Пострусские в аспектах культуры и идентичности, часть 2
(предыдущая тут: https://teletype.in/@ostrog/bpv-bh4pgXJ)
На основе скрупулезного препарирования зомби-тушки русского национализма и анализа русской идентичности и государственности в 2015-2016 годах Алтуфьевым была сформулирована пострусская концепция[1]. Дискурсовод альманаха «Острог» заметил вслед за Ахиезером, Яковенко, Пелипенко и прочими исследователями русской культуры, но независимо от них, что русская история развивается по циклическим закономерностям нисходящей спирали, где каждому историческому периоду отпущено меньше времени по сравнению с предыдущим. Сопоставление с реалиями РФ последних лет утвердили и так витавшие в воздухе мысли о неотвратимости катастрофы. В свете грядущей дезинтеграции предложено решение проблем внеэтничности русской массы и доминирования выморочной постсоветской идентичности, довлеющей к красно-коричневому политическому спектру: отчуждение от идента и вливание в уже идущий процесс выруси. Таким образом, по замыслу автора, должны сформироваться активы из индивидов, способных послужить основой для ментальной и политической трансформации в подходящих для этого регионах. Были названы два магистральных направления для формирования новых пострусских идентичностей: 1. этника и регионализм, 2. объединения вокруг определённых дискурсов[2].
Ленин в заявлении редакции «Искры» в 1900 году писал: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться». Так, размежевавшись, #пострусские иденты получают, впервые за сотни лет, связующие силы, основанные не на чувстве локтя в роящемся зомбисоциуме, а на идейных и культурных спайках, используемых в преодолении атомизации и социальной бесплодности. При этом с точек зрения футурологии и социальной эволюции в Северной Евразии открываются доселе невиданные возможности. Однако позже возникли соображения, что подобный подход решает лишь половину проблемы, и он был существенно дополнен, о чём немного ниже.
Теперь рассмотрим вопрос русского идента с культурологических позиций. Пострусский гений Пелипенко в своей веховой статье «Судьба русской матрицы»[3] точно описал фатальное ядро «отечественной» ментальности: русскую матрицу (далее РМ) как ключевую структурную компоненту ЛКС. Не будем подробно останавливаться здесь на ее описании. Как любое синтетическое явление, она не уместится в емкое определение. Повторим только, что мышление русского человека, погруженного в эту матрицу, основано на идее господства, оформленной в проект идеократической империи (не путать с колониальной). При этом РМ ярко антиличностна, но, вынужденная терпеть личности в конкуренции с Западным миром, который после Реформации опирается на этот культурный тип, она привязывает их к себе парадигмой служения.
Здесь необходимо уточнить, что имеется в виду под личностью. Это слово употребляется не в привычном смысле, когда кто-то субъективно оценивается "настоящей личностью" в противовес серым обывателям. Хотя некоторое сходство есть, но речь идёт о культурном типе, что определяет культурное сознание отдельного человека в частности и само общество в целом.
Культурный тип личности начал складываться еще в Осевую эпоху (по Ясперсу), но наибольшее распространение как носитель цивилизации личностей получил в Западных культурных системах после Возрождения и Реформации. О культурах, в которой личность – доминирующий тип, можно с уверенностью говорить лишь с эпохи Просвещения. В отличие от манихеев-логоцентриков личность – «неправильный» логоцентрик, природняющийся не к внеположенному и строго положительно переживаемому Абсолюту, а к собственной Я-экзистенции. Личность – мастер медиации (т.е. синтеза смысловых оппозиций) и машина по производству инновационных смыслов, в чем заключается секрет экспоненциального вертикального развития Западной культуры после XVI века. По своему определению личность – инновационный элемент культурной системы, а значит полноценных личностей не может быть более 5-7% населения, что, судя по всему, есть некая антропологическая константа, превышение которой приведёт к коллапсу любой культурной системы по причине не справляющихся механизмов стабилизации. Но культурный тип в отдельном человеке никогда не бывает чистым, так что большинство членов личностно-ориентирванного общества имеет личностную компоненту, которая служит дополнением к доминанте иного культурного типа: современного аналога родового типа, манихейского или Новой естественности. Компоненты и доминанты определяются по ходу взросления и, вероятно, в отдельных исключительных случаях могут смещаться в ответ на психические потрясения, запускающие внутренние процессы медиации или раскультуривания.
Являясь глубоко логоцентрической в своей основе, русская ЛКС определяет для своего среднего носителя картину мира в рамках оппозиции Сущее/Должное, где последнее выражено в связке с надмировой и персонифицированной Властью. Причем таким образом, что между Должным и Властью невозможно провести границу. Сущее и Должное здесь употребляются как культурологические, а не философские термины. Сущее есть не всё сущее в общепринятом философском дискурсе, а отражённое в культуре коллективное восприятие окружающей реальности, выраженное в смыслах и знаках культуры и обязательно в контексте Должного, от которого это сущее отпадает в своём несовершенстве и преступном уклонении. Слово "преступное" здесь не случайно, ибо сущее в глазах такой культуры (в которой обсуждаемая оппозиция является смыслообразующим компонентом) окрашено отрицательно с точки зрения её системы ценностей. Должное же есть идеальное представление о культуре, обживаемой ею реальности, её носителях и их нормативном поведении.
Амбивалентная сущность этого синкретического конструкта Должное/Власть делает носителя русского традиционного сознания одновременно и жертвой Власти, и спасаемым ею от ужаса быть включенным в большое сложное общество и в саму историю, в которую это сознание было погружено вопреки своему желанию и стадии развития. Отсюда антиисторизм русской коллективной памяти, отмеряющей эпохи по сменам царей на престоле, с полным сбросом как своей ответственности, так и накопленного опыта (#национал_инфантилизм).
Расколотая на этапе культурного импринтинга между догосударственной архаикой и письменным христианским государством ментальность породила феномен #национал_кентавричность (как подмечал еще Бердяев[4]), которая фрактальным образом проявляется в ней на всех уровнях культурной активности. Термин «раскол» был введен Ахиезером[5] и описывает достаточно сложное явление, ибо расколото именно сознание. Пелипенко развивает это понятие с точки зрения СТК. Он пишет: «[Раскол] и сам закрепился в коллективном подсознании как адресат партиципационных устремлений [устремления к природнению — М.К.] и, соответственно, как бессознательная формула идентичности»[6] . Прежде всего, он выражен в амбивалентном состоянии самих голов, иногда вплоть до предшизофренического (в группах основания «Острог» в сетях по хэштегу #психочума собрана масса материалов). Упомянутый конфликт личности с противостоящим ей обществом — одна из частностей раскола. Другая – извечный конфликт «западников» и «почвенников»: от западничества и славянофильства XIX века до либералов и патриотов конца XX. Сюда же расколы между социумом и властью, между высокой культурой большого общества и деревенской архаикой традиционного мира и т.д.
Примечания:
[1] Алтуфьев Д.Ю. Пострусские. (Выложено в документах группы в ВК: https://vk.com/docs-76705631)
[2] Так называемые дискурсивные идентичности, полностью оторванные от этнической или национальной идендичности или приоритетные по отношению к ним. Такие идентичности в изложении Алтуфьева сравнимы с кредо-идентичностями, о которых теоретизировал Ф. Фукуяма в своих последних работах. См. например Against Identity Politics - The New Tribalism and the Crisis of Democracy. Foreign Affairs, September/October 2018.
[3] Пелипенко А.А. Судьба русской матрицы, Острог13 (номера здесь: https://disk.yandex.ru/d/ThthKg7a89s79w) (или https://vk.com/@-172623766-sudba-russkoi-matricy).
[4] Бердяев Н.А. Русская идея. СПб.: Азбука-классика, 2008. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. СПб.: Азбука-классика, 2016.
[5] Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. I. Новосибирск, 1997.
[6] Пелипенко А.А. Русская система в культурном измерении. Доклад на втором семинаре «Куда ведет кризис культуры?» фонда «Либеральная миссия». 2010. (Выложено в документах группы в ВК: https://vk.com/docs-76705631)