Миф о «сталинских репрессиях»
Опыт критики антинаучной фактологии либерализма. Часть 5
[Первую часть статьи Н. Федотова «Антинаучная методология либерализма. Доклад «о культе личности и его последствиях»: ложь мирового масштаба» читайте в «Прорыве» №1 (47) 2016. Вторая, третья и четвертая части, представляющие собой исследование либеральной лжи по поводу проблем коллективизации, помещены в «Прорыве» №5 (51) 2016, №1 (52) 2017 и №2 (53) 2017.]
Не будет преувеличением сказать, что так называемые «сталинские репрессии» - это основное обвинение, которое «научная» обслуга класса капиталистов выдвигает против коммунизма. Многочисленные либеральные пропагандисты отождествляют коммунизм с «репрессиями», заявляют, будто без силового подавления инакомыслящих и их физического уничтожения коммунизм построить нельзя, а большевики просто по своей природе были настолько кровожадны, что их, хлебом не корми, но дай перестрелять миллионы, а то и десятки миллионов ни в чем не повинных советских граждан. В современной РФ ставят памятники «жертвам политических репрессий» и проклинают «палачей». И хотя наиболее «добросовестные» буржуазные историки уже стесняются говорить о «десятках миллионов невинно убиенных», но отрицание «сталинских репрессий» в буржуазной исторической «науке» считается признаком «дурного тона».
Итак, откуда вообще взялся этот миф и что такое «сталинские репрессии» или «политические репрессии»? Ввел словосочетание «сталинские репрессии» в оборот ни кто иной как Хрущев в своем известном докладе, который более подробно разбирался в первой части данной работы. Согласно Хрущеву, «репрессиями» являлось уничтожение политических противников Сталина. Своего рода антонимом «репрессиям» считалась «социалистическая законность». То есть «репрессии» - это «нарушение социалистической законности». Если следовать этой логике, то соблюдение социалистической законности не может считаться репрессиями, а для доказательства, что в том или ином случае имели место именно репрессии, необходимо доказать, что имели место нарушения законности. Причем всё это имеет отношение только к членам компартии, поскольку о каких-либо репрессиях по отношению к другим категориям граждан речь в хрущевском докладе вообще не шла.
Однако, современная буржуазная трактовка уже намного шире. Так, Согласно Закону РФ № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года, политическими репрессиями признаны
«различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями».
Что такое «политические мотивы», конечно, не поясняется. Хотя родство буржуазного подхода с хрущевским оппортунизмом очевидно. Хрущев тоже утверждал, что сталинский подход кразного рода троцкистам и бухаринцам был чрезмерно строгим именно по неким «политическим» соображениям. Дескать, они были с ним несогласны в политике, потому он уничтожил их и еще тысячи ни в чем не повинных коммунистов. Однако на самом-то деле «политические соображения» плохо стыкуются с решениями судов. Ведь суд принимает решение исходя из того, доказана или не доказана виновность подсудимого по конкретным статьям уголовного кодекса. Если суд при принятии решений руководствовался какими-то иными соображениями, то есть, к примеру, принял фальсифицированные доказательства и признал невиновных виновными, то можно говорить об ошибочном судебном решении. А у каждой ошибки, как известно, есть имя, фамилия и отчество. По сути, принятие судом решения на основе недостаточных доказательств или вовсе без оных, а по каким-то «политическим соображениям» есть уголовное преступление, которое само должно становиться предметом судебного разбирательства.
Когда буржуазные историки говорят о «политических соображениях» при вынесении судебных решений, то они хотят сказать, что они были вынесены неправильно. Но ведь правильно или не правильно - у этих оценок всегда есть классовая подоплёка. Что, с точки зрения одного класса, правильно, то, с точки зрения другого класса, может быть очень даже неправильно. Допустим, действия направленные на ликвидацию «незаконной» диктатуры пролетариата, даже если такие действия со стороны того или иного лица являются доказанным фактом, с точки зрения буржуазии, будут являться правильными и «законными». И плевать буржуазия хотела на формально-юридическую и доказательственную сторону судебного процесса.
Однако буржуазные «правоведы» не могут признать, будто неправильно всё, что не соответствует праву буржуазии. И доказать наличие каких-то серьезных юридических изъянов в советской правовой системе они тоже не могут. Отсутствуют сколь-либо значимые буржуазные монографические исследования, посвященные критике советского судопроизводства или советского доказательственного права. Поэтому приходится заявлять о некой «политизированности судов и права», которую, в принципе, можно и не доказывать, ибо непонятно, что это такое...
Тут следует обратить внимание еще на два обстоятельства. Во-первых, политика и есть сфера столкновения классовых и внутриклассовых интересов различных групп капиталистов. Во-вторых, право, как возведенная в закон воля класса, не может быть вне политики, не может не нести на себе отпечаток классовой расстановки сил. Проще говоря, право ВСЕГДА политизировано, а, значит, политические соображения господствующего класса присутствуют в абсолютно любой правовой норме любого государства и тем паче в правоприменительной практике. То есть «вынесение приговора по политическим соображениям» - это пустая фраза, ибо политические соображения и так пронизывают всю систему права и ничего плохого по определению здесь быть не может.
Да, советская правовая система была политизирована, но абсолютно в той же мере, в которой политизирована любая буржуазная правовая система. Нет никаких оснований утверждать, что попытка Временного правительства судить Ленина, суд наДимитровым, или смертные приговоры Сакко и Ванцетти, супругам Розенберг, вынесенные буржуазным судом США, процессы Анжелы Девис, Леонардо Пэлтиера носили какой-нибудь иной характер, кроме политического. Другое дело, что советское право отражало объективные интересы, прежде всего, рабочего класса, а буржуазное право отражает интересы буржуазии. Утверждение, что то или иное судебное решение принято по политическим мотивам, отнюдь не означает, что оно было вынесено с несоблюдением правовых норм, то есть незаконно и, тем более, неправильно, то есть не соответствовало объективно истинному положению дел. Наоборот, даже вполне законные судебные решения, которые вынесены с соблюдением всех правовых норм, являются политизированными, поскольку политизировано право как таковое и поскольку создание тех или иных правовых норм и их применение - есть вопрос политический.
Политизированность советского права, к примеру, проявлялась в том, что оно жестко карало за антисоветскую агитацию, которая в условиях враждебного капиталистического окружения была чрезвычайно общественно опасна. Была соответствующая статья в уголовном кодексе, и советские судебные органы обязаны были соблюдать все правовые процедуры при рассмотрении таких дел. Именно гуманизм советской правовой системы предоставлял возможность критикам социализма целыми пароходами покидать Советскую Россию и переселяться туда, где, по их мнению, всё было отлично.
Да, порой, имела место фальсификация доказательств и осуждение невиновных. Но это лишь вопрос соблюдения законности, вопрос качества работы судебных и следственных органов, в котором могли работать сотрудники, политически представлявшие партию буржуазии, желавшие дискредитировать советское правосудие.
Или, наоборот, можно взять современное российское буржуазное право, которое заботится о «чувствах верующих» или борется с «экстремизмом». При разбирательстве дел по данным вопросам ведь тоже соблюдается судебная процедура. А, случается, что она не соблюдается и решения принимаются с нарушением. И это снова вопрос буржуазной законности, а не «политизированности». Признание того или иного состава преступным - это политический вопрос, а вот доказательство того, что тот или иной состав имел место - это уже вопрос теории судебных доказательств.
Хрущев в своем докладе упоминал о «нарушениях советской законности», а современная буржуазная «наука», когда говорит о «репрессиях» вопрос о законности вообще не ставит и изобретает некие «политические мотивы». А при таком подходе абсолютно любого осужденного в сталинский период можно назвать «репрессированным».
Кстати, в приведенном выше официальном определении так и не объясняется, почему приговоры судов следует считать именно «репрессиями». Вообще с этим понятием у буржуазии полная путаница. Словом «репрессии» принято обозначать карательные меры, применяемые государством для своей защиты, то есть, говоря научным языком, для защиты интересов правящего класса. Причем меры эти чрезвычайные и подчас никакого правового оформления не имеющие. В общем-то, согласно принятым сегодня правилам словоупотребления, не бывает «законных репрессий». И если можно говорить о каком-то судебном оформлении репрессий, то, разве что, в виде военно-полевых судов и иных форм упрощенного судопроизводства, при которых судьи не утруждают себя полноценным разбирательством.
Если же приговоры выносятся обычным судом, с соблюдением всех процедур, с полноценным рассмотрением всех доказательств, то называть такие приговоры «репрессиями» некорректно. Ведь это уже будут «законные репрессии», что уже нонсенс.
Получается, что многочисленные буржуазные «историки», исследуя проблему «репрессий», даже толком не дали себе труда определить, что же это такое. Сказать прямо, что все меры, которые предпринимались диктатурой пролетариата для своей защиты, являлись, с точки зрения буржуазии, репрессиями, они не могут. Ведь тогда напрашивается противоположный вывод, что все меры предпринимаемые буржуазным государством для своей защиты, - это точно такие же репрессии, только с точки зрения пролетариата, против интересов которого они направлены. Поэтому дипломированные лакеи буржуазии классовый вопрос замалчивают, а говорят лишь о том, что советское государство в сталинский период уничтожило и подвергло тюремному заключению миллионы якобы «невиновных» советских граждан.
Только дело всё в том, что виновность или невиновность они определяют с точки зрения класса буржуазии. А с этой точки зрения в «виновные» перед буржуазией можно записать ВЕСЬ советский рабочий класс, посмевший установить свою абсолютно «незаконную» диктатуру. Ведь для класса капиталистов абсолютно очевидно, что присваивать чужой неоплаченный труд или отправлять пролетария воевать за интересы капитала - это законно. А вот когда у самого капиталиста рабочий класс, вернувшись с фронта, конфискует завод и, тем более, отбирает власть, то это абсолютно незаконно.
Стоит отметить, впрочем, что слово «репрессии» стало иметь негативный оттенок именно с подачи Хрущева. В сталинские времена данный термин отнюдь не был антонимом законности. Под репрессиями понимались меры подавления, причем именно законные. К примеру в трудах одного из крупнейших советских правоведов А.Я. Вышинского довольно часто используется выражение «уголовная репрессия» или просто «репрессия», когда речь идет о уголовном наказании, назначаемом судом за те или иные преступления. Как мы увидим в последующих главах, во многих советских официальных документах слово «репрессии» отнюдь не означало внесудебные расправы или другие внесудебные меры.
Диалектика виновности и законности
Что такое вина? Данным понятием обозначается отношение субъекта к некому действию, причем причинно-следственное. Если некое событие произошло в результате действий субъекта или при его участии, то говорят о вине субъекта в этом событии. Причем о вине говорят лишь тогда, когда событие характеризуется негативно. Нельзя быть виновным в чем-то положительном. Исключение здесь, разве что, ироническое словосочетание «виновник торжества». Однако вопрос положительной или отрицательной оценки того или иного деяния - это вопрос политики класса и, соответственно, формируемой этим классом общественной морали, которая отражает его интересы. Так, в буржуазном обществе господствует буржуазная же мораль со всеми ее «прелестями».
Однако, если соблюдение норм морали не обязательно поддерживается всей мощью государственной власти класса, то право - это мощный инструмент осуществления классом своей диктатуры, поскольку нормы права имеют общеобязательный характер и их соблюдение обеспечивается государственными карательными органами.
По мере развития производительных сил и производственных отношений изменяется и общественная мораль, и право, причем даже в рамках государства одного и того же класса эксплуататоров. Одни составы преступлений отмирают, на их место приходят другие. Что уж говорить о том, что установление диктатуры пролетариата приводит к возникновению целого ряда составов, которых в капиталистических условиях быть просто не могло. Кроме того, пересмотру подвергается и мера общественной опасности тех или иных деяний.
К примеру, во времена инквизиции и, даже позднее, в капиталистические времена, можно было оказаться виновным в ереси, хотя сейчас это словосочетание звучит в большинстве развитых капстран абсолютно абсурдно. В советские времена можно было быть виновным в спекуляции, что абсолютно абсурдно звучит уже в современных капиталистических условиях, где спекуляция является нормой, называется бизнесом и защищается буржуазным правом. И, наоборот, виновность в «оскорблении чувств верующих» была абсолютной дикостью для советских условий.
Самым тесным образом с определением понятия вины связана проблема меры наказания того или иного деяния, меры определения опасности его для господствующего класса или же, применимо к первой стадии коммунизма, - меры общественной опасности. Так, к примеру, воровство с завода при капитализме и воровство с завода в условиях общественной собственности на средства производства - это одинаковые деяния лишь по форме. По сути же, первое есть лишь ограбление капиталиста (который, к слову, уже ограбил самого работника, присвоив результаты его труда), кража собственности у частного лица, а второе - ограбление своих же товарищей и всего общества, то есть индивидуальное присвоение того, что произведено для общественного потребления. Отсюда ясно, что мера опасности данных деяний, а, следовательно, и мера наказания за такое воровство, разные.
Но и здесь не все так прямолинейно. Нужно понимать, что веками наемного рабства у пролетария формировалось отношение к средствам производства как к чему-то ему не принадлежащему. Поэтому, хоть советское право и призвано было, в том числе, формировать у рабочего бережное отношение к средствам производства, но, допустим, длительный срок заключения за первично совершенное воровство гвоздей был бы мерой явно излишней. Принцип социалистического правосознания как раз и предполагал учет всех обстоятельств при вынесении судебного решения.
Кроме того, мера общественной опасности зависит от конкретно-исторических условий. К примеру, буржуазные борзописцы обвиняют коммунистов в том, что «сажали за анекдот», то есть за антисоветскую агитацию, а при капитализме, дескать, всеобщая «свобода слова», поэтому можно ругать власть сколько угодно, и ничего за это не будет. Однако, на самом деле, буржуазная власть разрешает обывателю ругать себя лишь тогда, когда она повсеместно относительно прочна. Более того, она даже разрешает не только ругать, но и погромы устраивать, поскольку эти действия для нее не опасны. Однако когда классовое господство буржуазии в опасности, она сворачивает всякую «свободу слова» и безжалостно репрессирует за любую критику в свой адрес. Причем надо понимать, что буржуазия репрессирует большинство ради интересов эксплуататорского меньшинства.
[Андрей Януарьевич Вышинский (1883 - 1954) - советский государственный деятель, юрист, дипломат. Прокурор СССР (1935-1939), министр иностранных дел СССР (1949-1953), постоянный представитель СССР при ООН (1953-1954). Член ЦК ВКП(б) (с 1939 года), кандидат в члены Президиума ЦК КПСС (1952-1953). Доктор юридических наук (1936), профессор, а в 1925-1928 годах ректор Московского государственного университета. Академик АН СССР (1939). Выступал как государственный обвинитель на всех трёх Московских процессах 1936-1938 годов. Во время Нюрнбергского трибунала фактически руководил советской делегацией. Автор ряда работ по истории коммунизма, вопросам советского законодательства и соотношения международного права и международной политики.
Хрущевцы, а затем и либералы считают Вышинского одним из «организаторов репрессий» и приписывают ему «теоретическое обоснование» в виде фразы «признание - царица доказательств». Сам же Вышинский, как следует из его труда «Теория судебных доказательств в советском праве», придерживался противоположного мнения:
«С другой стороны, было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса.
В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьёзным доказательством, «царицей доказательств» (reginaprobationum).
К этому в корне ошибочному принципу средневекового процессуального права либеральные профессора буржуазного права ввели существенное ограничение: «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами. Но если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлечённого к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним.
Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом.
Поэтому обвиняемый в уголовном процессе не должен рассматриваться как единственный и самый достоверный источник этой истины. Нельзя поэтому признать правильными такую организацию и такое направление следствия, которые основную задачу видят в том, чтобы получить обязательно «признательные» объяснения обвиняемого. Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и - ещё хуже - единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар всё дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них. Несомненно, следствие может только выиграть, если ему удастся свести объяснения обвиняемого на уровень обычного, рядового доказательства, устранение которого из дела неспособно оказать сколько-нибудь решающего влияния на положение и устойчивость основных установленных следствием фактов и обстоятельств. Это положение, как нам кажется, является одним из важнейших методологических правил, строгое применение которого чрезвычайно облегчает задачи следствия, ускоряет развитие следственных действий и гарантирует следствию значительно больший успех, чем это может быть при отказе от руководства этим правилом.»]
А теперь посмотрим на СССР сталинского периода. Все мероприятия советской власти по строительству коммунизма сопровождались бешеным сопротивлением не только остатков эксплуататорских классов внутри страны, но и постоянными угрозами внешней агрессии со стороны враждебного капиталистического окружения. Любая враждебная агитация в таких условиях чрезвычайно опасна для советской власти. А учитывая, что советская власть суть власть большинства, то такая агитация создавала реальную опасность интересам этого большинства.
Таким образом, на любую правовую норму необходимо смотреть через призму конкретно-исторических условий. Именно от них зависит, как мера общественной опасности деяния, так и мера наказания. Одно и то же деяние в разных условиях может иметь разную меру общественной опасности, а следовательно, абсолютно разные правовые последствия. Грубейшую методологическую ошибку совершают буржуазные лже-историки, когда оценивают советские правовые нормы с позиций буржуазно-демократического права.
Советские правовые нормы нужно оценивать лишь с позиций объективных интересов рабочего класса. Если та или иная норма защищала эти интересы и была адекватна конкретно-историческим условиям, то она являлась прогрессивной. Если же, наоборот, правовая норма этим интересам противоречила, то ее следует признать реакционной.
С точки зрения рабочего класса, вся правовая система буржуазии реакционна. С точки зрения буржуазии, вся советская система права «неправомерна» и «несправедлива».
Надо понимать, что право как инструмент достается диктатуре пролетариата, так скажем, в наследство от эксплуататорских формаций. В бесклассовом обществе в праве вообще нет никакой необходимости, поскольку нет эксплуатации, нет конкуренции и нет смысла принуждать и при помощи права обосновывать и упорядочивать принуждение большинства работать на обогащение меньшинства.
Однако право периода диктатуры пролетариата напоминает буржуазное право лишь по форме. По сути же, оно обращено теперь против классовых врагов рабочего класса. Теперь уже рабочий класс создает такое право, задача которого - подавление буржуазии, охрана интересов пролетариата и, в конечном счете, ликвидация неравенства и отношений частной собственности, то есть условий существования права. Если коротко, то цель советского права - уничтожение условий, которые требуют существования такого инструмента как право. И если буржуазия всячески маскирует классовый характер своего права, то коммунисты открыто говорят о том, что их право классовое.
Теперь о понятии «законность». Буржуазия фетишизирует законность, как соблюдение буквы закона несмотря ни на что, ни на какие условия, как равенство всех перед законом. Хотя, на деле, капиталистическая правовая система такова, что правым оказывается тот, у кого больше денег, связей и т.п. Нарушения буржуазной законности происходят на каждом шагу, и только лишь наиболее вопиющие случаи получают общественную огласку. Более того, сами буржуазные законы написаны так, что позволяют защищать интересы капитала и ущемлять интересы наемных работников вполне законно. Капиталист может законно уволить наемного работника по сокращению штатов, после чего банк столь же законно может выгнать его из взятой в ипотеку квартиры. Наконец, само извлечение прибавочной стоимости тоже вполне законно.
Законность первой стадии коммунизма, которую принято называть, «социалистической законностью», по сути своей, есть «высшая форма» законности, поскольку впервые право становится инструментом в руках большинства и защищает интересы этого большинства - рабочего класса. Именно в силу этого своего качества социалистическая законность обеспечивает реальное, а не мнимое, равенство всех граждан перед законом. Нет, к примеру, никакой необходимости создавать какие-то препятствия для отстаивания в суде своей правоты представителями отмирающих эксплуататорских классов. Ведь отсутствует институт частной адвокатуры. В силу отмирающего характера товарно-денежных отношений крайне затруднен подкуп судей. Отброшен такой иезуитский способ буржуазного «правосудия», как суд присяжных, в состав которого специально внедрялись представители определенных социальных прослоек, настроенных пробуржуазно. Уничтожение причин социального неравенства выравнивает всех людей перед законом. Такое равенство из фикции, какой оно является в капиталистических условиях, превращается в реальность благодаря реальной и планомерной ликвидации неравенства социального.
Суть социалистической законности сводится к объективному соответствию всех законов объективным интересам рабочего класса и материальным условиям жизни общества, а также к безусловному требованию соблюдения советских законов ко всем советским гражданам и учреждениям в равной мере.
На страже социалистической законности стоит советская судебная система. Именно в судебных решениях выражается отношение пролетарской диктатуры к тем или иным общественным явлениям, ставшим предметом судебного разбирательства. Коли уж даже буржуазия заботится об убедительности и авторитетности своих судов, то для рабочего класса это тем более первостепенная задача. Ведь надо понимать, что каждая ошибка советского суда - это помощь классовому врагу, который неминуемо будет использовать факты беззакония в своей подрывной работе. И, наоборот, чем безупречнее судебные решения, чем полнее и точнее они отражают объективную реальность касательно того или иного случая, тем страшнее они для врага. Поскольку доказательно посрамленный и уничтоженный враг гораздо более предпочтителен, чем просто уничтоженный.
Ликвидируя все те преграды, которые превращают капиталистическое судопроизводство в фарс, диктатура пролетариата провозглашает основной целью судебного разбирательства - выявление объективной истины. Отсюда следует, что любые фальсификации уголовных дел, любые незаконные методы ведения следствия есть действия, направленные против диктатуры рабочего класса. Мы и по сей день видим, как старательно научная обслуга буржуазии из числа «историков» выбирает и смакует факты злоупотреблений в органах внутренних дел в сталинский период. Те элементы, которые 80 лет назад, пробравшись в органы правопорядка, творили беззаконие, на долгие годы вперед оказали неоценимую услугу буржуазии. Утверждение антикоммунистов, будто советская власть отрицала право и поддерживала беззакония не выдерживает никакой критики.
Но вернемся к вопросу о «репрессиях». В данном исследовании я не буду разбирать весь тот ворох буржуазной литературы, который написан по данному вопросу. Тем более, что львиная доля этих трудов (вроде писаний Солженицына или Роя Медведева) относятся даже не к попыткам научного исследования, а к банальной низкопробной публицистике на грани нехудожественной фантастики. К тому же, левая критика этих авторов тоже представлена в достаточном объеме. Меня интересуют именно сборники архивных документов (как известно, архивы того же ФСБ открыты не полностью, а выборочно) и наиболее серьезные исследования, по которым буржуазная «наука» готовит свои ученые кадры. Детальный разбор методологии, которую используют данные авторы, позволит продемонстрировать ее лживость.
Что касается исследуемого периода, то тут тоже не имеет смысла рассматривать весь период «репрессий», которые буржуазные авторы относят, как правило, к 1917-1953 гг. Ведь одним из самых главных «преступлений Сталина», «апофеозом репрессий» антикоммунисты считают так называемый «большой террор», то есть период 1937-1938 гг, когда, по их утверждению, было расстреляно, в большинстве своем по приговорам «внесудебных органов», более 600 тысяч человек. Естественно, «невиновных». Вот именно буржуазным трудам по этому периоду, а так же ключевым документам о репрессиях и будет посвящена данная работа.
Приказ №00447
Излюбленный прием буржуазных фальсификаторов истории - найти (или придумать) какой-то документ, и слепить из него этакий фетиш, нечто такое, что, якобы, окончательно и бесповоротно доказывает, что событие имело место именно в таком качестве. Таких документов в буржуазной историографии достаточно: «пакт Молотов-Риббентроп», «записка Руденко Хрущеву», «секретный доклад Хрущева на ХХ съезде», «донесения Зорге» и т. п. Историческая «наука» капиталистов, отрицая диалектику, рассматривает все эти документы абсолютно метафизически, вне связи с другими документами, и получает в итоге картину крайне однобокую и, следовательно, ложную.
Так вот, «апофеоз сталинских репрессий» тоже обязательно должен быть выражен в неком основном документе. В соответствии с буржуазной трактовкой событий 1937-1938 гг. старт так называемому «большому террору» был дан Приказом №00447, полное название которого «Оперативный приказ Народного комиссара внутренних дел Союза ССР №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов»».
Впервые он был опубликован в 1992 году в газете «Труд» в откровенно пропагандистской статье под заголовком «Расстрел по разнорядке». Как мы знаем, в этот период активно шла антикоммунистическая пропагандистская кампания, во время которой на обывателя вылили не один ушат антисоветских помоев. При этом буржуазия не стеснялась и откровенно фальсифицировать исторические документы. Поэтому ко всем обнародованным в тот период источникам надо относиться с очень большой осторожностью. Вполне вероятно, что данный документ был либо полностью, либо частично фальсифицирован, даже несмотря на то, что позднее данный документ, якобы, нашелся в архиве президента РФ и в последующих публикациях уже стояла соответствующая ссылка.
На возможность фальсификации указывают следующие обстоятельства:
- Откровенно «затрапезный» вид данного документа. В интернете можно найти фотографии, к примеру, вот здесь (рис.1). Приказ Наркома внутренних дел почему-то набран даже не на официальном бланке. Для сравнения, даже гораздо менее значимые документы, регламентирующие исполнение данного приказа выглядят серьезнее, вот пример (рис.2).
- Ряд моментов, указывающих на нарушение порядка управления. К примеру, Нарком внутренних дел почему-то лезет в дела судебных органов и прокуратуры, определяя состав «троек» и порядок их работы. Еще более не понятно, какое отношение имеет Нарком внутренних дел к определению меры наказания. Ведь в соответствии с документом, репрессируемые делятся на 2 категории, для первой из которых в качестве меры наказания указывается расстрел (правда, по решению тройки), а по второй - определенные сроки заключения. Порядок ареста и ведения следствия - это все, опять же, зона ответственности Прокуратуры СССР, а отнюдь не Наркомата внутренних дел.
В общем, создается впечатление, что либо документ был подредактирован или вовсе полностью написан в начале 90-х; либо это не приказ, а проект приказа, который впоследствии мог быть исправлен с удалением оттуда явно противозаконных пунктов; либо, если документ все же подлинный именно в таком виде, то он должен быть дополнен еще целым рядом приказов, распоряжений и постановлений, конкретизирующих положения приказа.
Обратимся к самому тексту приказа. Цитировать его полностью не имеет смысла, найти его можно, к примеру, здесь [Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР Н. И. Ежова № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». 30 июля 1937 г. Сайт «Исторические материалы» ]. Остановлюсь лишь на основных моментах. В начале документа сообщается о факте активизации антисоветских элементов:
«Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и трудпоселков. Осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений. Остались почти нетронутыми в деревне значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузмеков, дашнаков, мусаватистов, иттихадистов и др.), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п».
В связи с таким положением, ставится задача:
«Перед органами государственной безопасности стоит задача - самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства».
И далее следует приказ начать с 15 августа 1937 года операцию по репрессированию данных категорий и определяются «контингенты, подлежащие репрессии»:
«1. Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность.
2. Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность.
3. Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность.
4. Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, мусаватисты, иттихадисты и дашнаки), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели [в царской России и во время Гражданской войны], бандиты, бандпособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность.
5. Изобличенные следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных контрреволюционных формирований.
Репрессированию подлежат также элементы этой категории, содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены.
6. Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу.
7. Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой.
Репрессированию подлежат также элементы этой категории, которые содержатся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены.
8. Уголовные элементы, находящиеся в лагерях и трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность».
Как мы видим, речь здесь идет именно о наиболее активных противниках советской власти и откровенно антиобщественных элементах, вроде уголовников. Правда (и это опять же к вопросу о подлинности документа), немного непонятно, почему эти элементы разгуливают на свободе, когда они должны сидеть в лагерях. То есть дается указание репрессировать те категории, которые и без этого не должны находиться на свободе, а, как минимум, должны сидеть. Закономерный вопрос возникает к НКВД, почему «кулаки, бежавшие из лагерей», не водворены обратно, почему нужен отдельный приказ, чтоб их туда водворить...
А вот дальше мы видим как раз очень сомнительный с правовой точки зрения раздел под заголовком «О мерах наказания репрессируемым и количество подлежащих репрессии». Там, в частности, сказано:
«1. Все репрессируемые кулаки, уголовники и др. антисоветские элементы разбиваются на две категории: а) к первой категории относятся все наиболее враждебные из перечисленных выше элементов. Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках - РАССТРЕЛУ. б) ко второй категории относятся все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них - заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки».
Как я отмечал выше, определять меру наказания - это вообще не дело НКВД. Нет и не могло быть у НКВД полномочий, чтоб определять, кого расстрелять, а кого нет; кого посадить и на сколько, а кого нет. Кто бы ни составлял данный документ, он нарушил советские законы самым грубым образом. Правда, имеется оговорка «по рассмотрении их дел на тройках». Очевидно, речь идет об Особом совещании при НКВД, но решения этого совещания никак не могли определяться приказом Наркома НКВД. Ведь в состав каждой тройки в обязательном порядке входил прокурор (подробнее вопрос о «тройках» будет разобран в последующих главах).
В следующем разделе определяется порядок проведения операции. Предполагается, что она будет завершена за 4 месяца. Снова возникает вопрос. Расстрелять за 4 месяца 130 тысяч(!) человек (или все же именно расстрел всей первой категории поголовно не планировался, а версию приказа поправили?) - это по 30 тысяч в месяц. С учетом того, что нужно время на арест, следствие и вынесение решений «тройками» - времени остается и того меньше. Задача, на самом деле, непростая. Тем более, если предстояло все сделать тайно. Должны быть задействованы довольно большие ресурсы: людские, транспортные, финансовые и т. п. Во всяком случае, уничтожение такого количества людей в столь ограниченный срок должно было оставить громадный документальный след из всевозможных распоряжений, актов, приказов и т. п. Но к этому вопросу мы тоже еще вернемся.
Далее еще один интересный момент:
«В первую очередь подвергаются репрессии контингенты, отнесенные к первой категории. Контингенты, отнесенные ко второй категории, до особого на то распоряжения репрессии не подвергаются.
В том случае, если нарком республиканского НКВД, начальник управления или областного отдела НКВД, закончив операцию по контингентам первой категории, сочтет возможным приступить к операции по контингентам, отнесенным ко второй категории, он обязан, прежде чем к этой операции фактически приступить, - запросить мою санкцию и только после получения ее, начать операцию».
Снова всё попахивает какой-то кустарщиной... я вот решительно не могу понять, какой практический смысл разделять потоки репрессируемых. Зачем сначала арестовывать наиболее враждебных элементов, расстреливать их, при этом оставляя на свободе элементы враждебные в меньшей степени? Где логика здесь? Ведь эти элементы, из второй категории, поняв, что заварилась каша, то есть началась масштабная операция, не будучи арестованными, обязательно пустятся в бега. Зачем органам внутренних дел усложнять себе задачу?
И далее тоже очень странный пассаж:
«В отношении всех тех арестованных, которые будут осуждены к заключению в лагеря или тюрьмы на разные сроки, по мере вынесения приговоров доносить мне, сколько человек, на какие сроки тюрьмы или лагеря осуждено. По получении этих сведений я дам указания о том, каким порядком и в какие лагеря осужденных направить».
Что это за глупость вообще, когда Нарком внутренних дел ЛИЧНО определяет каких заключенных в какие лагеря направлять? Это насколько ж плохо должна была быть организована работа в департаменте Ежова, что такие вопросы он должен был решать лично?
Но, допустим, что Ежов был таким руководителем, который сам определял мельчайшие детали операции. Тогда почему не запросил информацию по первой категории? Второстепенному вопросу он уделяет внимание, а первостепенному, касающемуся наиболее активных врагов советской власти, он такого внимания не уделяет. Будто не важно, сколько и где расстреляли, как организовали эти расстрелы...
А вот еще один странный пункт:
«На каждого репрессированного собираются подробные установочные данные и компрометирующие материалы. На основании последних составляются списки на арест, которые подписываются начальником оперативной группы и в 2-х экземплярах отсылаются на рассмотрение и утверждение Наркому внутренних дел, начальнику управления или областного отдела НКВД.
Нарком внутренних дел, начальник управления или областного отдела НКВД рассматривает список и дает санкцию на арест перечисленных в нем лиц».
Странно здесь то, что в соответствии с действовавшим в тот момент УПК СССР (ст.143) для заключения под стражу достаточно постановления следователя. Спрашивается, зачем появилась необходимость усложнять процедуру? Разве что, для того, чтоб на местах шибко не усердствовали и не арестовали больше, чем нужно... Но это как-то не укладывается в общий контекст приказа. По крайней мере, в том виде, в каком он опубликован в буржуазных источниках. Ведь общий смысл приказа в том, что надо побыстрее репрессировать наиболее активных врагов, причем без особого разбирательства...
Какая-то несуразица написана и в разделе «Порядок ведения следствия».
«На каждого арестованного или группу арестованных заводится следственное дело. Следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке. В процессе следствия должны быть выявлены все преступные связи арестованного.
По окончании следствия дело направляется на рассмотрение тройки.
К делу приобщаются: ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкета арестованного, агентурно-учетный материал, протокол допроса и краткое обвинительное заключение».
Что это значит: «ускоренно и в упрощенном порядке», тем более, на фоне предшествующего предписания собирать «на каждого репрессированного... подробные установочные данные и компрометирующие материалы»? А как может ускорить процесс указание проводить обыски, приобщать материалы, изъятые при обыске, ведь, нужно оценить их содержание, личные документы, анкеты, осмыслить агентурные данные, обобщить допросы подследственного, сформулировать на этой основе обвинительное заключение? Ведь порядок проведения следственных мероприятий прописан все в том же УПК. Что конкретно нужно «ускорять и упрощать»? Отказаться от экспертиз, допросов свидетелей, очных ставок, осмотров, освидетельствований и т. п.? На этот счет нет ровным счетом никаких указаний.
Пятый раздел приказа посвящен как раз организации работы «троек». Но там снова в изобилии откровенно незаконных моментов.
Первым пунктом утверждается персональный состав троек. Пардон, а причем здесь Ежов и НКВД? Если это судебный орган, то никакой НКВД в принципе не может утверждать его состав. Если это орган внесудебный, то где ссылка на распоряжение советского правительства, во-первых, о создании этого органа с определенным набором полномочий и, во-вторых, о поручении НКВД определять персональный состав этих органов на местах?
Что примечательно, последующие пункты данного раздела не содержат никакого указания «тройкам» выносить лицам из первой категории расстрельные приговоры, о чем, как можно подумать, шла речь выше.
«Тройки, в зависимости от характера материалов и степени социальной опасности арестованного, могут относить лиц, намеченных к репрессированию по второй категории, к первой категории и лиц, намеченных к репрессированию по первой категории, ко второй».
Результат работы «тройки» - приговор. Приговор не может звучать как «отнести к первой категории» или «репрессировать по первой категории». Здесь же почему-то определяется общий порядок работы тройки, но ни слова о том, какие конкретно решения эти тройки должны принимать. Наоборот, речь идет о том, что это тройка вправе решать, к какой категории кого относить. Как-то не стыкуется такой подход с тем, что было сказано ранее, будто решения тройки должны зависеть от категории.
Кроме того, во все разделе ни слова про возможность обжалования решений «троек»:
«Тройки ведут протоколы своих заседаний, в которые и записывают вынесенные ими приговора в отношении каждого осужденного. Протокол заседания тройки направляется начальнику оперативной группы для приведения приговоров в исполнение. К следственным делам приобщаются выписки из протоколов в отношении каждого осужденного».
Это как так? Снова прямое противоречие с УПК, в котором прописано право каждого подсудимого на обжалование. Нарком НКВД решил это право единолично отменить? Тогда его самого нужно отдать под суд и непременно расстрелять. Расстреляли, конечно. Но попозже и за другие преступления. Что же тогда получается? Либо реально данный раздел приказа фальсифицирован, либо кто-то вышестоящий дал Ежову полномочия изменять советскую правовую систему. Тогда вопрос, кто, когда и каким документом ему такие полномочия дал и есть ли вообще такие документы...
Далее следует раздел про приведение приговоров в исполнение. Здесь вообще создается впечатление, что писал данный раздел безграмотный секретарь. Вот, к примеру, что написано в первом пункте:
«Приговоры приводятся в исполнение лицами по указаниям председателей троек, т. е. наркомов республиканских НКВД, начальников управлений или областных отделов НКВД».
Орфография сохранена. Что за «лица по указаниям»? Берут человека с улицы, вручают пистолет и отправляют крошить «врагов народа»? я понимаю, если б было написано, что приговоры приводят в исполнение специально назначенные сотрудники НКВД, или были бы даны указания, как таких сотрудников отбирать, дело-то не из приятных...
«Приговоры по первой категории приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение».
Околесица какая-то. Такое впечатление, что писал человек, плохо владеющий русским языком. Кроме того, выше я цитировал фрагменты, где Нарком НКВД лично собирается определять, кого и в какие лагеря направлять. А тут смысл пункта сводится к тому, что расстреливайте, где хотите и как хотите, лишь бы тайно.
Мы, конечно, лишены возможности проверить данный документ полноценной экспертизе, чтоб доказать или опровергнуть его подлинность. Но ситуация для буржуазных «историков», принимающих данный приказ за краеугольный камень «большого террора» складывается нехорошая, поскольку он откровенно и неоднократно нарушает нормы советского права. Во всяком случае, эти нарушения должны быть как-то обоснованы. У Ежова, чтоб издавать такие приказы, в которых он, по сути, плюёт на советский суд, прокуратуру, УК и УПК, должны были быть соответствующие полномочия. В архивах должны быть документы, в которых эти полномочия ему даются. Что ж, попробуем эти документы поискать и обратимся к предыстории.
В 2004 году вышел в свет сборник документов под заголовком «Массовые репрессии в СССР». [Массовые репрессии в СССР. Отв. Ред. Верт Н., Мироненко С.В., М. 2004.] Это крупнейший сборник в своем роде, который в качестве источника входит в программы профильных вузов. Так вот, ни в разделе, посвященному т. н. «большому террору», ни в предыдущем разделе нет никаких документов ни Политбюро ЦК, ни Правительства, посвященных обсуждению предстоящей операции, якобы начатой приказом №00447. Нет там и документов, дающих нам ответы на вопросы, на каком основании Ежов в своем приказе нарушал советские законы.
Это довольно странно, поскольку, на самом деле, документы по подготовке операции по репрессированию наиболее активных противников советской власти имеются. Правда, они тоже, порой, довольно противоречивые.
Вот, допустим, текст Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элементах» от 2 июля 1937 года:
Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму:
«Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, - являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке». [Из протокола заседания Политбюро № 51, п. 94 за 20 июня - 31 июля 1937 г.]
К подлинности данного документа тоже могут возникнуть вопросы, поскольку выглядит он вот так (рис.3). Но, опять же, пока, у нас нет возможности опровергнуть подлинность данного документа методом экспертизы. И, на самом деле, если прочитать внимательно текст, то, в отличие от приказа 00447, откровенных ляпов там значительно меньше.
Так, в постановлении ЦК относительно наиболее враждебных элементов сказано: ««... чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки». То есть дела по наиболее враждебным элементам должны проводиться через «тройки», причем «тройки» эти будут иметь полномочия выносить расстрельные приговоры, если речь идет о наиболее враждебно настроенных по отношению к советской власти. Почему снова употребляется слово «тройки», а не официальное название данного органа - непонятно. Это к вопросу о подлинности документа... Но, даже если документ подлинный, то в нем сложно найти указание тройкам выносить именно расстрельные приговоры. Есть указание выносить такие решения к тем, чья враждебная деятельность доказана, то есть установлена следствием и подтверждена в ходе разбирательства дела «тройкой». Да, есть фраза про необходимость подсчета подлежащих расстрелу, но все же в конце документа, когда ранее была оговорка про проведение дел через «тройки». Антикоммунисты упирают на то, что таким образом Политбюро и лично Сталин дали указание «тройкам» выносить строго определенные решения, но, на самом деле, далеко не все так однозначно.
Нет в постановлении и ни слова о «категориях». Говорится лишь о необходимости подсчета тех, кто подлежит расстрелу и тех, кто подлежит высылке. Кстати, речь идет, в отличие от текста приказа, именно о высылке, а не отзаключении в лагеря на 8-10 лет. Да, возможно, понятия «1 категория» и «2 категория» появились позднее, но, во всяком случае, их расшифровку придется искать в других документах.
Итак, 2 июля принято постановление. Сроки там поставлены. Будем смотреть на дальнейшее развитие событий.
3 июля, Нарком НКВД рассылает директиву на места. В ней, в частности, сказано:
«Всех учтенных кулаков и уголовников подразделите [на] 2 категории]: 1) Наиболее враждебных элементов, подлежащих аресту и расстрелу в порядке административного проведения их дел через тройки. 2) Менее активных, но все же враждебных элементов, подлежащих высылке в районы по указанию НКВД СССР».
Вот, где в первый раз упоминаются именно категории. Но, опять же, вопреки мнению господ антикоммунистов, нет никакого указания на то, что ВСЕ, принадлежащие к первой категории, должны быть расстреляны. Они подлежат аресту, проведению их дел через «тройки» и, в случае соответствующего решения «тройки» - расстрелу. Вторая же категория не подлежит ни расстрелу, ни аресту, ни рассмотрению их дел на тройках.
Создается впечатление, что отнесение к той или иной категории - это определение меры опасности. 1-я категория - это вплоть до расстрела по решению «троек», 2-я - высылка. Но смотрим дальше.
Начинают поступать донесения с мест. Вот, к примеру, из шифровки первого секретаря Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) Е. Г. Евдокимова о составе тройки и о количестве кулаков и уголовников, поставленных на учет. 9 июля 1937 г.:
«Подлежит рассмотрению кулацко-белогвардейского элемента по первой категории 5.721 и по второй категории 5.914, уголовного элемента по первой категории - 923 и по второй категории - 1.048. Сведения по группе уголовного элемента сугубо предварительные».
Запоминаем: «подлежит рассмотрению по первой категории». Именно так, а не «подлежит расстрелу».
Вот еще одна шифровка, на сей раз с Дальнего Востока:
«Ввиду того, что на территории Дальнего Востока находятся 360 тысяч человек лагерников, разрешить дела в отношении таких лиц рассматривать на созданной тройке для применения к ним расстрела».
Снова обращаем внимание. Чтоб приговорить к расстрелу, нужно провести дело через «тройку», никак иначе.
А вот еще любопытный документ - «Оперативный план НКВД УССР по изъятию кулаков и уголовников по 1-й категории». В нем, в частности, определяется порядок проведения следственных действий:
«Следствие по делам на кулаков и уголовников проводится в 7-дневный срок. В каждом деле должны быть следующие материалы: а) установочные данные и местонахождение лица, намеченного к аресту, состав семьи; б) справка и характеристика сельсовета и колхоза (о социально имущественном положении, судимости, социальной опасности и т. п.); в) справка судебно-следственных и административных органов о судимости, регистрации; г) протоколы допросов свидетелей, очных ставок; д) справки, составленные по агентурным материалам; е) санкция прокурора на арест; ж) заключение по делу».
Спрашивается, если 1 категория - это те, кто поголовно подлежит расстрелу, зачем столько формальностей? Как быть, если, к примеру, в результате допросов свидетелей, очных ставок и по агентурным материалам не подтверждается вредительская деятельность? Что делать, если прокурор не дал санкцию на арест? Как мы видим, только для передачи дела на «тройку» нужно собрать целую кипу документов. И затем уже «тройка» будет принимать решение исходя из материалов дела.
«Областные тройки выезжают к месту концентрации арестованных 1-й категории; дела рассматриваются с вызовом каждого арестованного».
Снова нет ни слова про обязательность именно расстрельного приговора. Более того, во всем этом документе нет ни слова ни про обязательность расстрела, ни про то, что делать с трупами...
Следует обратить внимание и на протокол заседания Политбюро 31 июля 1937 года, на котором обсуждался приказ наркома НКВД о начале операции. Примечательно, к примеру, что речь идет об утверждении проекта приказа, при этом номер его не называется:
«Утвердить представленный НКВД проект оперативного приказа о репрессировании бывших кулаков, уголовников и антисоветских элементов».
Это снова к вопросу о подлинности приказа 00447 в том виде, в котором он, якобы, был найден в архивах. Если для приказа необходимо было утверждение через Политбюро, то как мог он выйти в свет на день раньше, чем было получено это утверждение? В какой редакции данный приказ был утвержден Политбюро - тоже не ясно.
Читаем дальше. Снова бросается в глаза, что довольно много пунктов посвящено организации лагерей:
«Отпустить ГУЛАГу НКВД из резервного фонда СНК СССР авансом 10 миллионов рублей на организацию лагерей и на проведение подготовительных работ. Учесть, что в 3 и 4 кварталах 1937 года осужденные будут использованы для производства подготовительных работ к освоению программы 1938 года».
«Обязать Наркомздрав выделить в распоряжение ГУЛАГа НКВД для вновь организуемых лагерей 150 врачей и 400 фельдшеров».
Но, позвольте, если верна та версия, которую настойчиво продвигают антикоммунисты, будто, фактически, был отдан приказ расстрелять всю первую категорию, а это порядка 120 тысяч человек, то разве не уместно озаботиться местами этих расстрелов, вопросами захоронения, сохранением секретности мероприятия, логистикой, техническим оснащением, кадрами? Зачем так много врачей, фельдшеров, если речь идёт о расстрелах? Или, наоборот, почему врачей так мало, если расстрелять надо не одну сотню тысяч человек? Это ж каждую смерть надо заактировать, а уполномочены на это только врачи... Почему про все это в решении Политбюро ни слова? Снова создается впечатление, что известный нам приказ 00447, как минимум, частично фальсифицирован.
Вообще, в подборке архивных документов довольно часто попадаются откровенно сомнительные, без ссылки на какой-либо архив. Так, к примеру, обстоит дело с некой «шифротелеграммой Вышинского», в которой он, якобы, сообщает следующее:
«Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требуются. Решения троек окончательны, об исключительных обстоятельствах, связанных [с] рассмотрением дел, меня информируйте».
Довольно сомнительно, что Прокурор СССР призывает отказаться от процессуальных норм, причем делает это в телеграмме, а не оформляет приказом. Причем телеграмма эта идет после того, как нарком НКВД уже все сам решил и в приказе 00447 прописал. Да и прямая ссылка на архив отсутствует. Написано что-то абсолютно невнятное «Сверено с копией: РТАНИ. On. (Комиссия Шверника). Д. 3. Л. 54». Что такое РТАНИ? Почему сверено только с копией? Где оригинал?
Но вернемся к вопросу о «категориях». Напомню, что в буржуазной историографии (как мы убедимся далее) господствует точка зрения, что «репрессировать по 1 категории» означает расстрелять. Но целый ряд документов заставляет в этом усомниться.
Вот, к примеру, телеграмма УНКВД Азово-Черноморского края Н.И.Ежову. 6 сентября 1937 г.:
«На № 513 по состоянию [на] 5 сентября: 1) арестовано [по] первой категории 6065; 2) осуждено [по] первой категории 2320, из них: кулаков - 1008, уголовников - 215, других контрреволюционных элементов 1097, [по] второй категории 232, из них: кулаков - 28, уголовников - 68, других контрреволюционных элементов - 136, всего осуждено - 2552; 3) расстреляно 1825».
Ссылка стоит на Центральный архив ФСБ. Как мы видим, не все осужденные по первой категории расстреляны. Да, возможно, речь здесь идет о том, что они еще не расстреляны. Но тогда нужно смотреть следующую телеграмму из этого района, но эта телеграмма не обнародована. Такое впечатление, что архивы ФСБ вообще открыты крайне избирательно, как будто специально под определенную версию событий.
Или вот еще телеграмма УНКВД Ростовской обл. Н.И.Ежову. 17 сентября 1937 г.
«На № 513 по состоянию на 16.09: 1) арестовано по 1 категории - 6515. 2) осуждено по 1 категории - 2951, из них: кулаков - 1368, уголовников - 240, другого контрреволюционного элемента - 1343, по 2 категории - 345 из них: кулаков - 65, уголовников - 99, другого контрреволюционного элемента - 181, всего осуждено - 3296. 3) расстреляно - 2553. 4) [в] ходе операции вскрыты связи делами арестованных участников контрреволюционных группировок и организаций 1274 чел. 5) изъято оружия: огнестрельного - 627 и холодного - 139».
Снова расстреляно меньше, чем осуждено по 1 категории. И снова нету следующей телеграммы, из которой можно было бы понять ситуацию в динамике.
В большинстве же других докладов с мест отсутствует разделение на осужденных по 1 категории и расстрелянных. Как правило, написано просто, что осуждено по 1 категории столько-то, и поди догадайся, как это так...
Теперь посмотрим на общие и промежуточные данные по проведению операции. Вот, к примеру, Сводка № 11 ГУГБ НКВД СССР об арестованных и осужденных на основании оперприказа НКВД СССР № 00447, 30 сентября 1937 г. В ней сообщается:
«Всего на 30 сентября 1937 г. осуждено - 143 339 чел. а) по 1 категории - 83 600 чел. Из них: бывших кулаков - 40 676 чел., уголовников - 19 433 чел., другого контрреволюционного элемента - 23 020 чел., нет разбивки на 471 чел. б) по 2 категории - 59 739 чел. Из них: быв.кулаков - 27 286 чел., уголовников - 19 707 чел., другого контрреволюционного элемента - 12 746 чел».
Однако, нет ни слова ни о количестве приговоренных к высшей мере наказания, ни о приведенных в исполнение расстрельных приговорах.
Или вот, смотрим «Сводку об арестованных и осужденных судебной тройкой при УНКВД по Западно-Сибирскому краю по «массовым операциям» и приведенных в исполнение приговорах, на 5 октября 1937 г».
Здесь уже есть отчет об исполненных приговорах, правда написано как-то странно. Есть таблица, в таблице сведения о количестве приговоренных к высшей мере наказания. Всего по краю их 12876. Но имеются 2 отдельные колонки «Напр. прик. по 1 категории» и «Исполнено прик. по 1 категории». «Прик.» - это явно не приговоры, а приказы. Почему «исполнено приказов», а не «исполнено приговоров» - непонятно. Итого, «исполнено приказов» 9525. Да и к подлинности документа есть вопросы. Ссылка стоит на Государственный архив Новгородской области. Как там оказался отчет по Западной Сибири? Почему не в архиве ФСБ? Вполне вероятно, что банальная фальшивка.
А вот уже документ по итогам 5 месяцев проведения операции - Сводка № 29 ГУГБ НКВД СССР об арестованных и осужденных на основании оперприказа НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 г. Читаем:
«Из числа осужденных, согласно приказа N° 00447 осуждено: а) по 1 категории - 239 252 чел., из них: бывших кулаков - 105 124 чел., уголовников - 36 063 чел., другого контрреволюционного элемента - 78 237 чел,, нет разбивки на 1* 19 828 чел. б) по 2 категории -314 110 чел., из них: бывших кулаков - 138 588 чел., уголовников - 75 930 чел., другого контрреволюционного элемента - 83 591 чел., нет разбивки на 1* - 16 001 чел».
Потом снова таблица и снова нет данных о приведенных в исполнение приговорах. Однако перебить за 5 месяцев почти 240 тысяч человек - это довольно технически сложная задача, требующая привлечения серьезных материальных и людских ресурсов. Но почему-то в архивах есть данные о выделении дополнительных средств на лагеря и транспортные расходы для доставки осужденных по второй категории (которых набралось чуть более 300 тысяч), а про обеспечение расстрела чуть ли не четверти миллиона человек - ни слова.
А вот еще одна сводка итоговая, уже от 1 марта 1938 года:
«Всего на 1 марта 1938 г. осуждено - 612 472 чел. В том числе: а) по 1 категории - 270 656 чел. Из них: бывших кулаков - 115 378, уголовников - 40 801, другого контрреволюционного элемента - 103 416, нет разбивки на - 11 061 чел. б) по 2 категории - 341 816 чел. Из них: бывших кулаков - 148 507 чел., уголовников - 82 138, другого контрреволюционного элемента - 98 816 чел., нет разбивки на - 12 355 чел».
И тут нет ни слова о том, сколько вынесено расстрельных приговоров и сколько приведено в исполнение. Только общие слова про категории.
Имеется и еще один важный документ, которым постоянно козыряют «историки» антикоммунисты - «Из сводки 1 спецотдела НКВД СССР «О количестве арестованных и осужденных органами НКВД СССР за время с 1 октября 1936 г. по 1 июля 1938 г.»
Вот здесь уже впервые появляется цифра приговоров к высшей мере наказания. И цифра эта 556259 человек. Но, опять же, ни слова о том, сколько приговоров приведено в исполнение. На самом деле, приговорить к высшей мере еще не значит расстрелять. Можно быть приговоренным, но ожидать исполнения приговора не один год, а то и вовсе получить отмену приговора или замену более мягким. Так вот, сведения о том, что именно столько расстрельных приговоров было приведено в исполнение, в опубликованных архивных документах отсутствуют.
Отсутствует в архивах и полный текст данной сводки. Внимательный читатель, наверное, обратил внимание, что процитированный документ озаглавлен «Из сводки», то есть это фрагменты, а не вся сводка полностью. Там стоит ссылка: ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 572. Л. 36-43, 46-48, 55, 69. Подлинник.
Буква «Л» означает «листы». Листы в определенном деле. И если сводка - это документ, то он занимает несколько листов подряд. Отсюда вопрос, почему пропущены листы 44-45, 49-54 и 56-68? Архив ФСБ является закрытым, простой смертный туда попасть не может, проверить, что на пропущенных листах, нет возможности, к сожалению. И полной версии документа нигде нет.я не буду ударяться в конспирологию, просто акцентирую на этом внимание. По непонятной причине документ опубликован в урезанном виде. По непонятной причине в опубликованных архивных документах по периоду проведения операции 00447 нет данных о приведении всех вынесенных приговоров в исполнение. И, наконец, по непонятной причине, уничтожение столь большой массы людей почему-то не нашло отражение ни в одном опубликованном архивном документе, посвященном материальной стороне вопроса. Нет данных ни о материальных затратах на столь массовый расстрел, ни о людских, ни о финансовых, ни о каких-либо еще. Да, было указание сохранять секретность. Но секретность не внутри НКВД же. Поэтому большой вопрос, где документы о местах захоронения, о выделении расстрельных спецрот, о привлечении саперов для рытья котлованов. А то, якобы, расстреляли 550 тысяч человек за полтора года... Но это ведь 550 тысяч трупов. Они не могли бесследно исчезнуть.
В общем, подводя итоги обзора архивной документации по операции по приказу №00447, можно сделать следующие выводы.
1. К имеющемуся в архивах тексту приказа №00447 есть целый ряд серьезных вопросов. В тексте приказа налицо нарушение порядка управления и другие нестыковки, которые позволяют сделать вывод, что текст данного приказа частично или полностью фальсифицирован. Возможно, это проект приказа или черновик.
2. В постановлениях ЦК нет указания на то, какие приговоры должны выносить «тройки» относительно всех лиц, репрессируемых по «первой категории». Есть лишь указание на то, что наиболее активные враги после рассмотрения их дел на тройках должны быть расстреляны. Кто из врагов должен быть расстрелян - это решает «тройка». «Репрессировать по первой категории» - это не значит «расстрелять», это значит «вплоть до расстрела». Вторую категорию расстреливать нельзя, первую можно. В этом разница.
3. Прямые доказательства того, что все репрессированные по первой категории были расстреляны, отсутствуют. Имеются лишь косвенные данные: количество репрессированных по категориям (при этом по умолчанию принимается, что вся первая категория расстреляна), количество вынесенных расстрельных приговоров (но вынесенный приговор еще не значит исполненный). Отсутствуют в архивах данные, где были расстреляны и захоронены все эти 500 с лишним тысяч человек за полтора года и были ли они расстреляны вообще. Документов, в которых сообщается именно о приведении расстрельных приговоров в исполнение, - мизер.
4. Отсутствуют опубликованные архивные документы, из которых можно бы было почерпнуть информацию о расстреле за довольно короткий срок свыше полумиллиона человек. А ведь такое мероприятие потребовало бы серьезных материальных, людских, финансовых ресурсов. То есть, с технической стороны, данное мероприятие архивными документами не описано никак.
Продолжение следует
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"