдкой взгляды в зеркало заднего вида, вздрогнул.
И тут... Гон Ын Гиль засмеялась.
— Раз вам не нравится моя игра, я рада.
Брови Со Ха Хёна чуть взметнулись.
— Если я своей игрой размажу ваш клуб, вам станет ещё хреновее. Я тогда обязательно запишу выражение вашего лица на видео. — Ын Гиль ещё шире ухмыльнулась. — В любом случае, я не хочу быть куклой.
— Я и не собирался тебя приукрашивать, — вдруг мягко ответил Со Ха Хён. Неожиданное смягчение атмосферы только напрягло Ын Гиль.
Лиса снова взяла своё! И как только она так подумала, он тут же ударил:
— Так что не строй из себя невесту. Ты не кукла — зверь в человеческой шкуре.
— И запомни: самодовольство быстро входит в привычку. Оставь хотя бы видимость приличий, раз уж до человека не дотягиваешь.
— Я и не ждал, что ты станешь куклой, — пробормотал он с усмешкой.
В ответ Ын Гиль, скрестив руки, вытянула ноги и положила их по обе стороны передних сидений. Кончиком пальца она будто бы задела ухо мужчины.
— Одежда, подходящая для знакомства с родителями? — когда она раздвинула ноги, подол задрался ещё выше. Мин А в панике металась глазами, ища чем бы прикрыть происходящее, а водитель Нам, как скрипучая дверь, натужно отвернулся.
Со Ха Хён злобно скривился, почувствовал, как её чулки коснулись его уха.
— ...Убери ноги. Пока я нормально прошу.
— Вы ведь хвастались, что выучились у моего спонсора? Вот и докажите.
— Я сказал: убери. — Он грубо схватил её за щиколотку, готовый в любой момент вывернуть ей ногу. Ын Гиль внутренне застонала от боли, но гордость не позволила ей сдаться.
Повисла секунда тишины. И тут Со Ха Хён рассмеялся. Но это был смех... странный, с каким-то зловещим оттенком.
И Мин А сразу всё поняла. О нет...
Это был тот самый звук — треск, предупреждающий о разрыве терпения её брата. Звук красивого, но страшного смеха. Звук, предвещающий беду.
Но Ын Гиль, ничего не замечая, продолжала:
— Главное правило спонсорства — не принуждать. Помощь должна быть добровольной, а не превращаться в инструмент власти.
— Так что я не буду переодеваться для кого-то. Макияж будет ярким, одежда — удобной, волосы — как у льва. Я буду жить так, как хочу.
Он лениво поглаживал её щиколотку, при этом покорно кивая. От неожиданного жара, поднимающегося от его прикосновений, Ын Гиль наконец попыталась убрать ногу.
И в этот момент Мин А и водитель одновременно зажмурились.
Мурёсубуль! Нет, это из уся. Наму Ами Табха!.. Аминь!.. — взмолилась Мин А, и в следующую секунду Со Ха Хён резко прикусил чулки Ын Гиль зубами, впившись в неё взглядом.
«Му-рё-су-буль» (무량수불, Muryangsubul): это буддийское выражение, буквально означающее «Будда Бесконечной Жизни» или «Амитабха, Будда Безграничного Света». В корейском буддизме 무량수불 — часть мантры или обращения к Будде Амитабхе, связанного с Чистой Землёй (буддийской концепцией рая). Оно используется в молитвах или медитациях для призыва защиты и благословения. Мин А в панике выкрикивает 무량수불, думая, что это подходящая буддийская мантра, чтобы справиться со страхом, однако она тут же осознаёт ошибку, так как это не совсем то, что нужно в такой ситуации.
«Нет, это из уся». Мин А понимает, что 무량수불 звучит как что-то из жанра уся (武俠, wǔxiá) — китайских романов и фильмов о боевых искусствах, где часто используются пафосные фразы, связанные с буддизмом, даосизмом или мистикой. В корейской поп-культуре уся популярны, и такие выражения могут ассоциироваться с драматичными сценами сражений или культовых персонажей, произносящих мантры.
«Наму Ами Табха» (나무 관세음보살, Namu Gwanseum Bosal): это корейское буддийское обращение, означающее «Приветствую Бодхисаттву Авалокитешвару» (в Корее известна как Гвансеум, богиня милосердия). 나무 — это «приветствие» или «поклонение», а 관세음보살 — Авалокитешвара, фигура, к которой обращаются за защитой и состраданием. В Корее это одна из самых известных мантр, часто используемая в стрессовых ситуациях для успокоения.
«Аминь!»: христианское восклицание, завершающее молитву, означающее «Да будет так». В Корее христианство широко распространено, и 아멘 (Amen) — узнаваемое слово даже среди нехристиан.
В Корее подобное смешение религиозных фраз в разговорной речи — не редкость, особенно в комических или стрессовых ситуациях.
— Делай, как хочешь, малышка. Одевайся, как тебе вздумается.
И, скалясь, он начал больно кусать её щиколотку и икру.
— Ай! А-а-ай!.. — Ын Гиль закричала, а Со Ха Хён всё смеялся, с безумным, потерянным взглядом.