58)
Тишину разорвал резкий, пронзительный вой сирены. Тревога. Черненко не шелохнулся сразу. Лишь медленно, с усилием, как глубокий старик, поднял голову и рспрямил плечи. Адреналин? Да, он толкнул под ребра знакомым холодком, но не взбодрил, а лишь добавил горечи. Опять. Опять чья-то кровь, опять смерть, опять эта бессмысленная мясорубка на краю света.
В дверь влетел взводный. Лицо белое, глаза широко раскрыты. «Товарищ штабс-капитан! Дозор... у балки... Пропал...»
Черненко медленно встал. Он подошел к стене, снял автомат. Металл был теплым, почти горячим. Знакомый вес, знакомая уверенность от этой тяжести против того, что ждало за воротами.
- Поднимай своих. Взводу – на выезд через ворота пять. Броня – впереди. Санитара не забудь взять. Всё – к машинам.
Голос звучал глухо, без привычной командирской металлической нотки. Просто констатация неизбежного.
Он вышел в коридор. Сирена выла, сводя с ума. Солдаты бежали мимо – молодые, испуганные, старающиеся казаться храбрыми. Их лица мелькали, как кадры плохого сна. Внизу рев дизелей сливался с воем сирены в один сплошной, гнетущий гул. Воздух вибрировал от напряжения и предчувствия беды. Черненко чувствовал лишь тяжесть в ногах и пустоту в груди. Он влез в люк брони. Внутри пахло бензином и потом. Бойцы взвода молча проверяли оружие. Один из солдат, совсем мальчишка, глотал воздух, стараясь не дрожать. Черненко отвернулся. Ему нечего было им сказать. Никакие слова не согреют душу перед тем, что их ждало.
Колонна вырвалась за ворота, подняв тучи рыжей пыли. Она окутала ворота гарнизона, скрыв их, как саван. Дорога петляла между поросших жухлой травой холмов. Штабс-капитан смотрел в перископ на безжизненный пейзаж. Какая разница, кто именно сейчас им будет противостоять? Итог один. Больше смертей. Больше имен в скорбном списке. Больше тоски, накапливающейся в стенах гарнизона.
Когда стало почти темно нашли солдат из дозора. Трое. Они лежал на боку, как сбитые животные. Темные пятна на камнях говорили красноречивее любых слов. Черненко подошел к трупам. Только ветер шелестел сухой травой под ногами. Давящая тишина. Пахло гарью и... сладковатой вонью крови. Знакомый запах смерти и безумия этого края.
Черненко не стал кричать команду. Он просто медленно поднял автомат, щелкнул предохранителем. Его солдаты замерли, стоя возле затихшей брони, стволы дрожали, направленные в пустоту. Он видел их спины, напряженные до дрожи. Видел лицо взводного – потерянное, детское. Видел дрожавшего всю дорогу солдата, прижавшегося к камню, глаза были полны ужаса.
- За мной. Соблюдать тишину. Броне встать так, чтобы над спуском только башня торчала. Потеряете БТР - сам вас к стенке поставлю. Шагом марш.
Небольшой караван контрабандистов нашли через сорок минут. практически никакого охранения. Видимо те, кто напал на дозор ещё не вернулись. Интересно, куда это они так надолго ушли. Дав команду ждать, Черненко со взводным подполз поближе, заняв удобную позицию в корнях какого-то куста.
Ожидание затянулось ещё минут на сорок. Но вот показались и увешанная оружием охрана каравана. Поднялась суета. Было видно, что караван собирается продолжить путь. Значит сейчас все они в одном месте.
Перестрелка длилась всего пару минут. Черненко перестал стрелять. Он опустил автомат. Внезапно, с невероятной ясностью, перед его внутренним взором возникло море. Не то далекое, невидимое из окна гарнизона. А то, каким он видел его в детстве: бескрайнее, ослепительно синее, с прохладными волнами, бьющимися о теплый песок. Запах соли, крики чаек, ощущение абсолютной, безмятежной свободы. Оно было таким реальным, таким близким, что он почти почувствовал прохладу на лице.
Он усмехнулся. Горько и беззвучно. Вот оно, «потом». Только совсем не таким, как мечталось.