138

- Да. Прапор стал уже совсем старым. Впрочем, как и я. - проворчал старый Адмирал, наполняя кормушку кошачьим кормом. Светодиод на шее давно облысевшего ящера радостно заморгал. Малинин вытащил из синтезатора свой скромный ужин и медленно поковылял к столу. Почему-то последнее время у него разболелась нога. Уже много лет вместо этой ноги стоит протез, а вот всё равно, болит. Как объяснял Самуил Яковлевич - фантомные боли и скорее всего от банального переутомления.

- А мы с тобой не молодеем! - крикнул Прапору Малинин. Но тот даже "ухом не повёл", как говорит Комбриг. Да и уши у этого ящера таковы, что при всё желании ими не подвигаешь. - Ну и ладно. Заканчивай приём пищи и отбой.

Уставившись в окно-монитор, где был виден какой-то красочный пейзаж далёкой планеты, старый Адмирал вспоминал те времена, когда он был жизнерадостным курсантом. В руках была любимая кружка с ароматным чаем. За всю свою довольно долгую жизнь ощущения безмятежного счастье он испытывал лишь в детстве и во время обучения в военном училище. А потом - война, служба, постоянные операции и горечь от утраты своих товарищей. В мыслях всплыли созвучные настроению стихи, кого-то из древних.

- А я сижу, укутавшись в свой плед,
Пью чай, мечтая о единорогах...
Уставшими глазами смотрю вслед
Я на людей, и в сердце вновь тревога...

- Всё. Отбой. - приказал сам себе Малинин, чувствуя, что он начинает себя "есть поедом". Вспомнив эти слова Комбрига, он сделал себе очередное обещание узнать у Фридриха значение этих странных слов и стал укладываться в кровать...

... Выстрел. Ещё выстрел. Надо спрятаться за укрытие. Но вокруг, на льду, нет ничего, кроме трупов товарищей, возле которых расплывались огромные лужи крови. Рядом взрыв. Уши заложило от лёгкой контузии. Но как ни странно, стало легче. Стали не слышны страшные крики раненых. Время как будто замедлилось. Винтовка в руках беззвучно выплёвывала боезапас в сторону врага. Туда, где было практически ничего не видно от дыма. Но именно оттуда в ответ летели пули, выбивая вокруг невысокие султаны снежной пыли. Это было даже красиво.

Всё. Больше ни одного патрона. Ни в обойме, ни в подсумках. Пришлось снимать с пояса трёхгранный штык и примкнуть к винтовке. Руки, даже в неудобных рукавицах, привычно справились с этой нехитрой работой. Краем глаза он видел, что вокруг солдаты так же готовятся к штыковой атаке. Шинель сейчас даже мешала. Не смотря на то, что несколько дней назад наступила весна, было ещё довольно холодно. И этот пронизывающий ветер, который не прекращался. Но от бега, а пришлось преодолевать почти семь верст по льду от берега до острова, было нечем дышать. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

- Ураааааааа!!! - этот крик он услышал даже при той контузии, которую он получил пару километров назад. Точно так же крича он мчался последние сто метров. Выстрелы с набережной прекратились. Там были видны только трупы, Много трупов. Камни брусчатки были красными крови. Враг бежал в Кронштадтскую крепость.

Штурм крепости, который шел несколько часов, запомнился смутно. Взрывы, выстрелы, после подвоза боеприпасов стало полегче и дом за домом мятежников выбивали на лёд Финского залива. Уже в ночи, возле одного из костров, где он присел погреться еле передвигая ноги от усталости, пришло известие, что всё. Мятеж подавлен. Выстрелы прекратились. Кто-то недалеко кричал "Ура", но большинство просто устало грелись, протягивая руки к огню. Так, возле костра он и уснул...

Адмирал открыл глаза. Опять сон. И опять события тех далёких времён начала двадцатого века. Практически сразу Малинин стал записывать свои видения, чтобы передать Фридриху для расшифровки. И практически сразу он понял - смысла в передачи текста для анализа неу, через день в Столице начнётся мятеж. Вполне возможно, что такой же кровавый, как и в его сне. Даже не завтракая, он начал отдавать распоряжения. В палате стало по деловому шумно. Адмирал в душе радовался. Этот долгий период неясности прошёл, началась знакомая работа.