Пострусские в аспектах культуры и идентичности, часть 14
В общих чертах рассмотрев предпосылки выруси, займемся классификацией индивидуумов согласно предрасположенности к нашим смыслам и обратно пропорционально уровню укорененности в культуре. Есть люди, преодолевшие львиную долю пути самостоятельно, без знаний о пострусском дискурсе. Есть те, кто частично осилили путь. И те, кто минимально. Разумеется, тут множество градаций, но по каждому из перечисленных случаев есть примеры реальных людей. Однако есть и такие, кто читают нас годами, участвуют в обсуждениях, но не могут достигнуть точки бифуркации. Ничего удивительного: в конце концов, есть разница, скажем, между водой и ртутью, хотя оба этих вещества на поверхности нашей планеты ведут себя как жидкости. Так фундаментально различаются и люди: по когнитивным способностям и культурной типологии, что не менее важно.
Мы приходим к тому, что для скорости накачки цеппелина пострусскости важна предрасположенность сознания. А только так возможно воспарить к горизонтам будущего, оторвавшись от иссохших корней русской ЛКС, которые вот-вот зайдутся пламенем последней инверсии. Исторически сложившийся в дискурсе термин для обозначения людей подобной ментальной конституции – #Острог_альтернаты. Они противопоставлены типичным русским – #Острог_московиты. Изначально под альтернатами подразумевались все живые настолько, что способны преодолевать равнодушие и стремиться к объединению на дискурсивных началах. Однако культурологические выкладки говорят о недостаточности этих требований.
Основным признаком истинного альтерната является последовательное отрицание русской матрицы (РМ) (сформированное естественным путем в силу личных обстоятельств). Как правило, и мы уже касались этого в теоретической части, это признак личности как культурного типа, оказавшейся в путах русской системы организации общества. Такие люди предрасположены к впитыванию наших смыслов лучше всего, более того, именно они могут преодолеть большую часть пути выруси, а в исключительных случаях и весь, самостоятельно. Этот тип природняется сам к себе, находя источник порядка главным образом в собственной экзистенции, а не в большаке, т.е. во внеположенной ему социальной стихии и коллективных психических силах, условно сравнимых с эгрегорами. Это качество ведет к ослаблению фоновых режимов природнения, которые, как мы уже выяснили выше (часть 6), являются основой идентичности. Следовательно, разрыв связи с русским идентом потребует меньших усилий. В то же время личность склонна к снятию противоречий путем медиации между противоборствующими позициями, что исключает истеричное отрицание и шатание от крайности к крайности ввиду так свойственных доличностным типам внутренних инверсий сакрализуемых смыслов. Через медиацию такой человек может обогатить сам дискурс.
Что касается манихеев-логоцентриков, в их случае возможно два варианта заражения вирусом выруси: устремление за яркой харизматичной личностью (подобно следованию за религиозным авторитетом) или дрейф в потоках нарративов социальной критики от одного островка к другому по пути увеличения радикализма, пока они не приведут к разновидности пострусского дискурса, уже развитого в некой общности, к которой он сможет природниться, составив таким образом конкуренцию своей главенствующей идентичности. Во втором случае присутствует опасность ранней инверсии, когда русскость не избывается, а отрицается, зеркалится, но к этому мы вернемся немного ниже. Возможен и гибридный вариант, когда манихей находит личность («духовника») в рамках такой общности, и развивается дальше в унисон с ней. Примеры всех трех вариантов нам известны не по наслышке.
Последний тип, который стоит упоминания – это такие резиденты русской матрицы, как родовые индивиды по Пелипенко и Яковенко (или в нашей терминологии архаики). В западноевропейском обществе такой тип скорее исключение из правил, на его месте эдакий постиндивид – это уже не родовой человек, смысловые поля Рода уже порядочно размыты, а синкрезис в голове расщеплен, но образ мышления все равно синкретичен и присоединителен по своему методу. Другой способ обозначить таких людей – как обладателей обыденного сознания, с чем читатель наверняка знаком лучше. Их высшие слои ментальности манихея и личности хоть и культивируются обществом, чтобы обеспечить функционирование государства, горизонтальные связи внутри нации и т.д., но не слишком хорошо развиты.
Напротив, в сообществах Ближнего Востока, которые в исторических масштабах недавно вышли из пустынь, а в существенной доли населения там и остаются, и в большинстве своем являются пока скорее племенами, нежели нациями, этот тип доминирует. В архаизированной же системе «русского мира» он, хоть уже и не доминирует, будучи серьезно подавлен под манихейским катком сталинизма, тем не менее, достаточно хорошо представлен.
Дело в том, что в виду кентавричности русской системы, среди логоцентриков распространен паллиативный вариант: явление частичной архаизации (в виду эффекта расколотого сознания). Собственно, его феноменологии мы касались в перечислении компонент РМ в начале статьи и в чем-то это близко к постиндивиду современной городской цивилизации, только ее антиантропной версии. Особенность в том, что переключение между родовым и раннегосударственным (мольба на «бога-императора», альфу) слоями сознания случаются довольно часто и трудно сказать какой слой доминирует. Русская версия также отличается критическим уровнем отчуждения от цивилизации, что порождает феномен городского варвара, описанного в блестящей публицистической статье Невлера «Культура хамства»[1].
Можно с уверенностью утверждать, что такая ментальность неперестраиваема изнутри. Она способна только мимикрировать под окружение, смирившись со своим подчиненным состоянием, численно убывая с новыми поколениями, все более притираясь к цивилизации и обыденному сознанию. Роскоши работать с архаиками мы пока себе позволить не можем. При обнаружении признаков архаика лучше не тратить зря энергию — Культура от них полностью сокрыта.
Во избежание разночтений, на политических дискурсивных принадлежностях также стоит остановиться отдельно. Мы утверждаем, что признак принадлежности к политическим движениям и идеологиям носит полностью вторичный по отношению к типам ментальности характер, вплоть до нивелирующего. Во-первых, это следствие размытия границ политического спектра в ситуации постэпохи. Во-вторых, в условиях РМ само наполнение дискурсов искажается априорными установками русских «юзеров». В результате дискурсы мутируют в исключительно русские изводы, где классификатор «русский» становится определяющим при употреблении перед любым идеологическим или политическим движением. Не говоря уж о том, что люди зачастую могут даже не знать, в чем конкретно заключаются ключевые идеи движений, к которым себя причисляют, концентрируясь на внешней атрибутике. Хрестоматийными примерами тут выступают разнообразные «правые», в свое время очень большое значение придавшие символике и атрибутике, элементам одежды и аксессуарам. Это способствовало их вырождению в косплей и субкультурщину, иногда замешанную на мелком бандитизме.
Русские адепты идеологий склонны вносить в идейные положения общественных движений искажения, пропускать целые положения, не вписывающиеся в схематику ментальности. Если Западный мир изобилует положительными примерами воплощения различных политико-экономических школ (например, скандинавский социализм или американский капитализм), мир русский показывает одни лишь антипримеры: русские монархия, социализм, капитализм, либерализм, национализм и т.д. Из всех ветвей любого дискурса РМ берет только те, что ложатся на ее априорные установки. О ватничестве вообще разговор отдельный, т.к. красно-коричневые дискурсы есть плоть от плоти РМ, являются прямой ее проекцией в коллективный спинной мозг населения. Не то чтобы нам не были известны примеры положительных метаморфоз внутри политических движений, но они всегда связаны с личностностью и тем, что личность пребывала в исходной точке процесса самосознания, затормозившись развитием в виду национал-инфантилизма.
Примечания:
[1] Леонид Невлер. Культура хамства. https://vk.com/@vostroge-kultura-hamstva
