Пострусские в аспектах культуры и идентичности, часть 16
Важным вопросом также является, какие конкретные объекты для природнения сложились основой для идентичности человека. Хотел написать, какие человек выбрал, но к сожалению с самого раннего детства многое выбрали уже до нас, иногда даже убедив нас в иллюзии сделанного выбора, который в лучшем случае был выбором не сопротивляться внушению. И вообще, то что трогает до глубины души не выбирают, по крайней мере не прямо. Но я отвлекся. Для русских можно условно выделить два направления природнительных связей.
В силу воздействия западной модернизации на русское культурное сознание, часть каналов природнения ведет к диссистемным культурным феноменам, что уже определяет частичное выпадение такого сознания из матрицы. Но интерес для нас здесь представляют оставшиеся природняющие направления, ведущие к аутентичным матричным смыслам. Именно их количество и качество определяет наличие и степень предрасположенности к выруси. Они же будут препятствовать процессу растождествления с идентичностью, удерживать в сетях РМ. Но и это не приговор, ибо у каждого пострусского в прошлом был ворох таких ментальных пуповин с материнской культурой.
Любая природнительная связь рутинизируется со временем. Действительно, какое бы чувство благоговения ни испытывал человек при соприкосновении с каким-то «высшим» смыслом, эмоциональный заряд переживания единства с ним со временем и в силу повторения слабеет. Без регулярной подпитки, без периодического обновления указанные каналы слабеют, а значит ослабевает уверенность в идентичности. Вот почему в христианстве, например, так важны церковнослужение и проповедь духовного лица, а в исламе регулярные трансоподобные состояния салята, препятствующие рутинизации за счет формы ИСС.
Общекультурный фронт рефлексии постоянно сдвигается, обнажая все новые пласты культурно-бессознательного для осознания. В случае русской ЛКС в текущем предагональном состоянии движение этого фронта совпадает с обнажением ядра культуры и наращиванием неадекватности как защитного механизма психики, которая испытывает острый дискомфорт от рефлексии культурных оснований — легче закрыть глаза на реальность и потерять адекватность во взаимодействии с ней, чем смотреть суровой правде в глаза. Чем дальше объекты природнения (смыслы культуры), избранные отдельным человеком, располагаются от этого фронта, т.е. отрефлексированы культурой в целом или ее авангардом, тем скорее они рутинизируются для него, и не всякий сможет природниться к призыву «попасть в рай», даже при условии, что остальные «просто сдохнут»[1]. Это к вопросу о потере адекватности. Когда последние мифы развеиваются, остается только упрямо кликушествовать, утверждая культурную матрицу в самых прямых незавуалированных формах. Эдакий эксгибиционизм культуры, в чем-то сродный с истерикой разоблаченного лжеца. [Отсюда и бесстыжее утверждение права хамова в информационном сопровождении и глубинной реакции на "спецоперацию" — комментарий автора к последней редакции, июнь 2022.]
Для пояснения эффекта рутинизации Пелипенко приводит в пример феномен моды: «Сначала партиципация [природнение — М.К.] к тому, что является модным, вызывает острое переживание сопричастности и актуализацию чувства идентичности. Затем же это переживание притупляется и либо переходит в фоновый режим, либо вовсе пропадает, переключаясь на другой объект. То же можно сказать и о господствующих идеях, умонастроениях и т.д., и т.п. Иными словами, не будь рутинизации, говоря словами А. Кроули, «любое действие становится оргазмом».[2]
В рамках мифологического комплекса РМ можно привести такие примеры, как собирательный образ родной березки, представители отечественного спорта или образ Родины-Матери (являющейся аватаром первопрестольной матушки-Москвы). Для более интеллигентного сознания найдутся другие священные коровы, от «великой русской культуры» с той или иной вариацией иконостаса со стен кабинетов общеобразовательных школ до «великого и могучего». Но все это кажется уже несколько избитым, не так ли? А в условиях ускоряющейся потери адекватности идет не только рутинизация природнительных связок с этими культурными пластами, но и с кремлевской властью. Последняя подтачивается каждый раз, когда неизбежно слетает очередная ширма сакральности[3], и речь здесь не о персоналиях, а о космологическом полюсе державной Власти в общем. Подобные связи будут разрушаться первыми, несмотря на краеугольность, ведь сакральное не терпит насмешек. Верно и обратное. Для Власти важно снова утверждать себя во всем своем надмирном величии и непостижимости. Отсюда имперские поползновения, агрессивная внешняя политика, ритуальные злодейства и прочее в этом ряду. Что снова возвращает нас к важности социальной критики и деконструкции. Одним из ведущих направлений должно стать вычленение профанирующих явлений саморазоблачения и работа по сбросу ширм с просроченной реальности «русского мира». И дискусривно атаковать надо не персоналии или структуры властного аппарата, а саму архаическую суть русской власти, абсолютистской и персонифицированной, синкретически слитой с образами страны и народа, но по повадкам совершенную амебу. Главное тут не быть слишком серьезными. Смех лучшее оружие.
Завершая разговор о степени укоренении индивидуума в РМ, важно вспомнить, что ментальность русского человека расколота и, по сути, борьба ведется только с одной стороной внутренней схизмы.[4] Чем меньше «борющийся» сектор ментальности, тем проще и быстрее идет процесс подготовки цеппелина пострусскости к полету. Верно и обратное.
Одним из путей раскола может стать инокультурное влияние, а современное население РФ неизбежно под ним. Очевидно, что чем сильней влияние (особенно это касается Западной системы, что диалектически всегда противостояла русской), тем проще подойти к мысли о возможности растождествления. Типичным примером будет ребенок, растущий под культурным влиянием западных видеоигр, сериалов и кинолент, отчуждающийся от ритуалов матричной социализации в школе и во дворе, по большей части оставленный в покое убивающимися на двух работах родителями. Он обнаруживает в себе новые смыслы, просочившиеся с инокультурным агентом, смыслы, к которым он чувствует сопричастность, природняется к ним. А ведь массовая культура открывает сильнейший канал для передачи культурных кодов, особенно если традиционные каналы ЛКС забиты и ослаблены. Другим примером влияния могут быть также разнообразные и весьма распространенные в силу современного стремления к запредельному и обратному заколдовыванию мира увлечения восточными культурами, философскими системами и эзотерическими практиками. И то, и другое потенциально являются источниками диссистемных смыслов и ослабляют «гравитационное» поле ЛКС, провоцируя культурный синтез.
Примечания:
[1] Слова президента РФ от 18 октября 2018.
[2] Пелипенко А.А. Идентичность: смыслогенетические основания. // Вопросы социальной теории: научный альманах. Том IV. Человек в поисках идентичности. С. 147–170. М.: Ассоциация «Междисциплинарное общество социальной теории», 2010.
[3] Международный скандал с отравлением Скрипалей и последующее цирковое представление с ГРУ в главной роли как яркий пример последнего времени.
[4] На самом деле, схизма эта не равна личностности/доличностности, она многогранна и актуализируется во множестве модусов вроде государственности/догосударственности, западничестве/традиционности и т.д.
