Мика Гудман "Последняя речь Моисея" - Часть 2 - Глава 5
5. Три заботы Моисея
Моисей обеспокоен тем, что его революции не произойдут, что единый Бог не останется единственным Богом народа, что люди нарушат завет сразу после того, как войдут в землю.
Моисей выражает свои опасения в трех размышлениях, которые повторяются в его речи:
1. Что будет, когда их пророк уйдет? Моисей был посредником между Богом и людьми, и теперь он беспокоится, что Тора не переживет его смерти. Из греха золотого тельца он узнал, что, когда он исчез на короткое время, завет был нарушен. Теперь он задается вопросом, будут ли люди продолжать служить одному Богу даже после того, как он, Моисей, исчезнет навсегда.
2. Что будет, когда закончится период изоляции? Будет ли народ продолжать служить Богу даже после перехода из пустыни в землю Ханаанскую со всеми ее культурными соблазнами? Тора была дана в пустыне, и для Моисея пустыня имеет большое преимущество: она изолирована и, следовательно, свободна от конкурирующих культурных влияний внешнего мира. Моисей не уверен, что духовное сознание людей переживет переход из пустыни в Ханаан.
3. Будет ли власть развращать людей? Повлияет ли на нравственность людей переход с позиции слабости на позицию силы? Я подробно рассмотрел этот вопрос. Итак, теперь я обращу внимание на первые два, начиная с более простого страха Моисея: переживет ли завет его смерть?
Тора без посредников
Страх перед Моисеем отражает самый важный вызов, стоящий перед народом: формирование религии, не зависящей от посредников. В первой части этой книги мы видели, как Моисей требует, чтобы люди утвердили завет с Богом после его ухода. После смерти Моисея и вступления в землю людям приказано провести церемонию ратификации на равнине между горой Гаризим и горой Эвал. Эта церемония является сутью того, к чему стремится Второзаконие, а именно к уменьшению зависимости от посредников между людьми и Богом. Книга Второзакония не упоминает ангелов. Ангелы ходатайствуют в Бытии, Исходе и Числах, но не во Второзаконии. В книге Чисел мы читаем:
Xудо поступали Египтяне с нами и отцами нашими; и воззвали мы к Господу, и услышал Он голос наш, и послал Ангела, и вывел нас из Египта; и вот, мы в Кадесе, городе у самого предела твоего; (Чис 20, 15-16)
Но когда эта история повторяется во Второзаконии, повествование становится несколько иным:
Египтяне худо поступали с нами, и притесняли нас, и налагали на нас тяжкие работы; и возопили мы к Господу Богу отцов наших, и услышал Господь вопль наш и увидел бедствие наше, труды наши и угнетение наше; и вывел нас Господь из Египта рукою сильною и мышцею простёртою, великим ужасом, знамениями и чудесами. (Втор 26, 6-8)
В версии Второзакония посредник был устранен. Бог вывел детей Израилевых из Египта не через ангела, а Своей простертой рукой. Более того, из Второзакония исключена не только роль любого посредника, но и в значительной степени роль агентов-людей.
В Библии три фигуры описываются как посредники между Богом и людьми: царь, священник и пророк.
Книга Второзаконие лишает царя всех его религиозных функций. В языческом мире царь был еще и жрецом. Он был не только политическим лидером, но и религиозным деятелем. Во Второзаконии царь лишен святости. Он не играет никакой роли в поклонении и не представляет людей перед Богом.
Во Второзаконии также преуменьшается статус священников как представителей Бога, принижается значение жертвоприношения и храмового богослужения, тем самым принижается и статус тех, кто приносит жертвы и служит в Храме. Напротив, в книге Левит священники совершают церемонии искупления для людей, принося жертвы за грех и вину. В книге Левит мы находим фразу несколько раз: «Священник очистит его». Каким-то таинственным образом священники участвуют в процессе искупления.
Второзаконие, однако, не упоминает об этих жертвоприношениях. Единственная церемония искупления, упомянутая во Второзаконии — церемония, не упомянутая в предыдущих четырех книгах Торы, — включает в себя перелом шеи телице после того, как тело убитого человека найдено, а убийца неизвестен. В этой церемонии участвуют священники и старейшины города. Вайнфельд убедительно показал, что именно старейшины, а не священники ведут к искуплению убийства.
Все старейшины города того, ближайшие к убитому, пусть омоют руки свои над головою телицы, зарезанной в долине, и объявят и скажут: «руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели; очисти народ Твой, Израиля, который Ты, Господи, освободил, и не вмени народу Твоему, Израилю, невинной крови». И они очистятся от крови. Так должен ты смывать у себя кровь невинного, если хочешь делать доброе и справедливое пред очами Господа. (Втор 21, 6-9)
Старцы обращаются к Богу за искуплением народа без заступничества священников. Хотя священники присутствуют и старейшины должны мыть руки перед ними, искупление достигается через молитву, которую возносят старейшины, а не священники.
Во Второзаконии священники не являются посредниками между Богом и народом, и нет никаких указаний на то, что они как-то ближе к Богу. Книга стирает грань, отделяющую народ от священников, потому что запреты, которые относятся только к священникам в книге Левит они относятся ко всему народу в книге Второзакония. Так, в книге Левит сыновьям Аарона заповедано: «Не должны они иметь тонзур на головах своих, не должны брить уголки бород своих и не должны делать надрезов на теле своем. Да будут они святы у своего Господа» (Лев 21, 5-6). Тот факт, что этот запрет адресован сыновьям Аарона, предполагает, что он распространяется только на священников. Даже поедание животного, которое не умерло естественной смертью, запрещено в Левите только священникам, но это не так согласно Второзаконию. Запреты те же, но во Второзаконии они распространяются на весь Израиль.
Вы сыны [подобны сынам] Господа, Бога вашего; не делайте нарезов на теле вашем и не выстригайте волос над глазами вашими по умершем; ибо ты народ святой у Господа, Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле. (Втор 14, 1-2)
Это также относится к запрету на употребление в пищу животных, умерших неестественной смертью:
Не ешьте никакой мертвечины; иноземцу, который случится в жилищах твоих, отдай её, он пусть ест её, или продай ему, ибо ты народ святой у Господа, Бога твоего. (Втор 14, 21)
Поэтому святость священников в книге Левит распространяется на весь народ во Второзаконии, что делает социальные иерархии неразличимыми.
Вкратце: Второзаконие лишает мир ангельского присутствия, освобождает царей от их религиозных функций и лишает священников их роли посредников между Богом и людьми. Но борьба с представлением о том, что у Бога есть ходатаи, на этом не заканчивается; она продолжается через описание отношений Бога с последним кандидатом на роль Его представителя: пророком.
Моисей сообщает людям, что в будущем среди них встанут пророки, которые будут передавать слово Божие, но они должны относиться к этим пророкам с подозрением:
Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет при том: «пойдём вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им», — то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо через сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей; Господу, Богу вашему, последуйте и Его бойтесь, заповеди Его соблюдайте и гласа Его слушайте, и Ему служите, и к Нему прилепляйтесь; а пророка того или сновидца того должно предать смерти за то, что он уговаривал вас отступить от Господа, Бога вашего, выведшего вас из земли Египетской и избавившего тебя из дома рабства, желая совратить тебя с пути, по которому заповедал тебе идти Господь, Бог твой; и так истреби зло из среды себя. (Втор 13, 1-5 [2-6])
Первая заповедь, регулирующая отношения между народом и личностью, которая имеет смелость пророчествовать, состоит в том, чтобы не слушать ее и не повиноваться ей, а относиться к ней с осторожностью. Рассуждая о лжепророках, Моисей возбуждает в сознании своих слушателей глубокое подозрение.
Заповедь о повиновении пророку появляется лишь пятью главами позже:
Я воздвигну им Пророка из среды братьев их, такого, как ты, и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им всё, что Я повелю Ему; а кто не послушает слов Моих, которые Пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу; но пророка, который дерзнёт говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, такого пророка предайте смерти. (Втор 18, 18-20)
Что происходит, когда появляется истинный пророк, а какой-то человек не слушается его? Моисей отвечает от имени Бога: «Я сам призову его к ответу». Другими словами, народ не имеет права наказывать того, кто не подчиняется пророкам. Это наказание должно быть предоставлено Богу, и поэтому, хотя Бог повелевает людям убить лжепророка, они не уполномочены причинять вред тому, кто не слушает истинного пророка. Это удивительная асимметрия. Лжепророка убивают, а кто не слушает истинного пророка, тот не подлежит упреку. Законы Моисея не защищают лжепророка, но защищают любого, кто не слушает истинного пророка, от политических или социальных санкций.
Священник не имеет никакого религиозного статуса, его роль ограничена, а пророк находится под угрозой. Почему? Потому что Бог сообщает Свою волю напрямую Своему народу, который в любом случае очень близок к Нему:
Ибо заповедь сия, которую я заповедую тебе сегодня, не недоступна для тебя и не далека; она не на небе, чтобы можно было говорить: «кто взошёл бы для нас на небо и принёс бы её нам, и дал бы нам услышать её, и мы исполнили бы её?» и не за морем она, чтобы можно было говорить: «кто сходил бы для нас за море и принёс бы её нам, и дал бы нам услышать её, и мы исполнили бы её?» но весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоём, чтобы исполнять его. (Втор 30, 11-14)
Бог может быть на небесах, но его Тора здесь, на земле. К тому же, это абсолютно доступно — посредник не нужен. Нет необходимости, чтобы кто-то пересекал море, поднимался на небо или нес слово Божие человеку. Эти стихи содержат ключевую идею Второзакония: человек находится перед Богом без посредников. Фраза «ГОСПОДЬ, Господь твой» встречается в книге 234 раза. Речь Моисея, помимо нападок и принижения всех посредников, провозглашает человеку, что Бог есть его непосредственный [diretto] Бог, и что Тора Божия доступна всякому «в устах твоих и в сердце твоем».
Моисей обеспокоен проблемой, стоящей перед людьми. Он опасается, что его исчезновение приведет к отмене пакта. Но, возможно, его исчезновение на самом деле является частью договора [пакта], под которой понимается договор [пакт] без посредников.
Израиль и другие народы
Из трех опасностей, угрожающих верности людей завету, — смерть Моисея, зов язычества и завоевание власти — именно зов язычества выдвигает на первый план самую жестокую черту Второзакония. Детям Израиля приказано бесследно уничтожить ханаанский культ:
Но поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнём; (Втор 7, 5)
Но искоренению подлежит не только ханаанский культ, но и сами хананеи:
А в городах сих народов, которых Господь, Бог твой, даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию: Хеттеев и Аморреев, и Хананеев, и Ферезеев, и Евеев, и Иевусеев, как повелел тебе Господь, Бог твой. (Втор 20, 16-17)
Эта заповедь проявляется во Второзаконии более ясно и убедительно, чем в других предшествующих книгах Торы.
Каково происхождение этого взрыва насилия против неевреев? Это становится неожиданностью, потому что другие стихи Второзакония демонстрируют очень терпимое отношение. Например, когда дети Израиля пересекают землю Исава, Бог повелевает Моисею следить за тем, чтобы люди не причиняли вреда потомкам Исава:
И народу дай повеление и скажи: вы будете проходить пределы братьев ваших, сынов Исавовых, живущих на Сеире, и они убоятся вас; но остерегайтесь начинать с ними войну, ибо Я не дам вам земли их ни на стопу ноги, потому что гору Сеир Я дал во владение Исаву; (Втор 2, 4-5)
Бог не ограничивается защитой детей Израиля от других народов; он также защищает другие народы от Израиля. Вот что Бог повелевает относительно потомков Лота:
И шли мы мимо братьев наших, сынов Исавовых, живущих на Сеире, путём равнины, от Елафа и Ецион-Гавера, и поворотили, и шли к пустыне Моава. И сказал мне Господь: не вступай во вражду с Моавом и не начинай с ними войны; ибо Я не дам тебе ничего от земли его во владение, потому что Ар отдал Я во владение сынам Лотовым; (Втор 2, 8-9)
Как обсуждалось выше, книга Второзаконие иногда содержит отступления, которые функционируют как вводные примечания, и это одно из них. В нем описывается история потомков Исава и битвы, которые привели их к наследованию земли. Интересным аспектом этого отступления является сравнение, которое Тора проводит между историей потомков Лота, известных как моавитяне, и национальной историей евреев:
Прежде жили там Эмимы, народ великий, многочисленный и высокий, как сыны Енаковы, и они считались между Рефаимами как сыны Енаковы; Моавитяне же называют их Емимами; а на Сеире жили прежде Хорреи; но сыны Исавовы прогнали их и истребили их от лица своего и поселились вместо их — так, как поступил Израиль с землёю наследия своего, которую дал им Господь; (Втор 2, 10-12)
Хотя евреи были выведены из Египта Богом и им суждено получить от Него свою землю, их история не лишена параллелей. Есть и другие народы с похожими историями. Бог есть не только Бог евреев, но и всех народов, в том числе и не поклоняющихся ему. А почему не поклоняются? У Моисея есть неожиданный ответ. Они поклоняются небесным телам, потому что такова воля Бога:
[Смотри] дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну, и звёзды, и всё воинство небесное, не прельстился и не поклонился им и не служил им, так как Господь, Бог твой, уделил их всем народам под всем небом [направлять их своим светом]. (Втор 4, 19)
Бог создал звезды, солнце, луну и звезды, чтобы освещать мир. Но они не просто освещают мир, они также видны человеческому глазу. А потому звезды имеют очень сильный магический заряд, и трудно не поддаться искушению поклоняться им. Бог позволяет другим народам делать это. Только Израиль не может.
От страха к насилию
Поскольку Второзаконие терпимо относится к окружающим народам и их верованиям, как мы можем объяснить взрыв насилия против хананеев?
Ответ может быть связан со связью между страхом и насилием. Страх перед языческим влиянием является катализатором агрессивного поведения по отношению к этим народам. Страх, что люди войдут в землю и в конечном итоге будут похожи на хананеев.
Этот страх проистекает из двух источников: (а) чрезвычайного честолюбия [ambizione] монотеистического видения и (б) отсутствия веры в духовную способность народа реализовать это видение.
Моисей знает, что реализовать монотеистическое видение будет очень трудно, особенно в языческом контексте. Единобожие [монтеизм] не только запрещает изображение Бога, но и устраняет посредников Бога и резко снижает роль ритуала в служении Ему, требуя в то же время полной преданности Ему. Как можно посвятить себя Богу, которого нельзя увидеть или представить?
Моисей также знает, что среди детей Израиля нет настоящего единства. Они такие же люди, как и все остальные, Бог избрал их просто потому, что любил их, а любовь иррациональна. Произвольна.
Не потому, чтобы вы были многочисленнее всех народов, принял вас Господь и избрал вас, ибо вы малочисленнее всех народов, но потому, что любит вас Господь, и для того, чтобы сохранить клятву, которою Он клялся отцам вашим, вывел вас Господь рукою крепкою и освободил тебя из дома рабства, из руки фараона, царя Египетского.
[Особую любовь к вам Вечный проявил не потому, что вы не были гордыми по сравнению со всеми [другими] народами, и не потому, что из всех народов вы [были] самым смиренным. [Он избрал тебя] вместо этого из-за любви, которую Господь имеет к тебе, и из-за Его уважения к клятве, которую Он клялся твоим отцам, и [поэтому] Господь вывел тебя рукою крепкою и избавил тебя из дома рабства, власти фараона, царя Египта.] (Втор 7:7-8)
Впервые в Торе описывается любовь Бога к Израилю. Сначала мы узнаем, что Бог любит Израиль. Но избран Израиль не потому, что он лучше всех других народов, а из-за Его верности древнему завету, который Бог заключил с отцами народа. Они верны этому завету, потому что их любят.
Это объяснение повторяется во Второзаконии. Оно появляется, когда Моисей объясняет, почему Бог превратил проклятие Билама в благословение:
Но Господь, Бог твой, не восхотел слушать Валаама и обратил Господь, Бог твой, проклятие его в благословение тебе, ибо Господь, Бог твой, любит тебя. (Втор 23, 6 [5])
Это потому, что Бог любит народ, а не из-за какой-то уникальной и характерной черты, которой он [народ] обладает. Это любовь без объяснений и оправданий, иррациональная любовь, пережившая великие неудачи, о которых Моисей заботливо напоминает:
Посему знай, что не за праведность твою Господь, Бог твой, даёт тебе овладеть сею доброю землёю, ибо [наоборот] ты народ жестоковыйный (Втор 9, 6)
Божья любовь не зависит от качеств возлюбленного. Это еще один важный парадокс, предложенный Второзаконием: Божья любовь подчеркивает обыкновенность Израиля.
Дети Израиля ничем не отличаются от других народов. И все же, несмотря на полное отсутствие особых характеристик, на них возложена задача создать особое общество. Они должны жить с религией и политикой, отличной от всех других народов, даже если они по своей природе похожи на все другие народы. Как же они могут это сделать?
Моисей не доверяет своему народу. Он не верит, что они смогут войти в Ханаан и устоять перед соблазном местных культур. Поэтому он повелевает людям уничтожить их. Они должны участвовать в тотальной войне:
Дабы они не научили вас делать такие же мерзости, какие они делали для богов своих, и дабы вы не грешили пред Господом, Богом вашим. (Втор 20, 18)
Более того, насилие, предписываемое Торой, направлено не только против других народов. Оно также направлено против любого еврея, поклоняющегося идолам. Любой «город развращающий» должен быть разрушен (см. Втор 20, 13-19), и всякий, кто поклоняется идолам, должен быть убит, даже если поклоняющийся является членом Израиля. Земля Ханаанская должна быть полностью освобождена от язычества. Только тогда нормальные люди смогут создать исключительную культуру.
Приказ уничтожить жителей Земли пугает многих современных читателей, в том числе и меня. Как нам перейти пропасть между повелениями Торы и повелениями нашей совести? Нет простого выхода. Это не просто столкновение между этичными читателями и неэтичным текстом — это столкновение двух конкурирующих систем ценностей. Библия, представляющая ценности своего времени, расходится с современными ценностями ее читателей.
Но конфликт между «тогда» и «сейчас» лишь частично объясняет это противопоставление. Потому что даже в тексте «тогда» [того времени], в самом Второзаконии, мы встречаем некую универсалистскую моральную чувствительность. Так что, возможно, здесь речь идет не о простом конфликте между древним текстом и современными читателями, а о конфликте внутри самого текста. То есть здесь есть не только моральная проблема, но и глубинная текстуальная проблема. Как мы можем примирить многочисленные проявления универсалистской чуткости во Второзаконии с заповедью книги не оставлять в живых ни одного человека из семи ханаанских народов?
Книга Второзаконие задумывает некую религиозную революцию. Приказывает людям участвовать в разрушительном насилии, чтобы реализовать и защитить это видение [религиозную революцию]. Однако, и это нелегко признать, в этом смысле революция Второзакония подобна многим другим революциям в истории. Революции имеют тенденцию идти против этики, чтобы создать общество, культивирующее моральную ответственность. Многие великие революции в истории, которые были следствием нравственных идей, сопровождались аморальными действиями.
Вместо заключения: моральная дезориентация
Народу приказано уничтожить все местные ханаанские культы: статуи, алтари и священные места. Они должны освободить землю от идолопоклонства, а также от идолопоклонников:
Когда введёт тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идёшь, чтоб овладеть ею, и изгонит от лица твоего многочисленные народы, Хеттеев, Гергесеев, Аморреев, Хананеев, Ферезеев, Евеев и Иевусеев, семь народов, которые многочисленнее и сильнее тебя, и предаст их тебе Господь, Бог твой, и поразишь их, тогда предай их заклятию, не вступай с ними в союз и не щади их; и не вступай с ними в родство: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего; ибо они отвратят сынов твоих от Меня, чтобы служить иным богам, и тогда воспламенится на вас гнев Господа, и Он скоро истребит тебя. Но поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнём; (Втор 7, 1-5)
А в городах сих народов, которых Господь, Бог твой, даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию: Хеттеев и Аморреев, и Хананеев, и Ферезеев, и Евеев, и Иевусеев, как повелел тебе Господь, Бог твой. (Втор 20, 16-17)
Раввины Талмуда отменили эту заповедь. Мудрецы пришли к выводу, что гиргашии, иевусеи, аморреи и другие жители Ханаана исчезли со сцены истории. Сеннахирим, ассирийский царь, изгнавший местные народы, стер их самобытность. Их больше нет, и поэтому нет более существующей практической заповеди об их уничтожении. Но обход заповеди не вымарывает стихи, которые остаются частью Торы. Это вечный текст еврейского народа, текст, который до сих пор вдохновляет насилие среди крайнего меньшинства и который другие читают с содроганием.
Заповедь уничтожения семи ханаанских народов не единственная, вызывающая моральные страдания, опыт чтения Библии включает в себя элемент боли из-за пропасти разделяющей некоторые библейские стихи и нашу совесть. Как преодолеть разрыв между моральным миром читателя и миром Библии? Есть много способов ответить на этот вопрос, но на данный момент мы можем рассмотреть две известные стратегии: фундаментализм и анархию.
Фундаменталистское прочтение Библии основано на двух вероучениях: вере во всеобщую святость текста и вере в подчинение читателя. Когда есть конфликт между моралью читателя и ясно написанными стихами Библии читатель должен подчиниться авторитету стихов. Читатель-фундаменталист, вероятно, осознает свое нравственное сознание, но предпочитает замалчивать его. Его совесть и его воля не имеют значения. Воля Божия, отраженная в тексте, имеет абсолютную ценность. Итак, для такого типа читателей библейские стихи не противоречат индивидуальной совести. Они заменяют ее.
Реакция читателя-анархиста, являющегося апологетическим комментатором текста, противоположна реакции фундаменталиста. Читатель-анархист преодолевает моральную пропасть между своим нравственным сознанием и Торой творческой, а иногда и остроумной интерпретацией текста. Он стремится показать, что бездна существует, но только внешне. В тексте содержатся возвышенные ценности, которые случайным образом идентичны его собственным.
Этот тип апологетической экзегезы имеет тенденцию быть очень открытым. Делает даже ящериц, даже животных, абсолютно некашерных, кашерными; и гармонизирует нравственные противоречия. В отличие от читателя-фундаменталиста, анархист не позволяет тексту формировать его сознание; вместо этого он формирует текст, чтобы тот соответствовал его совести.
Эти два типа читателей объединяет стремление избежать конфликта. Они утверждают, что кажущегося противоречия между Торой и нравственностью на самом деле не существует. Читатели одного типа утверждают, что любой явный конфликт проистекает из ошибочной морали, в то время как читатели другого типа утверждают, что любой конфликт этого типа проистекает из ошибочной экзегезы. И есть еще кое-что общее у них обоих: они оба признают полный авторитет текста, несмотря на то, что один тип авторитета буквален, а другой символичен или метафоричен. Оба читателя должны адаптировать текст, или читатель должен адаптироваться к тексту, но в любом случае гармонизация является насущным требованием.
Я хотел бы предложить третью экзегетическую стратегию, которая не пытается избежать напряженности, но в то же время не отвергает нравственные противоречия.
Жизнь в недоумении
Недоумевающий [озадаченный] читатель — это тот, кто не отчуждается от текста, но также и отказывается идти на компромисс со своими нравственными ценностями ради согласия с текстом. Святость Торы важна для него, но не менее важно быть верным своей совести. Этот человек способен вынести такой иногда сбивающий с толку парадокс между совестью и верой.
Несколько лет назад я праздновал Пурим в иерусалимской синагоге. Хотя я опоздал, я нашел свободное место рядом с известным профессором из Иерусалима. Я сел и поздоровался с профессором: "С праздником!". Он поспешил ответить: «Пурим — не радостный праздник. Мы празднуем еврейское насилие». Когда он произносил слова «еврейское насилие», его голос становился чуть громче, словно соревнуясь с гамом шумящих вокруг нас. В конце истории свитка (мегила) Эстер происходит взрыв еврейского насилия против местной мафии. «Но речь шла о самообороне», — сказал я, пытаясь защитить моральную целостность текста. «Царь Ахашверош дал неевреям разрешение убивать евреев, и это разрешение никогда не отзывалось. Вместо того, чтобы быть отозванным, царь разрешил евреям убивать неевреев, которые нападали на них. Если это не самооборона, то я не знаю, что это такое».
Ученый оспаривал мой моральный довод: «Я признаю, что на четырнадцатый день адара евреи ответили насилием на насилие, но затем они попросили дополнительный день для резни неевреев. Царь согласился на их просьбу. И вот так случился еще один день еврейского насилия, которое уже невозможно защитить на нравственном уровне». Как читатель апологетического типа, я мог бы попытаться оправдать второй день - сказать, что это насилие также родилось в порядке самообороны, поскольку оно было направлено против тех, кто пытался уничтожить еврейский народ. Но я чувствовал, что этот тезис будет бесполезен, не имея текстуальной основы. И я прикусил язык. Я молча молился, сидя на своем месте, смущенный. В конце чтения свитка я осмелился задать своему соседу последний вопрос: «Так зачем же праздновать Пурим в Иерусалиме, где годовщина отмечается на пятнадцатый день Адара, а не на четырнадцатый, таким образом празднуя насилие, которое вы для себя не можете оправдать? В конце концов, вы могли бы сделать выбор и покинуть город четырнадцатого числа, а вернуться после окончания вечеринки».
Он посмотрел на меня и улыбнулся: «Если бы я это сделал, я бы не мог сидеть в синагоге и страдать».
Как интерпретировать дополнительный день Пурима? В отличие от читателей апологетов, которые будут творчески интерпретировать стихи, чтобы они соответствовали их ценностям, читатели-фундаменталисты будут просто утверждать, что текст правильный, а личные моральные угрызения совести второстепенны.
Но есть и такие, кто сидит в синагоге, читает текст и страдает. Они не готовы отказаться от текста или творчески интерпретировать его, но и не хотят идти на компромисс со своими ценностями. Это и есть недоумевающие читатели.
В этом недоумении есть что-то удивительное. Тот, кто читает о насилии хеттов, ассирийцев или римлян и их зверствах в военное время, вряд ли будет в беспокоен в такой же степени. Но когда дело доходит до нашей истории, нас затрагивает за живое. Недоумение возникает из-за чувства связи и, возможно, даже ответственности. Недоумевающие читатели Библии — это не те, кто отворачивается от традиции. Наоборот, их реакция высоконравственна, отражая их нежелание отрицать или порвать с прошлым. Такой человек переживает национальное прошлое как свое личное. Недоумевающий читатель Библии не познает историю, но помнит ее. История — это то, что произошло с другими людьми в другое время; память — это то, что случилось с нами.
Стремление фундаменталистского и апологетического читателя к гармонии есть желание жить в гармонии с традицией. Но вполне вероятно, что опыт недоумения является наиболее традиционным из всех переживаний. Недоумевающие читатели, с одной стороны, придают огромное значение священному тексту, а с другой - своей нравственности и своим собственным ценностям. Эти читатели не отвергают текст, а текст не отвергает их.
От недоумевающего читателя к библейскому недоумению
Вопрос: Как смеет человек противопоставлять свои ценности священному тексту Торы вместо того, чтобы сдаться ему?
Ответ: Источником, из которого человек черпает вдохновение для отказа от подчинения Торе, является сама Тора.
Книга Амоса открывается пророчеством прямого укора другим народам древнего Ближнего Востока:
Так говорит Господь: за три преступления Дамаска и за четыре не пощажу его, потому что они молотили Галаад железными молотилами. И пошлю огонь на дом Азаила, и пожрёт он чертоги Венадада. И сокрушу затворы Дамаска, и истреблю жителей долины Авен и держащего скипетр — из дома Еденова, и пойдёт народ Арамейский в плен в Кир, говорит Господь. (Ам 1, 3-5)
Грех Арамa-Дамаска — его ужасное насилие во время войны в Гиладе. Это один из первых случаев осуждения за то, что мы называем «военными преступлениями». Война — это не боевая арена, где допускается необузданная жестокость. Война — это организованная насильственная деятельность, но у нее есть пределы. Далее пророк обличает грехи различных народов, все из которых обращаются со своими врагами с чрезмерной и неоправданной жестокостью. Худшими преступниками являются аммонитяне:
Так говорит Господь: за три преступления сынов Аммоновых и за четыре не пощажу их, потому что они рассекали беременных в Галааде, чтобы расширить пределы свои. И запалю огонь в стенах Раввы, и пожрёт чертоги её, среди крика в день брани, с вихрем в день бури. И пойдёт царь их в плен, он и князья его вместе с ним, говорит Господь.(Ам 1, 13-15)
Аммонитяне яростно нападали на женщин и eще нерожденных ими детей, «чтобы расширить свою территорию». Нации способны грешить, есть международные преступления, а значит, есть и международное право, которое в какой-то мере регулирует международные отношения. Мораль касается не только отношений человека с его общиной. Сообщество также имеет моральные обязательства по отношению к другим сообществам. Раввин Авраам Джошуа Гешель указал, что с пророчеством Амоса мораль впервые приобрела статус международного закона, обязательного для всех народов мира. Как заметил Гешель, всеобщий моральный закон предшествовал всему другому официальному универсальному законодательству.
Но есть текстовая проблема с пророчеством Амоса и всем, что оно подразумевает. Если аммонитян, моавитян и ассирийцев обвиняют в нарушении божественного закона, то они должны подчиняться ему. Только если Бог управлял ими посредством Своих законов, они могли быть наказаны за их нарушение. Но с каких пор он правил ими? В своем комментарии к Книге Бытия Нахманид отвечает, что Бог наказывает людей за моральные проступки, даже если они не свидетельствуют об откровении.
Потому что насилие — это грех, известный и общеизвестный. Наши мудрецы сказали (Санхедрин 108а), что именно из-за греха насилия их судьба была безвозвратно решена. Причина этого в том, что запрет на насилие есть рациональная заповедь, и не было нужды в пророке, чтобы предостерегать их о нем [о запрете].
Пророчество не является предпосылкой моральной ответственности. Кажется это было уроком первого преступления Библии: убийство Авеля Каином. Бог осудил и наказал Каина за его грех, хотя Каин никогда не получал заповеди «Не убий». Можно подумать, что без откровения этой заповеди не существует; а если нет заповеди, не может быть и греха, а если нет греха, не должно быть и наказания. Но Каин согрешил, несмотря на то, что заповедь никогда не была ему открыта, таким образом предполагая, что когда дело доходит до основ нравственности, люди должны интуитивно знать волю Божию.
Таким образом, человеческое сознание является местом откровения. Вот почему Бог решает уничтожить Содом и Гоморру, жители которых безнравственны. Это также объясняет поведение Авраама, который противостоит Богу и открыто критикует его:
Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно? (Быт 18, 25)
Как смеет Авраам упрекать Бога? Как может Библия описывать своего героя не только тогда, когда она упрекает Израиль, но и когда она упрекает Бога Израилева? Возможно, ответ связан с тем, что прежде всего Бог дал Аврааму знать о своем намерении разрушить Содом: «ибо Я избрал его для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя, ходить путём Господним, творя правду и суд; и исполнит Господь над Авраамом, что сказал о нём» (Быт 18:19). Бог говорит Аврааму о неизбежном разрушении Содома, потому что Авраам — справедливый и честный человек. Справедливость и праведность не являются выражением человеческих ценностей. Они описываются как «пути Господни». Когда Авраам критикует Бога словами: «Неужели судья всей земли не поступит по справедливости?» (Бытие 18:25), то связывает Бога со стандартом справедливости, который является не человеческим, а божественным.
Эрих Фромм описал действия Авраама в Содоме как пример радикального гуманизма. Он утверждал, что в Содоме человек столкнулся с Богом и судил Его в соответствии с человеческими ценностями. Божественная воля подверглась цензуре человеческой совести, и герой возвысил свою совесть над божественной волей. Но мне кажется, что Фромм ошибался. Когда Авраам предстал перед Богом накануне разрушения Содома, он не противопоставил свои ценности божественной воле. Скорее, он противопоставил божественный голос внутри себя божественному голосу вне себя. Он бросил вызов божественному голосу, говорившему с ним извне, через божественный голос, который он воспринимал как свою совесть. Содом был местом конфликта между двумя разными голосами Бога.
Величие Библии основано не только на ее многогранности, но и на ее парадоксальных противоречиях. Индивидуум может одновременно и учитывать и нарушать разные проявления божественного голоса. Тора заявляет, что тот, кто заглушает голос совести, чтобы обратить внимание на голос Торы, на самом деле является верным Торе. Ведь согласно Торе Бог открывает Себя не только через Тору, но и человеческому сознанию. Бог говорит с человеком двумя голосами, через текст и через человеческую совесть, и недоумевающий читатель настаивает на том, чтобы не подчиняться ни одному из этих голосов. Недоумение, которое человек испытывает при чтении Библии, является отражением недоумения Библии. Если мы не переживаем этого недоумения, мы не понимаем парадоксального духа Библии.
Рав Авраам Ицхак Кук писал, что заглушение совести во имя страха Божия не является подлинным страхом Божиим:
Запрещается из-за страха перед небом идти на компромисс со своей естественной нравственностью, потому что тогда это уже не будет чистым страхом перед небом. Знаком, по которому можно распознать чистый страх перед небом, является то, что естественная нравственность, укорененная в честной природе человека, поднимается благодаря этому страху перед небом на уровни более высокие, чем она могла бы достичь без него. Но если бы был такой страх перед небом, что без его влияния жизнь могла бы протекать лучше и приносить пользу человеку и обществу, в то время как под его влиянием эта сила реализации уменьшалась бы, то такой страх перед небом не действителен.
Конфликт между заповедью и совестью — это не конфликт между человеком и Библией, а напряжение внутри Библии. Это напряжение особенно остро проявляется во Второзаконии. С одной стороны, Второзаконие является воплощением библейской морали. Взращивает чувствительность к слабым, расширяет осознание нами мощи сильных и смещает духовный акцент от ритуала к праведности. С другой стороны, это также и самая жестокая книга Торы. Как совместить эти два аспекта? Может быть, примирение невозможно, да и не должно быть возможно, потому что недоумение, которое читатель испытывает, когда обращается ко Второзаконию — это недоумение самого Второзакония.