Беседы о русской эстетике | Беседа первая. Поэтика мышления. Есенин и Лорка

Пандемия резко ограничила возможности личного общения. С другой стороны, нет худа без добра: активизировалось общение удалённое, дистанционное.

Недавно благодаря кармен-романсам на стихи Николая Гумилёва я познакомился с Ириной Куликовой, куратором Московского клуба русской эстетики. У нас завязалась интересная переписка, которая привела к идее создания самостоятельного цикла коротких бесед, небольших диалогов о культуре.

Мы вместе будем выбирать наиболее важное и интересное и знакомить с этими беседами, надеюсь, широкий круг наших читателей.

——
БЕСЕДЫ О РУССКОЙ ЭСТЕТИКЕ
Беседа первая. Поэтика мышления. Есенин и Лорка

• Ирина Куликова, куратор,
Московский клуб русской эстетики

• Руслан Богатырев, ведущий эксперт,
Комитет национального наследия

— Ирина Куликова: С большим интересом слежу за вашим творчеством. Кармен-романс — это очень необычно и в то же время настолько глубоко раскрывает русскую эстетику. Русская поэзия предстаёт совершенно иначе. Вы затрагиваете большой и важный пласт нашей культуры…

— Руслан Богатырев: Благодарю. Музыка и поэзия, достойная музыка и высокая поэзия, действительно вместе могут творить чудеса. Чудеса преображения души. У нас как-то не принято говорить об этом. Да и не только у нас.

Любая вокальная музыка, если не считать вокализов, подразумевает наличие слов. Самым известным жанром является песня. А в ней слова в наше время всё больше выполняют роль ритмической сетки. Это по сути просто набор звуков, звуковой каркас современной музыки.

Слова теряют глубину мысли, кажутся мелкой рябью на глади пруда. Их ещё как-то слушают, но в них уже перестают вслушиваться. Они выглядят милыми побрякушками, дешёвой бижутерией, поделками из недорогих и непрочных материалов. Это некие рифмованные тексты, а не стихи. Именно так стало нормой их воспринимать. Даже среди профессионалов.

Вспомним мудрого Александра Блока: «Заметили ли вы, что в нашей быстрой разговорной речи трудно процитировать стихи? В тургеневские времена можно было ещё процитировать…, а теперь стихи стали отдельно от прозы; всё от перемены ритма в жизни».

Стихи сами по себе. Отдельно от жизни... Сегодня уже чаще можно слышать чтение стихов на фоне музыки. Мелодекламация. Правда, в самом зачаточном виде — просто как фон, как обои, как декорации. Но уже какой-то прогресс. Правда, новомодные чтецы больше упиваются своей персоной и нередко продвигают в массы пустую и откровенную графоманию.

А люди — преображение души становится всё больше для нас ментальным макияжем. Желанием казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Что и есть пошлость, с которой так яростно боролись Гоголь и Чехов. И песни мы слушаем, скорее, чтобы заполнить пустоту, чтобы разорвать тишину, найти отдушину, развлечься, поднять настроение. К преображению души это имеет, увы, очень отдалённое отношение.

— Ирина Куликова: Вы хотите сказать, что меняется сама эстетика песни?

— Руслан Богатырев: И не только песни. Меняется эстетика слова, эстетика мысли, само понимание прекрасного, возвышенного, поэтического. Всего того, что и составляет основу понятия эстетики. Люди становятся более приземлёнными, конкретными, практичными. И даже циничными. Нередко — просто пошлыми. С большим трудом ловят ассоциации, параллели, метафоры, аллюзии. А ведь всё это — неотъемлемая часть поэтики мышления. Умения увидеть ситуацию, проблему с неожиданного ракурса. Найти то, что не видят другие.

Одни в густой траве могут разглядеть даже самые неприметные грибы. Другие же могут всматриваться долго, пристально, до рези в глазах и не видеть при этом ничего. Датчики восприятия, органы чувствования иные...

— Ирина Куликова: Поэтика мышления? Вы говорите про поэтов? Но ведь не все же должны быть поэтами. Ранее считалось, что это удел избранных. Как и музыкантов.

— Руслан Богатырев: Поэтическое и прозаическое — ключевые эстетические категории. И они находят своё отражение не только в изящной словесности. Они есть в музыке. Они есть в живописи, скульптуре, архитектуре. Они есть в театре и кино. Наконец, они есть просто в повседневной жизни. В быту.

— Ирина Куликова: Согласна. Это два полюса. И жизнь всё больше подталкивает к прозе быта.

— Руслан Богатырев: Сегодня уже как-то подзабыли, как именно возникли поэзия и проза. В античности все искусства делились на изобразительные и мусические. К первым относились архитектура, скульптура, живопись. Ко вторым — триединство под названием «хорея» (поэзия, музыка, танец). Основа театра античности. Как отмечал в 1914 г. профессор историко-филологического факультета Санкт-Петербургского Императорского университета Фаддей Францевич Зелинский, наш лучший специалист по античной культуре, это соединение слова (песни), звука (напева) и жеста (пляски) под общим управлением ритма. Затем они уже распались на три составные части. Первая дала поэзию как искусство слова, вторая — вокальную музыку как искусство звука, и третья — орхеистику (включая мимику) как искусство жеста.

Вещие люди ранней античности — не философы. Вначале их роль играли поэты-певцы: гомериды, аэды, рапсоды. Причём они бытовали в кругу аристократии. Первым певцом крестьянской бедноты был Гесиод (VIII-VII вв. до н.э.). По сути античный пророк, «призванный» музами вещать истину. Невольно вспоминается его трагический последователь XX века — Сергей Есенин.

Проза (неразмеренное слово) к искусствам тогда не относилась. Изначально удел письменной прозы — дидактика (проза научная). Затем историография и философия. А вот устная проза в устах рассказчиков, которые тешили народ на разных празднествах, постепенно переросла в художественную.

— Ирина Куликова: Почему искусства называли мусическими?

— Руслан Богатырев: Покровительницами их считались девять древнегреческих муз: Евтерпа (музыка и лирическая поэзия), Эрато (любовная поэзия), Каллиопа (эпическая поэзия), Терпсихора (орхеистика, танцы), Урания (философия, астрономия), Клио (история), Полигимния (красноречие, риторика), Талия (комедия) и Мельпомена (трагедия). Все они — дочери Мнемосины (богиня памяти). Она знает всё, что было. Всё, что есть. И всё, что будет.

Музы античности чаще выступают под чутким руководством бога искусств Аполлона.

Лишь к IV в. до н.э. проза стала художественной (красноречие), и её решили признавать искусством. Граница между поэзией и прозой была очень чёткой. Прежде всего, это ритм, который унаследован поэзией из хореи. Затем уже проза многое вобрала в себя из поэзии. В том числе даже ритм. Как метко заметил Зелинский, проза присоседилась к поэзии.

В поздние периоды античной культуры и проза стала ритмической. Она убила поэзию и завладела её наследством. Из этой позднейшей ритмической прозы возникла средневековая европейская, а затем и русская поэзия.

— Ирина Куликова: Слова рождали образы. Ритмические и неритмические.

— Руслан Богатырев: Да. Но не в одних образах было дело. Сергей Есенин, надо отдать должное глубине его понимания, в своей статье «Быт и искусство» (1920) выделил суть, главное: не в слове и в образе дело, а в звуке и мысли. Они первичны и важнее. Есенин пишет (хотя выступал и устно в октябре 1920 г. с подобным докладом): «Собратья мои увлеклись зрительной фигуральностью словесной формы, им кажется, что слова и образ — это уже всё. Но да простят мои собратья, если я им скажу, что такой подход к искусству слишком несерьёзный, так можно говорить об искусстве поверхностных напечатлений, об искусстве декоративном, но отнюдь не о том настоящем строгом искусстве, которое есть значное служение выявления внутренних потребностей разума. Каждый вид мастерства в искусстве, будь то слово, живопись, музыка или скульптура, есть лишь единичная часть огромного органического мышления человека, который носит в себе все эти виды искусства только лишь как и необходимое ему оружие. Искусство — это виды человеческого управления… Всё что выходит из человека, рождает его потребности, из потребностей рождается быт, из быта же рождается его искусство…»

Нет никаких сомнений, что такая философия искусства (виды человеческого управления) — плод многолетнего общения Есенина со своими мудрыми наставниками в этой области — Разумником Васильевичем Ивановым-Разумником и Андреем Белым. И это знак участия Есенина в работе петроградской Вольфилы (Вольной философской ассоциации), которую основали и возглавляли его учителя. Вольфила в те грозные послереволюционные годы (1919-1923) полемизировала с конкурентом, с другой не менее авторитетной организацией, созданной в Москве, — Вольной академией духовной культуры (ВАДК) по главе с Николаем Александровичем Бердяевым. Кстати, тот состоял как действительный член и в Вольфиле.

— Ирина Куликова: Вот это да! Вот это Есенин! Вот вам похабник и скандалист.

— Руслан Богатырев: Увы. Есенина, на мой взгляд, сильно недооценивают и даже примитивно вульгаризируют. Даже спустя столетие. Уж больно легко ведутся на отвлечённое, показное и декоративное, на те его роли и маски, с которыми он буквально сроднился. Парень не промах. Но косить под дурачка любил. Так ведь проще добиваться цели. В обществе зла и порока. Которое за это презирал.

Искусство в понимании Есенина не есть бесполезная абстракция в тех или иных формах. Независимая от бытия. Не есть отвлечённые фантазии автора, соревнующегося с собой и с другими в величии, красоте, виртуозности и остроумии. Сергей Есенин: «У собратьев моих нет чувства родины во всём широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласовано всё. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния. У Анатоля Франса есть чудный рассказ об одном акробате, который выделывал вместо обыкновенной молитвы разные фокусы на трапеции перед Богоматерью. Этого чувства у моих собратьев нет. Они ничему не молятся, и нравится им только одно пустое акробатничество, в котором они делают очень много головокружительных прыжков, но которые есть не больше, не меньше как ни на что не направленные выверты. Но жизнь требует только то, что ей нужно, и так как искусство только её оружие, то всякая ненужность отрицается так же, как и несогласованность».

— Ирина Куликова: Мысль глубокая. Впечатляет.

— Руслан Богатырев: Сила Есенина — не только в подкупающей простоте и напевности выверенного звучащего слова (не письменного!), идеально отточенного, не хуже, чем у Гумилёва. Удивительно, как Есенин сумел в таком возрасте и в таких условиях постичь высшую архитектуру слова, образа, звука и смысла. С мощным фундаментом в бытии личности и своей родины. Мастер невидимых, скрытых аналогий.

Выдающийся польский математик Стефан Банах примерно сто лет назад высказал потрясающую мысль: «Математик — тот, кто умеет находить аналогии между утверждениями. Лучший математик устанавливает аналогии доказательств. Ещё более сильный может уловить аналогии теорий. Но есть и такие, кто между аналогиями видит аналогии».

Уметь находить аналогии — это качество поэтического ума, поэтического взгляда на мир. Взгляда, способного разорвать привычные шаблоны и границы. Но сегодня понимание этого исчезает. Математика, шахматы, программирование, театр, поэзия, музыка, архитектура — ведь всё это звенья одной цепи, как ни удивительно. Всё это почва, питающая среда ментального программирования.

Но если заложенный в них огромный потенциал для ума и души мы будем выхолащивать, низводить до примитива сиюминутности, до затыкания дыр, люди попросту будут себя обкрадывать.

Зачем казаться, а не быть, если можно просто стать самому лучше? Зачем накладывать густые слои грима, макияжа, если можно исправить саму кожу? Волевым изменением своего питания и образа жизни.

— Ирина Куликова: А наши великие режиссёры театра обладали поэтическим складом ума?

— Руслан Богатырев: Как сказать... Вспоминаются тщетные попытки Александра Блока ставить свою пьесу «Роза и крест» (1913) в Художественном театре. Блок искренне преклонялся перед гением Станиславского и хотел, чтобы ставил именно он. Но поэзия замысла столкнулась с прозой восприятия. Как вспоминал потом Блок: «Читать пьесу мне было особенно трудно, и читал я особенно плохо, чувствуя, что Константин Сергеевич слушает напряжённо, но не воспринимает. Из разговоров выяснилось, что это — действительно так. Он воспринял всё действие как однообразное, серое, терял нить. Когда я стал ему рассказывать всё подробно словами гораздо более наивными и грубыми, он сразу стал понимать».

— Ирина Куликова: А вы согласны с тем, что эстетика помимо общечеловеческой значимости имеет и национальные особенности?

— Руслан Богатырев: Конечно. И дело не только в Есенине. Ведь понятия о прекрасном и безобразном у человека формируются с раннего детства. По сказкам, мультфильмам, книгам, песням… Именно тогда, в семье и закладываются основы мировосприятия. Если для человека русский язык — родной, он и думать будет на этом языке. И мир воспринимать сквозь призму родного языка.

Слова имеют глубинный смысл. Вы можете в совершенстве изучить, скажем, испанский язык. Но если вы не знаете их сказок, их эпоса, если вы понятия не имеете о сарсуэлле, фламенко, об их литературе, об исторических традициях испанцев, то даже ваше чистое произношение и блестящее знание языка останется побрякушкой, макияжем. Потому что, произнося испанские слова, вы понятия не имеете, что на самом деле за ними стоит. Там, глубоко, в истории и культуре этого народа.

— Ирина Куликова: В самом деле, продолжая вашу аналогию: русская душа раскрывается через русские песни, русские сказки, через русскую культуру.

— Руслан Богатырев: Конечно. Но вернусь к Испании. Раз уж зашла о ней речь.

У Федерико Гарсиа Лорки, одного из моих любимых поэтов, есть интересное эссе — «Воображение, вдохновение, освобождение». Это наброски лекции, с которой он выступил в октябре 1928 г. Она мне была крайне интересна: ведь суждения Лорки о предназначении и законах поэзии выходят далеко за рамки самой поэзии и даже искусства. Они универсальны.

Есенина и Лорку роднит многое. Самое таинственное, мистическое и магическое в их загадочном творчестве — Луна.

Лекция Лорки... Не буду всё пересказывать. Остановлюсь на наиболее важных моментах. Лорка пишет: «Миссия у поэта одна — дарить душу». И с этим трудно не согласиться. «Поэзия влюбляет», — продолжает он. Но чего поэзия не терпит — так это равнодушия.

Федерико Гарсиа Лорка выделяет три ступени, три этапа через которые проходит любое произведение искусства: (1) воображение, (2) вдохновение, (3) освобождение.

1. Воображение — способность к открытиям. Метафора — дочь воображения, вспышка интуиции. Воображение преображает вещи, наполняет их особым смыслом, выявляет неожиданные связи, аналогии. Воображение — первая ступень и основание всей поэзии.

2. Вторая ступень — вдохновение. Поэтическое вдохновение имеет свои неписанные законы. Оно не подчиняется контролю логики. Поэзия устанавливает свой порядок и свою поэтическую гармонию. Если поэтическое воображение подчиняется логике человеческой, то поэтическое вдохновение — логике поэтической. Вдохновение — это благодать, неизречённый дар.

3. Третья ступень — освобождение. Воображение ограничено действительностью. У него свои горизонты. Вдохновение добавляет интуицию и подсознание. Добавляет энергию преобразования вещей, видов, чисел, планет, их связей.

Но воображение бедно. Оно связано рамками. Видимая действительность неизмеримо богаче оттенками, неизмеримо поэтичнее, чем воображение.

Лорка пишет: «Все риторические и поэтические школы мира, начиная с японских канонов, предлагают богатейший реквизит закатов, лун, лилий, зеркал и меланхолических облаков применительно к любым вкусам и климатам. Но поэт, который хочет вырваться из вымышленных границ, перестаёт грезить и перестаёт желать. Он уже не желает — он любит… От воображения он переходит к вере».

И через веру он приходит к освобождению.

Если перевести мысль Лорки на рельсы иных ассоциаций: (1) воображение — внутренний взор мозга и души. (2) Вдохновение — небесный огонь, который душу озаряет и направляет. (3) Освобождение — умение ментально летать, сбрасывая с себя оковы притяжения принятых шаблонов и клише.

— Ирина Куликова: Никогда не слышала об этой работе. Удивительно.

— Руслан Богатырев: Это далеко не всё. Не сторонники, не союзники нужны поэзии, но влюблённые. Такова удивительная мысль Лорки. И здесь он полностью на стороне великого Данте.

Вспомним, как завершалась заключительная 33-я песнь его «Божественной комедии» (в каноническом переводе Михаила Лозинского), та песнь «Рая», что носит название «Райская роза»:

——

Как геометр, напрягший все старанья,
Чтобы измерить круг, схватить умом
Искомого не может основанья,

Таков был я при новом диве том:
Хотел постичь, как сочетаны были
Лицо и круг в слиянии своём;

Но собственных мне было мало крылий;
И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.

Здесь изнемог высокий духа взлёт;
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,

Любовь, что движет солнце и светила.

——

Любовь — вот она, движущая сила поэзии. И движущая сила всего мира.

Как ни странно, именно в поэтическом мышлении априорное преимущество человека перед любым искусственным интеллектом.

Важно помнить, что путеводный свет поэта — в противоречии. Именно через противоречия, через антиномии и диалектику поэт познаёт и преобразует себя и мир. Через них находит освобождение. Таков взгляд Федерико Гарсиа Лорки. И взгляд очень глубокий.

По сути он опередил время, подняв вопрос об особой поэтике и эстетике мышления. То, что сегодня крайне важно нам осознавать и развивать. Если хотим добиваться новых высот познания, идти к новым горизонтам. И в искусстве, и в науке, да и просто в жизни. В той самой жизни, в которой и коренится, по Есенину, настоящее искусство.

——
• Кармен. Carmen. Романсы и фильмы: https://teletype.in/@pantheon/2021-03-16
• Беседы о русской эстетике. Беседа первая. Поэтика мышления: https://proza.ru/2021/07/18/632