Как я протирал бытие до дыр. О рутине

Часто слышу: мол, чем мы младше, тем медленнее идёт жизнь, а едва переступаешь порог взрослости — перестаёшь замечать годы. Слышали ведь такое? А может, сами через это прошли?

В какой-то момент я начал замечать это на себе. Только начался месяц, лето, выходные… И бац! Уже всё! А разговоров-то было…

Сжатие времени я ощутил, когда у меня появилась стабильная работа — уже много лет. Она была интересной, творческой. Но за её пределами всё обратилось в рутину. Именно она, родненькая, и изменила скорость времени.

Когда мы дети — каждый день совершаем открытия. Достаточно свернуть за угол, заглянуть под капот автомобиля — и вот ты в новом, невероятном мире, который затягивает своей необъяснимостью, а следом — желанием понять, что да как. Но с годами «углов» и «капотов» становится меньше. Теперь «угол» — это ипотека, а «капот» — автокредит. И вся загадка — как выплачивать это с минимальным ущербом для бюджета. Так из детства, полного открытий, мы переходим во взрослую жизнь, где новое — это разве что сериал или что-то эдакое в маркетплейсе. Хотя по сути — та же рутина. Покупки и массмедиа — всего лишь продукт, послевкусие от которого быстро проходит, а эмоции улетучиваются к финальным титрам или в момент, когда выбрасываешь упаковку. И сам этот момент стирается во времени, накапливая балласт похожих дней, которые сливаются в одно целое, и вытащить из него что-то отдельное уже почти невозможно.

Всё началось с медитации. Каждое утро просыпался и практиковал дзадзен. Ничего не ожидая. Потом, если получалось, брал термос чая и уходил в угодья. Там, найдя подходящее место, завтракал — точнее, пил чай. А потом, в какой-то момент, стал медитировать уже на природе.

С каждым разом мне всё больше хотелось понять: «А где я вообще живу? Кто и что меня окружает?» Конечно, поверхностно я всё знал — но детали долго казались неважными. Я будто жил на самом верхнем слое своего бытия. Он был понятным, накатанным — но скупым и безликим.

Нам важно давать имена всему вокруг. Потому что они, как якоря, цепляются за реальность, в которой мы живём. Когда начинаешь понимать, что происходит вокруг — где юг, где север, откуда ветер дует, когда птицы прилетают весной — когда-то чужой мир становится ближе. Это мы впитываем с раннего детства или как минимум со школы.

Я начал протирать бытие, как запотевшее стекло. Чем больше замечал — тем интереснее казался мир, который до этого успел приесться.

Когда у меня появился телеобъектив, я стал ходить в угодья и снимать птиц, а потом и зверей. С каждым разом узнавал больше — названия растений, повадки животных, где они живут, чем питаются. Я протирал бытие до дыр, слой за слоем, и за привычной поверхностью открывался новый, живой, дикий мир.

Я снова начал ходить в походы — те самые, что когда-то потеряли смысл. Теперь я уходил на несколько дней, снимал природу, пейзажи — и возвращался с чувством, будто заново открыл мир.

Теперь, даже когда я иду одной и той же дорогой, она не кажется скучной. Каждый раз я замечаю что-то новое — деталь, тень, звук.

«Так я избавился от рутины…» — если бы я закончил так, это было бы ложью. Без рутины жизнь невозможна. Чистить зубы, готовить еду, поливать цветы — это всё она. В каких-то слоях жизни она даже спасает — берёт на себя утомительное, но необходимое, чтобы мы не страдали от этого каждый раз. Главное — не дать ей поглотить всё. Чтобы жизнь не превратилась в конвейер.

А для этого и нужно протирать бытие до дыр — чтобы даже в обычном находить то, от чего захватывает дух.