Бабка-гаишница

Дорога вела среди бескрайних полей и вдававшихся в них редких перелесков и лохматых урочищ. Дома давно опустевших деревень поглотили полчища клёна, своими уродливыми ветвями они опутывали крыши домов.

Одна из деревень буквально прижималась к дороге. Там было всего два дома. Один – типовой, постсоветский. Прямоугольная коробка из силикатного кирпича с двускатной крышей, покрытой шифером. Сквозь повалившийся забор проросли крапива и всё тот же клён, что говорило о давней бесхозности двора. Но ещё выразительнее выглядела полевая техника. Торчавший из бурьяна остов сеялки, уткнувшийся бампером в землю «ГАЗик» и комбайн «Нива» с торчащим шнеком. Я ещё подумал и удивился, что всё это ещё не разобрали на металл.

Второй дом стоял чуть поодаль. Он был меньше и укрывался под сенью огромной ракиты, разломившейся пополам, но каким-то чудом всё ещё живой. Крыша дома тоже была шиферной, но сплошь покрыта мхом, отчего возникало ощущение, что он будто вырван из сюжета какой-то старой сказки.

— Смотри, что сейчас будет, — кивнул в сторону этого дома водитель, до этого момента всю дорогу молчавший.

Когда он вырулил и сравнялся с деревней, из-за пышного куста бузины, растущего на обочине, внезапно для меня выскочила старуха в растянутом свитере с рукавами в полоску и начала отчаянно голосовать. Мой попутчик остановился, и старуха подскочила к нему:

— Дай з-закурить! Малого моего не видал? – проскрипела она.

Желтоватое лицо, на котором морщины не оставили живого места, было очень худым, из-за этого прямой нос, изрытый оспинами, казался большим. Из-под платка торчал локон волос снежной седины. Её тяжёлый взгляд сновал по салону автомобиля и на какое-то время задержался на мне. Определить цвет глаз было невозможно: они были будто зашорены мутной пеленой.

– Нет, не видал, – ответил мужчина и протянул сигарету. Взяв её, женщина молча отошла.

Мы поехали дальше.

— Кто она? — спросил я, пока мы отдалялись от сгорбленной, тощей фигуры женщины в нелепом полосатом свитере.

— Тяжёлая история, — начал мой попутчик. — Она работала агрономом в местном колхозе. Не поверишь, была дородной бабой и всегда с сигаретой во рту. Тогда эта привычка у женщин особенно презиралась, но ей перечить никто не смел, с характером была.  Был у неё и сын, работал трактористом, комбайнёром. Когда Союз рухнул, она вовремя спохватилась и вместе с сыном оформила фермерское хозяйство. Бывшие колхозники глубоко семью уважали, а потому отдали им в аренду свою землю, взамен получая зерно для скота с каждого урожая. Дело спорилось, сын её буквально сросся с землёй и иначе как фермером себя не видел.

Семьёй обзавёлся, дом построил рядом с материнским. Но потом как-то не сложилось, и вскоре сын развёлся и остался один в своём доме. Спасала его от горьких мыслей лишь работа на родной земле. Вкалывал с утра до ночи, не переводя дух, не жалея себя и дело у него спорилось, хотел уж было расширяться. Но изменилось всё внезапно.

Начал этих краях хозяйничать неведомо откуда пришедший агрохолдинг. Скупал за копейки наделы местных жителей поначалу, а потом и до фермера добрались. Но он ни в какую: ни денег не взял, ни угроз не побоялся. Тогда дельцы натравили своих юристов, те и накопали в документах на землю кучу ошибок. Так лишился он своей земли, следом описали технику кредиторы.

Стало это большой трагедией для семьи, а мужик и вовсе запил тогда. Как ни пыталась мать донести до сына ту мысль, что жизнь на этом клином не сошлась — всё бесполезно. Выбили у него землю из-под ног в самом натуральном смысле.

А однажды он пропал, как в воду канул. Искала мать сына везде. То в лесу её встречали, то в десятках километров от дома, то по городу бродила. Поговаривали люди, что сын её то ли утонул случайно, то ли утопился. Все реки вокруг тогда облазили, да так и не нашли тела, а потому и мать не верила, продолжая искать сына. На этой почве умом она и тронулась, ищет по сей день, голосует на дороге, в своём чудном свитере, стреляет сигарету и спрашивает не видал ли кто её сына. Так и прозвали старуху — «бабка-гаишница».