О «тройках НКВД»
Опыт критики антинаучной фактологии либерализма. Часть 6. Миф о «сталинских репрессиях»-2
[Первую часть статьи Н. Федотова «Антинаучная методология либерализма. Доклад «о культе личности и его последствиях»: ложь мирового масштаба» читайте в «Прорыве» №1 (47) 2016. Вторая, третья и четвертая части, представляющие собой исследование либеральной лжи по поводу проблем коллективизации, помещены в «Прорыве» №5 (51) 2016, №1 (52) 2017 и №2 (53) 2017. В пятой части начато исследование мифа о «сталинских репрессиях» №4 (55) 2017.]
Современному российскому обывателю известно, что основным инструментом «сталинского террора» были некие «тройки НКВД», которые, якобы, приговаривали людей к расстрелу во внесудебном порядке, при этом на следствие, суд и приговор выделялось 10 дней, поэтому массово осуждались невиновные. Попробуем разобраться, что это за «тройки» такие и откуда они взялись.
В первой части данной работы я уже указывал на определенные нестыковки в данном вопросе. Так, в официальных документах, к подлинности которых очень много вопросов, данный орган называется «тройками НКВД» или просто «тройками». Но никакого постановления советского правительства о создании органа с таким названием в опубликованных сборниках архивных документов нет.
Или можно зайти в Яндекс и запустить поиск по картинкам по запросу «приговоры троек НКВД». Мы увидим массу выписок из протоколов неких органов, которые названы либо «тройки при УНКВД», либо «тройки УНКВД», «судебные тройки управления НКВД», либо «особые тройки (по такой-то области)», либо вообще «особое совещание при народном комиссаре внутренних дел».
Сразу возникает целый ряд закономерных вопросов. Во-первых, как же всё-таки официально назывался орган, якобы осуществлявший «большой террор»? Во-вторых, кем и когда данный орган был учрежден? В-третьих, какие у этого органа были полномочия, регламент работы, кому он был подотчётен и т. п.?
Информацию придется собирать буквально по крупицам, поскольку буржуазная историография сделала всё, чтоб максимально усложнить поиск объективной истины по данной теме. К примеру, в уже упоминавшемся сборнике документов «Массовые репрессии в СССР» никакого положения о создании «троек» и каких-либо еще внесудебных органов вообще нет. Итак, если обратиться к истории вопроса, то ближе всего по хронологии к 1937 году было созданное в ноябре 1934 года Особое совещание при НКВД СССР. Создано оно было, обратим на это особое внимание, постановлением СНК СССР, то есть советского правительства. Приведу текст данного документа полностью, поскольку далее он нам пригодится:
«В развитие ст. 8 Постановления Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР от 10 июля 1934 г. «Об образовании общесоюзного Народного Комиссариата Внутренних Дел» Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляют: 1. Предоставить Народному Комиссариату Внутренних Дел Союза ССР право применять к лицам, признаваемым общественно-опасными: а) ссылку на срок до 5 лет под гласный надзор в местности, список которых устанавливается Народным Комиссариатом Внутренних Дел Союза ССР; б) высылку на срок до 5 лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах Союза ССР; в) заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет; г) высылку за пределы Союза ССР иностранных подданных, являющихся общественно-опасными.
2. Для применения мер, указанных в ст. 1, при Народном Комиссаре Внутренних Дел Союза ССР под его председательством учреждается Особое Совещание в составе: а) Заместителей Народного Комиссара Внутренних Дел Союза ССР; б) Уполномоченного Народного Комиссариата Внутренних Дел Союза ССР по РСФСР; в) Начальника Главного Управления Рабоче-Крестьянской Милиции; г) Народного комиссара внутренних дел союзной республики, на территории которой возникло дело.
3. В заседаниях Особого Совещания обязательно участвует Прокурор Союза ССР или его заместитель, который в случае несогласия как с самим решением Особого Совещания, так и с направлением дела на рассмотрение Особого Совещания, имеет право протеста в Президиум Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР.
В этих случаях исполнение решения Особого Совещания приостанавливается впредь до постановления по данному вопросу Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР.
4. В решении Особого Совещания о ссылке и заключении в исправительно-трудовой лагерь каждого отдельного лица должно быть указано основание применения этих мер, а также определен район и срок ссылки или заключения в лагерь.
5. Особому Совещанию предоставляется право: а) в зависимости от поведения сосланных или заключенных в исправительно-трудовые лагеря, на основании отзывов соответствующих органов Народного Комиссариата Внутренних Дел Союза ССР, сокращать срок пребывания в ссылке или в исправительно-трудовом лагере; б) освобождать от дальнейшего пребывания в специальных трудовых поселениях». [ПОСТАНОВЛЕНИЕ от 5 ноября 1934 года № 22 ОБ ОСОБОМ СОВЕЩАНИИ ПРИ НКВД СССР.]
Здесь есть ряд очень важных моментов.
Во-первых, как мы видим, полномочия данного органа определяются правительством. В постановлении четко указаны пределы полномочий особого совещания: срок заключения - не более 5 лет. Нет ни слова о том, что НКВД вправе эти границы расширять. То есть, если у данного органа появляются полномочии выносить расстрельные приговоры, то это должно быть оформлено не иначе, чем новым постановлением правительства. И даже если появляется некий другой внесудебный орган, которому разрешается выносить расстрельные приговоры, то создать его может только правительство, и только правительство может ему эти полномочия дать.
Во-вторых, назвать данный орган «тройкой» довольно сложно. Судя по второму пункту, там минимум четверо плюс прокурор.
В-третьих, состав ОСО опять же определен правительством и не может быть произвольно, без разрешения правительства, изменен.
Получается, что, действительно, в конце 1934 года был официально учрежден внесудебный орган с названием «Особое совещание при НКВД СССР». Слово «тройка» нигде в тексте документа не встречается.
Если обратиться к более поздним опубликованным документам, то интерес представляет своеобразный заочный спор между прокурором СССР Вышинским и наркомом внутренних дел Ягодой, имевший место в 1936 году по вопросу о полномочиях Особого совещания. Документы по этому спору опубликованы все в том же сборнике «Массовые репрессии в СССР».
Сначала Вышинский написал письмо Молотову «О недостатках в работе Особого совещания и усилении роли судов». В нем Прокурор СССР указывал, в частности, что «все дела в Особом совещании рассматриваются заочно, без вызова обвиняемых и свидетелей», а это «сопряжено с опасностью допущения ошибок», поскольку «в ряде случаев эти дела проходят вообще без свидетелей и основаны на агентурных данных, а в ряде случаев по ним имеется лишь один свидетель, показания которого нередко расходятся с показаниями обвиняемых, категорически отрицающих свою вину».
«Это обстоятельство диктует, по моему мнению, постановку вопроса о необходимости максимального ограничения рассмотрения Особым совещанием дел о контрреволюционной агитации, о контрреволюционных террористических высказываниях и т.п., с сосредоточением преимущественного рассмотрения таких дел в судах, где обязателен личный допрос обвиняемого и проверка показаний свидетелей, вплоть до очных ставок».
Второй вопрос, который волнует Вышинского, - это невозможность при опротестовании приговоров освобождать из-под стражи осужденных особым совещанием, хотя в отношении осужденных судами такое право у прокуратуры есть. Более того, «прокуратура не вправе принимать постановления об освобождении из-под стражи подследственных по делам, расследуемым НКВД. В случаях, когда прокуратура признает это необходимым, она может вносить соответствующие предложения в органы НКВД, но эти предложения для органов НКВД необязательны».
Предложения Вышинского сводятся к следующему:
Во-первых, «прокуратуре должно быть предоставлено право освобождать из-под стражи как при опротестовании решений Особого совещания, так и в процессе предварительного расследования».
Во-вторых, необходимо «принять ряд мер, обязывающих следственные органы и органы прокуратуры более тщательно проверять имеющиеся в их распоряжении материалы и более обоснованно привлекать граждан к ответственности и направлять дела в суды и Особое совещание. Одновременно необходимо усилить контроль со стороны вышестоящих органов Прокуратуры и суда за качеством расследования и обоснованностью привлечения к ответственности».
В-третьих, «передавать, как правило, на рассмотрение судов дела о контрреволюционной агитации, всякого рода антисоветских сплетнях, высказываниях и т.п., рассматриваемых в настоящее время Особым совещанием при НКВД». [История сталинского ГУЛАГА. Массовые репрессии в СССР. Т.1. М., 2004. С.215.]
Кроме того, Вышинский указывает на то, что постоянно растет количество заключенных: «за последние три года сильно возросло количество заключенных в исправительно-трудовых лагерях, колониях и тюрьмах, достигнув на 1 октября 1935 г. - 1 251 501 чел. В частности, если на 1 января 1932 г. в исправительно-трудовых лагерях НКВД находилось 268 730 чел., то на 1 октября 1935 г. здесь было уже - 816 800 чел., а на 20 октября 1936 г. - 851 142 чел». И объясняет он такое положение дел как раз не удовлетворительной работой ОСО, которая нуждается в контроле со стороны прокуратуры.
Через несколько дней Нарком внутренних дел Ягода тоже пишет записку на имя Сталина и Молотова под заголовком «Об усилении надзора за работой судебного аппарата и его карательной политикой», в которой отвечает на тезисы, высказанные Вышинским.
В частности, он утверждает, что «основная масса дел, расследуемых органами ГУГБ, направляется именно в судебные органы», и приводит цифры, согласно которым за 1935 год из порядка 230 тысяч привлеченных только 30 с небольшим тысяч дел прошли через ОСО. Причем, любопытная деталь, Ягода сообщает, что «всего по Союзу за 1935 г. органами ГУГБ было привлечено к ответственности 293 681 чел. (из них арестовано 193 083 чел.)». То есть «кровожадный НКВД» каждого третьего привлекал к ответственности так, что даже не арестовывал.
Из этого делается вывод, что «Особое совещание ни по количеству, ни по удельному весу дел, рассматриваемых им, никак не может влиять на карательную политику, что, очевидно, имеет в виду т. Вышинский».
На претензию Вышинского по поводу качества рассмотрения дел Ягода отвечает:
«Такая постановка вопроса в корне неверна. Ведь когда дело только возникает, да и в процессе следствия, мы не предрешаем вопрос о направлении его в суд или на Особое совещание. Поэтому совершенно исключено такое положение, что следствие бывает различного качества: одно по делам, передаваемым в суд, и другое по делам, рассматриваемым Особым совещанием.
Следствие но каждому делу ведется с соблюдением процессуальных норм. В процессе следствия прокурор осуществляет в полной мере надзор за всеми стадиями дела, начиная от ареста до окончания следствия. Поэтому, если прокурор находит, что дело недостаточно или плохо расследовано, он дает соответствующие указания в процессе следствия, которые и выполняются. Только по окончании следствия нами ставится перед прокуратурой вопрос о направлении дела в суд или Особое совещание, а прокуратура дает свое письменное заключение».
Как мы видим, речь здесь идет совсем не о том, о чем говорил Вышинский. Вышинский предлагал дать прокуратуре дополнительные полномочия, то есть разрешить освобождать из-под стражи тех, по кому ведет дела НКВД, и отменять решения ОСО, если они опротестованы.
Ягода же рассказывает о полномочиях прокуратуры на этапе следствия. Как мы видим, ни о какой закрытости следствия речь не идет. И самое главное - именно прокуратура дает заключение о направлении дела в ОСО. И здесь снова возникает вопрос, что это за «тройки» такие, в которые согласно «приказу 00447» дела направлялись не то что без санкции прокурора, но и с заведомо известным приговором. Здесь снова что-то не стыкуется...
Далее ягода отвечает на претензии Вышинского по поводу отсутствия права у прокуратуры освобождать подследственных и осужденных особым совещанием. Он указывает на то, что роль прокуратуры в ОСО несколько другая, чем в суде. Ведь в суде прокуратура является стороной процесса, а не участвует в принятии решения, находясь в составе ОСО.
Более подробно разбирать ответ Ягоды не имеет смысла в рамках данного исследования. Обращу внимание читателя еще на одну интересную деталь. Ягода пишет:
«Кроме того, помимо дел ГУГБ, по решениям троек местных управлений НКВД и тройки Главного управления милиции прошло с утверждения Особого совещания по уголовным делам (в порядке очистки городов) - воров, мошенников, хулиганов, уголовников-рецидивистов - 122 726 человек». [Массовые репрессии в СССР. М.,2004. С.215.]
Здесь мы видим название «тройки». Есть некие «тройки местных управлений НКВД» и «тройки Главного управления милиции». То есть ОСО - это не «тройка». «Тройки» - это какие-то другие органы. Но, стоит отметить особо, что эти «тройки» явно ниже рангом, чем ОСО, поскольку их решения нуждаются в утверждении со стороны ОСО.
Что это за «тройки» загадочные в таком случае? В семитомнике «Массовые репрессии в СССР» нет ответа на этот вопрос. Как я уже говорил, там нет даже постановления о создании ОСО, не то чтоб документов о создании нижестоящих органов.
Если мы вернемся к тексту приказа 00447, то там есть такая фраза:
«Утверждаю следующий персональный состав республиканских, краевых и областных троек».
Как мы видим, «тройками» Ягода называет некие органы местных управлений НКВД. И следующий руководитель НКВД Ежов в своем приказе говорит о «республиканских, краевых и областных тройках», то есть речь идет тоже о местных органах.
То есть тройки эти не были созданы приказом 00447, как то утверждает, к примеру, википедия в статье «Тройки НКВД», а эти тройки существовали как минимум за полтора года до данного приказа. Напомню читателю, что даже в разбиравшемся в предыдущей части данной работы «Постановлении ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элементах», которое, якобы, стало прологом к приказу 00447, говорилось об «административном проведении дел через тройки», из чего можно сделать однозначный вывод, что тройки уже существовали и работали.
Да только вышла у буржуазных борзописцев и фальсификаторов истории промашка ужасная... Никто из них до сих пор не ответил на вопрос, откуда у «троек», то есть местных внесудебных органов НКВД, решения которых вообще нуждаются в утверждении ОСО, взялись полномочия шире, чем у самого ОСО. Напоминаю, по решению ОСО - только тюремное заключение сроком не более, чем на 5 лет. Это МАКСИМАЛЬНЫЙ срок.
Очень интересно, почему до сих пор ни в одном сборнике документов по так называемым «сталинским репрессиям» нет постановления ЦК ВКП(б) или ЦИКа о наделении местных «троек» расстрельными полномочиями. «А это не те тройки, это другие были созданы специально под приказ 00447» - могут попытаться оппонировать продажные буржуазные писаки. Хорошо, господа писаки, покажите постановление о создании этих новых «троек» и наделении их соответствующими полномочиями. Но и такого постановления у них нет. Архивы закрыты? Ну так откройте и покажите... Это ведь как раз в интересах буржуазии, если там такой документ, действительно, есть.
И еще один интересный момент. 15 сентября 1938 года появилось Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О создании Особых троек». Процитирую его полностью:
«1. Принять предложение НКВД о передаче оставшихся нерассмотренных следственных дел на арестованных по к.р. национальным контингентам, согласно приказов НКВД СССР №№ 00485, 00439 и 00593 - 37 года и №№ 302 и 326 - 1938 года, на рассмотрение Особых Троек на местах.
2. Особые Тройки образуются в составе: первого секретаря обкома, крайкома ВКП(б) или ЦК нацкомпартий, Начальника соответствующего управления НКВД и Прокурора области, края, республики.
В Украинской и Казахской ССР и Дальневосточном крае Особые Тройки создаются по областям.
3. Особые Тройки рассматривают дела в отношении лиц, арестованных только до 1-го августа 1938 года, и заканчивают работу в 2-х месячный срок.
4. Дела на всех лиц указанных нац. к.-р. контингентов, арестованных после 1-го августа 1938 года, направлять для рассмотрения в соответствующие судебные органы, по подсудности (Военные Трибуналы, Линейные и Областные Суды, Военную Коллегию Верховного Суда), а также на Особое Совещание при НКВД СССР.
5. Предоставить право Особым Тройкам выносить приговоры в соответствии с приказом НКВД СССР № 00485 от 25-го августа 1937 года по первой и второй категориям, а также возвращать дела на доследования и выносить решения об освобождении обвиняемых из-под стражи, если в делах нет достаточных материалов для осуждения обвиняемых.
6. Решения Особых Троек по первой категории приводить в исполнение НЕМЕДЛЕННО». [Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании Особых Троек. 15 сентября 1938 г.]
Итак, на что здесь стоить обратить внимание:
Во-первых, мы здесь снова видим Постановление ЦК ВКП(б), к полномочиям которого и относится создание данных органов и наделение их какими-то полномочиями.
Во-вторых, слово «особый» в советской традиции сталинского периода предполагало более высокий уровень полномочий. То есть «особая тройка» рангом выше «тройки» обычной.
В-третьих, ОСО при НКВД никуда на момент выпуска Постановления не подевалось. Следовательно, оно продолжало существовать и в период проведения операции по приказу 00447.
Итак, что мы имеем в сухом остатке?
Версия буржуазных «историков» состоит в том, что инструментом «террора», в ходе которого за короткий период, якобы, было расстреляно порядка 700 тысяч человек, были некие «тройки НКВД», которые имели полномочия выносить расстрельные приговоры. В качестве «доказательств» дипломированные холуи буржуазии предъявляют Постановление ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элементах», в котором есть фраза о «расстреле наиболее враждебных элементов путем проведения дел через тройки», но нет ни слова о повышении полномочий троек, и сам текст приказа 00447, подписанного Ежовым, который в принципе не мог повысить полномочия местных троек, поскольку не имел на это полномочий. Кроме того, либеральная сволочь козыряет кучей бумажек сомнительного происхождения, на которых стоит резолюция «троек» о расстреле.
Данная версия не выдерживает критики, поскольку:
Первое. Отсутствует постановление вышестоящего органа либо о расширении полномочий существующих местных троек НКВД, либо о создании каких-то новых «троек» с расстрельными полномочиями. То есть нет у буржуазной профессуры ответа на вопрос, кто и когда разрешил местным тройкам приговаривать к высшей мере наказания.
Второе. Такое постановление (или иной документ), если-таки «тройкам» дали расстрельные полномочия, должно было обязательно быть, поскольку создание того или иного внесудебного органа оформлялось именно такими постановлениями ЦК ВКП(б) или ЦИК.
Третье. Если предположить, что такое постановление все же есть (как тот суслик, которого никто не видел, а он есть), то непонятна роль ОСО. Ведь местные тройки были ему подотчетны. Тогда должны были быть расширены еще и полномочия ОСО, или же местные «тройки» должны были быть выведены из подчинения ОСО и наделены полномочиями, превышающими полномочия ОСО. В общем, все эти возможные изменения должны были оставить определенный документальный след. Но этого следа в опубликованных буржуазией архивных документах нет.
Четвертое. Как мы помним, роль прокуратуры в надзоре за органами следствия НКВД была довольно велика. Однако тов. Вышинский регулярно высказывал претензии по поводу работы ОСО и законности принимаемых им решений, писал письма на имя Сталина и Молотова на протяжении всего 1936 года. Вот и спрашивается, сколько писем и какого содержания должен был написать Андрей Януарьевич, если бы, несмотря на многие недостатки работы ОСО, подчиненным ОСО «тройкам» дали бы полномочия не просто сажать, а расстреливать людей? Но почему-то никаких следов бурных протестов со стороны Прокурора СССР по поводу того, что, якобы, по упрощенному порядку следствия за год перебили 700 тысяч человек нету. Интересно, почему? Но я еще вернусь к этому вопросу...
Апологеты буржуазии объясняют, дескать, испугался тов. Вышинский, что его тоже расстреляют, если будет выступать. Ягоды не испугался, а Ежова испугался вдруг. Доказательств этому нет. Вышинский в данный период вел довольно бурную деятельность. Обвинять его в трусости - нет никаких серьезных оснований.
Правда, наиболее продвинутые «ученые» сошлются на один документ, из которого следует, что Вышинский был целиком и полностью за «репрессии» и закрывал глаза на беспредел «троек». Это некая шифротелеграмма Прокурора СССР А. Я. Вышинского всем прокурорам республик, краев, областей, военных округов и железных дорог СССР о выполнении приказа НКВД СССР № 00447. 7 августа 1937 г. В ней сообщается:
«Шифротелеграмма. Ознакомьтесь в НКВД [с] оперативным приказом товарища Ежова [от] 30 июля 1937 г., номер 00447. [В] соответствии [с] пунктом вторым раздела пятого обязываю прокуроров присутствовать на заседаниях Троек, где прокуроров [в] составе Троек нет. Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требуются. Решения троек окончательны, об исключительных обстоятельствах, связанных [с] рассмотрением дел, меня информируйте. Дела о контингентах, указанных в разделе первом, еще судом не рассмотренных, передать в Тройки.
Лично секретно информируйте только прокуроров [по] спецделам, также окружных районных прокуроров. Требую активного содействия успешному проведению операции. Возлагаю лично на Вас сохранение секретности в аппарате прокуратуры о проводимой операции. [О] ходе операции сообщайте лично мне шифром каждую пятидневку». [Шифротелеграмма Прокурора СССР А. Я. Вышинского всем прокурорам республик, краев, областей, военных округов и железных дорог СССР о выполнении приказа НКВД СССР № 00447. 7 августа 1937 г.]
Ссылка стоит на материалы «комиссии Шверника» с пометкой «сверено с копией». То есть оригинала в архиве нет, что уже указывает на возможность полной или частичной фальсификации данного документа. Что Прокурор СССР указывает на то, что не требуется соблюдение процессуальных норм - крайне сомнительно и никак не стыкуется ни с правовыми взглядами Вышинского, ни с его практикой работы на данном посту. Откровенным бредом выглядит требование к прокурорам присутствовать на заседаниях «троек» и одновременно закрывать глаза на нарушение процессуальных норм. Спрашивается, зачем тогда вообще нужен прокурорский надзор? За чем еще наблюдать прокурору, как не за соблюдением законности? Так что, если даже документ подлинный, то кое-что в нем впоследствии изменили.
Тем более, текст данной шифротелеграммы явно диссонирует с другим документом, относящимся к началу сентября 1937 года. Речь идет о Записке Н.И. Ежова, А.Я. Вышинского И.В. Сталину и В.М. Молотову о расширении прав особого совещания, 4 сентября 1937 г. В ней сообщается следующее:
«В настоящее время органы НКВД и Прокуратуры проводят изъятие и соответствующее репрессирование в административном порядке ведущих антисоветскую деятельность польских перебежчиков, бывших членов ППС и т.д.
Мы полагаем, что осуждение к лишению свободы на десять лет, по делам указанной выше категории, должно оформляться через Особое Совещание при Народном Комиссаре Внутренних Дел Союза ССР.
Исходя из изложенного, просим утвердить следующее предложение:
«По делам об антисоветской деятельности бывших польских перебежчиков, бывших членов ППС и т.п. разрешить Особому Совещанию при Наркоме Внутренних Дел Союза ССР назначать тюремное заключение на срок до десяти лет включительно»». [Записка Н.И. Ежова, А.я. Вышинского И.В. Сталину и В.М. Молотову о расширении прав особого совещания. 4 сентября 1937 г.]
В предыдущем документе речь идет о непонятных «тройках». Здесь уже - об ОСО. Судя по тому, что письмо подписано и Вышинским, и Ежовым, они его согласовали. Вряд ли Прокурор СССР мог согласовать с Ежовым игнорирование процессуальных норм в ходе следствия, что следует из «шифротелеграммы». Но самое главное я выделил жирным шрифтом. Ежов с Вышинским просят Сталина разрешить ОСО осуждать на 10 лет. Здесь всё абсолютно логично. Полномочия ОСО позволяют давать только 5 лет. 10 лет можно давать только с разрешения ЦК ВКП(б). Никак с этим не стыкуется якобы разрешение местным тройкам выносить расстрельные приговоры, поскольку, повторяю, ОСО - вышестоящий орган по отношению к местной «тройке». Это получается, что местные «тройки» стреляют людей направо и налево, а нарком НКВД и Прокурор СССР обращаются в то же время к Сталину с просьбой увеличить полномочия ОСО и разрешить выносить приговоры до 10 лет. Это какой-то полный абсурд.
Необходимо добавить, что Постановлением Политбюро от 5 сентября просьба Вышинского и Ежова была удовлетворена:
«По делам об антисоветской деятельности бывших польских перебежчиков, бывших членов ППС и т.п. разрешить Особому Совещанию при Наркоме Внутренних Дел Союза ССР назначать тюремное заключение на срок до десяти лет включительно». [Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Вопрос НКВД». 5 сентября 1937 г.]
Отметим, что имеется оговорка. 10 лет можно назначать только определенной категории.
Наконец, пятое. Документально доказано, что на момент выпуска приказа 00447 внесудебные органы НКВД были представлены Особым Совещанием при наркоме внутренних дел (ОСО) и местными «тройками», подотчетными ОСО. Только с сентября 1938 года вводятся «Особые тройки». Ни один из этих органов не имел полномочий вынесения расстрельных приговоров. Тогда вопрос, по решениям каких органов выносились все эти приговоры? Откуда взялись все эти протоколы заседания местных троек с расстрельными решениями, когда никто из господ антикоммунистов не может показать, кем и когда этим тройкам вообще было разрешено принимать такие решения?
Всё это вызывает серьезные вопросы и указывает на то, что в современной буржуазной историографии масштаб и механизм «репрессий» явно фальсифицирован. Во всяком случае, та версия, которая господствует в буржуазной историографии, не выдерживает критики.
Пытки, осуждение невиновных и прочие нарушения
Итак, мы установили, что у официальной буржуазной версии событий 1937-1938 года, названных «большим террором», есть серьезные проблемы с документальным подтверждением. Какие-то документы и вовсе отсутствуют, а какие-то имеются, но с признаками явных фальсификаций. Однако дыма без огня не бывает. Действительно, в 1937-1938 годах в ходе так называемых «операций» по зачистке разного рода антисоветских элементов были допущены серьезные нарушения советской законности. Только дело было совсем не так, как представляют господа антикоммунисты, дескать, советская власть сама террор развязала, сама его свернула, а крайними сделала Ежова и его заместителей.
Установить, что произошло в данный период на самом деле, довольно сложно, поскольку архивы открыты не полностью, а сборники архивных документов составлены откровенно тенденциозно. То есть документы подобраны так, чтоб подтвердить официальную версию. К нашему счастью, то ли в силу глупости своей, то ли в силу замылившегося глаза, составители подобных сборников все же пропускают документы, содержание которых подчас идет в разрез с официальной версией.
Так, в том же сборнике «Массовые репрессии в СССР» опубликован ряд документов, относящихся к концу 1938 года и посвященных перегибам в работе НКВД. В буржуазной историографии данный период характеризуется как «окончание ежовщины» и завершение «большого террора». Версия событий сводится к тому, что «даже советская власть» осознала, что НКВД во главе с Ежовым наломал дров и репрессировал массу невиновных, за что Ежов и ряд высших руководителей НКВД были расстреляны.
Первый документ, который представляет интерес, - это Постановление ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 года. Разберем текст данного документа подробно.
В первую очередь, в постановлении подчеркивается, что органы НКВД провели в 1937-38 гг. огромную работу по разгрому врагов народа. Разгромлены троцкисты, бухаринцы, беглые кулаки, белогвардейцы, буржуазные националисты и т. п.
«Однако не следует думать, что на этом дело очистки СССР от шпионов, вредителей, террористов и диверсантов окончено.
Задача теперь заключается в том, чтобы, продолжая и впредь беспощадную борьбу со всеми врагами СССР, организовать эту борьбу при помощи более совершенных и надежных методов».
И далее речь заходит уже о недостатках:
«Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.
Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов».
«Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и проч.).
Часто арестованный не допрашивается в течение месяца после ареста, иногда и больше. При допросах арестованных протоколы допроса не всегда ведутся. Нередко имеют место случаи, когда показания арестованного записываются следователем в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и даже больше), составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование статьи 138 УПК о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях. Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающие те или другие данные обвинения».
Как мы видим, упрощенный порядок расследования здесь фактически приравнен к нарушению советской законности. Ответственность за применение такого порядка возложена на НКВД. Очевидно, что этот упрощенный порядок не был санкционирован Политбюро ЦК (никаких документальных свидетельств этому нет), а был «изобретением» НКВД.
Досталось и органам прокуратуры:
«Органы Прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы Прокуратуры не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения».
То есть признается, что прокуратура не справляется со своими обязанностями, а, вместо выполнения функции по надзору за законностью, на деле способствует беззаконию или закрывает глаза на беззаконие.
Если вскрывается, что подобные нарушения имели широкий масштаб, то очевидно, что те, кто этим нарушениям потворствовал, сами являются вредителями и врагами народа, поскольку беззаконие если кому и на руку, то только классовому врагу.
«Такого рода безответственным отношением к следственному произволу и грубым нарушениям установленных законом процессуальных правил нередко умело пользовались пробравшиеся в органы НКВД и Прокуратуры - как в центре, так и на местах, - враги народа. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям и даже вовсе без всяких оснований, создавали с провокационной целью «дела» против невинных людей, а в то же время принимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисоветской деятельности. Такого рода факты имели место как в центральном аппарате НКВД, так и на местах».
Если снять либеральные шоры и посмотреть на ситуацию, так скажем, трезвым, освобожденным от антикоммунизма взглядом, то картина сложится следующая. Партия вскрыла, что в НКВД происходят массовые нарушения советской законности. Для партии - это очень неприятный «сюрприз», поскольку никаких указаний плевать на советскую законность партия НКВД не давала. Да, партия давала указания активизировать борьбу с антисоветскими элементами на местах. Но партия не давала указаний репрессировать столько-то человек. Это именно органы НКВД собирали и предоставляли данные, сколько таких элементов обнаружено с обозначением степени их опасности и запрашивали лимиты на производство арестов. Если НКВД сообщает, что в такой-то области выявлено 5000 антисоветских элементов, то партии ничего не остается, как верить НКВД на слово, поскольку НКВД выполняет свою работу. То есть выявляет эти элементы и оценивает степень их опасности. На этом этапе партия никак не может перепроверить поступающую информацию.
Однако, по всей видимости, во второй половине 1938 года с мест по партийной линии начинают поступать сообщения о многочисленных нарушениях со стороны НКВД в ходе проведения «операций». Кроме того, в ходе проведенного в начале 1938 года процесса «Право-троцкистского центра», где одним из подсудимых был бывший нарком НКВД Ягода, были получены данные об окопавшихся в НКВД вредителях. Ряд высших руководителей НКВД были арестованы и расстреляны еще в первой половине 1938 года. Обстановка была явно нездоровая. С целью выяснения реального положения дел в августе 1938 года на должность начальника ГУГБ был назначен Берия. Вскрытые им факты как раз и легли в основу данного постановления.
Вопли антикоммунистов насчет того, что руководство партии не могло не знать о том, что творило НКВД, абсолютно безосновательны. Чтоб разобраться, нужно было время. А так все выглядело вполне нормально. НКВД докладывает от количестве выявленных врагов - Политбюро ЦК дает санкцию на арест в виде «лимита». Тем более, в силу обострения классовой борьбы и ухудшения международной обстановки, недостатка во врагах не было, поэтому цифры, которые давал НКВД не выглядели какими-то не реальными.
Но вернемся к тексту постановления. Для исправления недостатков были приняты следующие меры:
«1. Запретить органам НКВД и Прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению.
В соответствии со ст. 127 Конституции СССР аресты производить только по постановлению суда или с санкции прокурора.
Выселение из погранполосы допускается в каждом отдельном случае с разрешения СНК СССР и ЦК ВКП(б) по специальному представлению соответствующего обкома, крайкома или ЦК нацкомпартий, согласованному с НКВД СССР.
2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских Управлениях РК милиции.
Впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого Совещания при НКВД СССР».
Странно, что нет ни слова о лишении «троек» и ОСО полномочий выносить расстрельные приговоры. Вполне логично, поскольку не было у них таких полномочий, вопреки буржуазной версии.
«3. При арестах, органам НКВД и Прокуратуры руководствоваться следующим: а) согласование на аресты производить в строгом соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года; б) при истребовании от прокуроров санкций на арест - органы НКВД обязаны представлять мотивированное постановление и все, обосновывающие необходимость ареста материалы; в) органы Прокуратуры обязаны тщательно и по существу проверять обоснованность постановлений органов НКВД об арестах, требуя в случае необходимости производства дополнительных следственных действий или представления дополнительных следственных материалов; г) органы Прокуратуры обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований.
Установить, что за каждый неправильный арест, наряду с работниками НКВД, несет ответственность и, давший санкцию на арест, прокурор».
Тоже вполне логичная мера в сложившихся условиях - усиление прокурорского надзора и ужесточение ответственности самих прокуроров.
«4. Обязать органы НКВД при производстве следствия в точности соблюдать все требования Уголовно-процессуальных Кодексов».
И далее уточнение, какие в особенности.
«5. Обязать органы Прокуратуры в точности соблюдать требования Уголовно-процессуальных Кодексов по осуществлению прокурорского надзора за следствием, производимым органами НКВД». [Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». 8 октября 1938 г.]
Далее пункты 6, 7, 8 посвящены упорядочиванию следствия и ужесточению кадрового отбора.
Что интересно, во всем документе ни слова про расстрелы. Ведь если органы НКВД перебили без суда 700 тысяч человек, по большей части, по решению «троек», как утверждают антикоммунисты, разве не логично в первую очередь, как я писал выше, запретить тройкам приговаривать к ВМН, приостановить исполнение уже вынесенных приговоров с отправкой дел на пересмотр? Логично было бы поручить тем же прокурорам заняться пересмотром таких приговоров. Но ничего этого нет. Ну посмотрим другие документы. Может, там есть...
Постановление было лишь «первой ласточкой». После снятия Ежова с поста наркома НКВД в конце ноября 1938 года и назначения на эту должность Берии начал еще более раскрываться подлинный масштаб вредительства. Так, активизировался Прокурор СССР Вышинский. Почему он молчал до этого? По всей видимости, возможности прокуратуры вмешиваться в работу НКВД были довольно ограничены. Сам Вышинский в докладной записке Молотову 15 января 1939 года указывал на то, что с начала 1938 года в Прокуратору СССР поступало 50-60 тысяч жалоб ежемесячно, однако, лишь в небольшом количестве содержались сведения о нарушении советской законности. В связи с большим количеством таких неинформативных жалоб, Вышинский дал указание оставлять их без движения. Однако с декабря 1938 года было вообще запрещено оставлять какие-либо жалобы без рассмотрения. [Массовые репрессии в СССР. М.,2004. С.328.] Буржуазные исследователи, конечно, скажут, что Вышинский закрывал глаза на беззаконие, хотя, на самом деле, - это нормальная административная практика. Ведь понятно было, что коли НКВД активизировал работу по репрессированию враждебных элементов, то количество жалоб неминуемо возрастет. Однако наличие жалобы отнюдь не тождественно справедливости этой жалобы. Так что вполне логично поведение Прокуратуры СССР. При многократном росте количества жалоб, невозможности рассматривать все из них и отсутствии каких-то объективных данных о росте вредительства в рядах НКВД, вполне обоснованным было отбирать только наиболее конкретные и рассматривать только их.
В конце 1938 года, когда такие объективные данные появились, Прокуратура активизировалась и от Вышинского пошли докладные записки на имя Молотова и Сталина.
К примеру, в записке от 16 декабря сообщалось:
«Произведенным предварительным расследованием установлено, что в период действий при Житомирском областном управлении НКВД УССР Особой тройки по распоряжению быв. начальника областного УНКВД ВЯТКИНА было расстреляно 2110 человек на основании никем не подписанных протоколов заседаний тройки».
«С целью сокрытия случаев убийства во время допросов или смерти от побоев на умерших составлялись подложные протоколы, как на осужденных за контрреволюционные преступления. Так, ЦИММЕР Альберт умер 21 июня 1938 г., дело его «рассмотрено» тройкой 24 сентября 1938 года, НАГРИЩЕНКО Алексей умер 8 июля 1938 г., дело его «рассмотрено» 3 октября 1938 г., ПАГЕЛЬ Густав умер 2 сентября 1938 г., дело его «рассмотрено» тройкой 24 сентября 1938 г». [Массовые репрессии в СССР. М.,2004. С.312]
А вот что сообщает Вышинский в докладной записке на имя Берии «О привлечении к уголовной ответственности сотрудников УНКВД Горьковской области»:
«Бывший нач. РО КОНСТАНТИНОВ (арестован, как участник антисоветской правотроцкистской группы), нач. РО ИВАНОВ и сотрудники РО ШИШМАКОВ, ДИКАРЕВ и ТАЛАИИН в 1937-1938 гг. во время проведения следствия по делам фальсифицировали следствие, создавали вымышленные тяжкие обвинения против арестованных и путем физического воздействия заставляли их подписывать ложные показания на себя и клевету на других невиновных людей».
«Названные выше КОНСТАНТИНОВ, ИВАНОВ, ШИШМАКОВ, ДИКАРЕВ, ТАЛАНИН и вместе с ними сотрудники РО ХАРИТОНОВ, БРЕЗГИН, КВАШЕНОВ и БУРЛАКА систематически избивали арестованных, применяли пытки и допускали издевательства над ними: избивали палками, резиновым жгутом, били по голым пяткам и ступням ног, ставили голенями на линейки, в зимнее время обливали холодной водой, насильно поили грязной водой, выдерживали арестованных на допросах стоя по несколько суток на одной ноге и т.д. Избиениям подвергались десятки арестованных». [Массовые репрессии в СССР. М.,2004. С.325.]
В данной записке уже нет ни слова о незаконных расстрелах, зато сообщаются факты вопиющих нарушений при ведении следствия.
А вот отрывок из докладной записки касательно ситуации в Вологодской области:
«Быв. начальник Белозерского оперсектора УНКВД лейтенант госбезопасности ВЛАСОВ, получив задание о разработке и выявлении кулацких, антисоветских элементов, занимающихся контрреволюционной деятельностью, вместо честного и добросовестного выполнения этого задания встал на путь подлогов и фабрикации фиктивных лел. В этих целях ВЛАСОВ и работники оперсектора сержант госбезопасности ВОРОБЬЕВ, старший лейтенант чекист запаса ПМИН, сотрудник ЛЕВАШЕВ и прикомандированный к опер-сектору начальник пограничной школы в Ленинграде капитан АНТИПОВ прибыли в исправительно-трудовую колонию № 14 под видом «медицинской комиссии», якобы для отбора и направления осужденных в другие колонии.
Отобрав здесь из отбывавших наказание 100 человек, ВЛАСОВ и его сотрудники составили подложные протоколы допросов обвиняемых, якобы сознавшихся в совершении тягчайших государственных преступлений. Подписи обвиняемых на этих протоколах были получены под видом подписей на «свидетельствах о болезни». Сфабрикованные таким образом дела были переданы на рассмотрение во внесудебном порядке на тройку при УНКВД по Вологодской области и все 100 человек были расстреляны». [Массовые репрессии в СССР. М.,2004. С.331.]
Подобных документов в сборнике «Массовые репрессии в СССР» приведено довольно много. Однако, по сложившейся традиции буржуазной историографии, во-первых, приведен, в основном, негатив; во-вторых, отсутствуют документы о реакции советской власти на подобные докладные записки; в-третьих, отсутствуют статистические данные как по поводу результатов борьбы с вредительством в органах НКВД, так и по поводу общего количества безвинно осужденных.
Вопрос чистки НКВД Берией и вообще периода так называемой «бериевской оттепели», когда активно исправлялись последствия ежовского вредительства, буржуазной историографией обойдён стороной. Сведения о том, сколько выявлено незаконно расстрелянных и арестованных в опубликованных архивах либо вовсе отсутствуют, либо имеют обрывочный характер, который не позволяет установить объективную истину. Судя по всему, НКВД подвергся очень серьезной чистке.
Здесь стоит обратить внимание на характеристику состояния НКВД, которая была дана в документе под заголовком «Сопроводительное письмо наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии, секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Андреева и заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова И. В. Сталину к акту приема - сдачи дел в НКВД СССР. 29 января 1939 г». В нём сообщалось следующее:
«1. За время руководства тов. Ежова Наркомвнудел СССР вплоть до момента его освобождения от обязанностей Наркома большинство руководящих должностей в НКВД СССР и в подведомственных ему органах (НКВД союзных и автономных республик, УНКВД краев и областей) - занимали враги народа, заговорщики, шпионы.
2. Враги народа пробравшиеся в органы НКВД сознательно искажали карательную политику Советской власти, производили массовые необоснованные аресты ни в чем неповинных людей, в то же время укрывая действительных врагов народа.
3. Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключенных для вымогательства ложных показаний и «признаний». Заранее определялось количество признаний, которых должен был добиться в течение суток каждый следователь от арестованных, причем нормы часто доходили до нескольких десятков «признаний»».
Большинство руководителей НКВД всех уровней - враги народа. Не больше, не меньше. Вот размах вредительства. И, что примечательно, не Хрущев, Солженицын или Яковлев впервые открыли беспредел со стороны НКВД в 1937-1938 годах... Беспредел этот вскрыла ВКП(б) и приняла решительные меры по борьбе с вредителями и ликвидации последствий их враждебной деятельности.
«4. Агентурно-осведомительная работа была в загоне, никто по настоящему ею не интересовался. Ни одного более или менее ценного агента, который освещал бы работу контрреволюционных формирований в оперативных отделах НКВД нет. В то же время усиленно создавали осведомительную сеть в партийных аппаратах (в обкомах, крайкомах, ЦК нацкомпартий) и даже в аппарате ЦК ВКП(б).
5. В работе троек НКВД союзных республик, Управлений НКВД краев и самостоятельных областей, а также в деле проверки материалов, присылаемых с мест НКВД СССР, были серьезные упущения (на так называемой «большой коллегии» на одном заседании за один вечер рассматривалось от 600 до 1.000 - 2.000 дел).
Произвол был допущен также в работе троек при НКВД республик и УНКВД краев и областей. Никакого контроля за работой этих троек со стороны НКВД СССР не было.
Было приговорено около 200 тысяч человек сроком до 5 лет через так называемые милицейские тройки, существование которых не было узаконено.
Особое совещание при НКВД СССР в его законном составе ни разу не заседало».
Здесь, по сути, речь идет о том, что, при всех нарушениях законности, органы НКВД и со своей основной задачей по борьбе с контрреволюцией справлялись не эффективно. Они создавали видимость такой работы при помощи массовой фальсификации дел, выбивания признаний из подследственных, а сложной агентурной работой практически не занимались. С «тройками» снова путаница. 200 тысяч осужденных на 5 лет - это плохо, но как быть с якобы с 700 тысячами расстрелянных?
«10. Главное Управление лагерями, насчитывающее в своем центральном аппарате свыше 1.000 человек, находится в жалком состоянии и совершенно не способно руководить большим сложным и разнообразным хозяйством.
ГУЛАГ очень плохо занимается вопросами охраны и не обеспечивает охраны заключенных в лагерях, вследствие чего за один только 1938 г. сбежало около 30 тысяч человек, несмотря на наличие свыше 60 тысяч человек наемной охраны».
Вот так «страшный и ужасный ГУЛАГ», из которого бегут по 30 тысяч человек за год! То есть в ведомстве Ежова и здесь был полнейший бардак. Как при такой организации работы можно было организовать массовые расстрелы - решительно непонятно.
Кроме того, в документе обращалось внимание на неудовлетворительно поставленную работу по охране членов ЦК и Правительства, плохую организацию пограничной службы, отрыв от партийного контроля и делался вывод о необходимости вывода Ежова из ЦК и возможном исключении из партии.
В том, что авторы данного документа знали, что говорили, особо сомневаться не приходится. Вскоре был арестован и Ежов, и его первый заместитель Фриновский. Что примечательно, до сих пор материалы уголовных дел по ним не опубликованы полностью. К примеру, мне так и не удалось найти текст обвинительного заключения по обоим. Есть лишь протоколы допросов, которые, однако, в сборнике «Массовые репрессии в СССР» не опубликованы. Хотя абсолютно очевидно, что если вскрылись факты массовых нарушений советской законности, то должно быть разбирательство, должны быть найдены и наказаны виновные.
Тем не менее документы, которые могли бы пролить свет на то, что конкретно было установлено в ходе следствия по делам нарушителей советской законности, в указанный сборник не включены. Более того, с этими документами вообще беда. Только выдержки из протоколов допроса Ежова и Фриновского, в которых они сознаются, что занимались вредительством с целью дискредитации советской власти. [Спецсообщение Л.П. Берии - И.В. Сталину с приложением заявления М.П. Фриновского. 13 апреля 1939 г.] К примеру, тот же Ежов дает показания, что в ходе спецопераций он давал указания организовывать работу так, чтоб вызвать недовольство населения массовыми арестами невиновных. [Из протокола допроса обвиняемого Ежова Николая Ивановича от 4 августа 1939 года] И более того, из показаний Ежова и Фриновского следует, что, по сути, они представляли недобитые и глубоко законспирированные остатки разгромленного право-троцкистского центра.
Что примечательно, в интернете «гуляет» документ под заголовком «Последнее слово Ежова на суде», в котором он, якобы, отказывается ото всех своих показаний. Однако мне не удалось ссылку на место хранения данного документа, он приводится вообще без каких-либо ссылок на архивы.
Так что получается, что показания Ежова и Фриновского есть, задокументированного отказа от этих показаний нет, зато есть приведенный в исполнение расстрельный приговор в отношении обоих.
Более того, уже знакомый читателю историк Гровер Ферр в книге «Антисталинская подлость», где он подробно разоблачает лживость хрущевского доклада на ХХ съезде, указывает, что примерно в то же время, когда шло следствие по делу Ежова, расследовалось и дело Эйхе, которого Хрущев представлял жертвой «репрессий». На деле же, Эйхе был связан с Ежовым, и даже расстреляны они были в один день. Однако, увы, показания Эйхе тоже до сих пор не опубликованы, равно как и вообще все материалы его дела.
Эйхе, напомню, - входил в состав «тройки» по Западно-сибирскому краю. Его имя обозначено в приказе 00447. Более того, Эйхе - не кадровый чекист, он как раз партийный деятель. Председатель «тройки», в которую входил Эйхе расстрелян 22 февраля 1940 года.
Вообще примечательно, что если посмотреть список членов «троек» в упомянутом выше приказе, то можно найти довольно много фамилий расстрелянных примерно в одно время с Ежовым.
Так, к примеру, председатель «тройки» по Московской области Реденс расстрелян 12 февраля 1940 года.
Председатель «тройки» по Курской области Симановский расстрелян 22 февраля 1940 года.
По Куйбышевской области (Попашенко) - расстрелян 21 января 1940 года.
По Ивановской области (Радзивиловский) - расстрелян 25 января 1940 года.
По Азово-черноморскому краю (Каган) - расстрелян 26 февраля 1940 года. Причем член этой же тройки по партийной линии Евдокимов (1-й секретарь Ростовского обкома ВКП(б)) - тоже расстрелян в один день с Ежовым.
По Донецкой области (Соколинский) - расстрелян 21 февраля 1940 года. Что интересно, его коллегой по работе в тройке был никто иной, как прокурор Руденко - будущий соратник Хрущева по проведении «реабилитации». Это надо запомнить: одним из ключевых проводников «реабилитации» был не только член «тройки», но член «тройки», председатель которой был расстрелян по делу Ежова, то есть за злоупотребления.
По Северо-Казахстанской области (Панов) - расстрелян 15 января 1940 года.
Причем, что примечательно, арестованы все они были в конце 1938 - начале 1939 года, то есть следствие по их делам шло больше года. Это как-то не стыкуется еще с одной примитивной буржуазной версией, будто «Сталин ликвидировал исполнителей своих приказов». Если надо было бы что-то скрыть, то, наоборот, нужно было расстрелять как можно быстрее.
Даже несмотря на то, что многие необходимые для полноценного исследования архивные документы не опубликованы, можно сделать вывод, что советская власть на протяжении более чем года серьезно занималась вопросом расследования грубейших нарушений советской законности сотрудниками и руководителями НКВД и самым суровым образом наказала виновных.
Так что же случилось в 1937-1938 годах?
В отличие от буржуазного подхода к изучению истории, который по сути своей является подходом индуктивистским и предполагает выстраивается некой общей концепции из определенного набора тщательно подобранных и отфильтрованных «фактов», диаматический подход к изучению истории предполагает исследование от общего к частному. Невозможно понять факты, если не понимать сущность конкретно-исторического момента во всех его противоречиях. Общее проявляется в фактах, факты же, рассмотренные через призму общего контекста помогают постичь объективную истину на более глубоком уровне. Имея только факты, но не имея ВЕРНОГО понимания сущности происходивших процессов, объективную истину установить невозможно. Зато, как показывает дипломированная обслуга буржуазии из числа «историков», вполне можно эту объективную истину поглубже спрятать, умело манипулируя «фактами».
Благодаря стараниям буржуазных «историков» и буржуазного государства, которое вправе давать или не давать доступ к архивам и, более того, решать, кому давать, а кому нет, обширный пласт документации по событиям 1937-1938 года нам недоступен. Но, с другой стороны, наличие этих «белых пятен» на фоне других опубликованных документов говорит как раз о том, что что-то от нас хотят скрыть. Марксистская методология вполне способна вскрыть объективную истину даже в том случае, если каких-то документов и не хватает. Хотя, конечно же, полное открытие архивов и возможность полноценной экспертизы ряда документов на подлинность позволило бы нам получить гораздо более полное понимание произошедшего.
Глубокое исследование внутри- и внешнеполитической ситуации в СССР в указанный период - тема отдельного исследования. Однако, на самом деле, я не встречал ни одного мало-мальски серьезного буржуазного «историка», который бы утверждал, что в это время в СССР была «тишь да гладь», а «репрессии» начались на пустом месте. Другое дело, что причиной «репрессий» они называют «желание Сталина укрепить свою власть, расправившись со всеми инакомыслящими». То есть наличие «инакомыслящих» (то есть противников Советской власти) все же признается.
Стоящие на философской платформе идеализма и политически выполняющие роль обслуги класса буржуазии «историки» к праву на инакомыслие относятся со священным трепетом. Не мудрено, поскольку буржуазная демократия как наиболее совершенная форма осуществления господства меньшинства эксплуататоров над громадным большинством эксплуатируемых, культивирует свободу одинаково глупых мнений и «священное право» человека нести чушь. Многообразие глупости, поддерживаемое мощью буржуазного государства, - вот что позволяет классу капиталистов реализовывать свои объективные интересы по ограблению большинства.
У коммунистов отношение к глупости принципиально иное в силу того, что они ставят перед собой принципиально иную цель - не обман большинства, а построение общества на научной основе, то есть коммунизма. Не искоренив массовую глупость и не сформировав у масс научное мировоззрение, коммунизм не построить. И, наоборот, малейшее проявление глупости, пропаганда глупости и ее отстаивание - все это открывает путь назад, в капиталистическое рабство, обрекает массы на неисчислимые беды.
Если капиталисты заинтересованы в глупом большинстве, то для рабочего класса ликвидация массовой глупости - условие реализации его объективных интересов. Поэтому и отношение коммунистов к глупости - бескомпромиссное. Важнейшая обязанность коммунистов - владеть научным мировоззрением и бороться со всеми формами фальсификации науки. Либеральная публика визжит от того, что коммунисты уничтожают инакомыслие. Да, действительно, коммунисты открыто говорят о том, что будут бескомпромиссно прививать научное мировоззрение массам и бороться (вплоть до физического уничтожения) с теми, кто под видом «права на инакомыслия» насаждает антинаучные взгляды.
Так вот, оппортунизм, вопреки мнению многих нынешних левачков, - это не «иное мнение на строительство коммунизма», а смертельная опасная форма глупости, которая культивируется классом капиталистов и иезуитски маскируется под научное мировоззрение. Оппортунисты - это не союзники, не друзья, а злейшие враги рабочего класса. Более того, надо понимать, что враг этот еще более опасен тем, что маскируется под «своего», активно строит из себя борца за интересы рабочего класса. Он вполне может на словах поддерживать решения ЦК, и даже проявлять известное рвение, но вредить при этом будет исподтишка, выдавая свое вредительство за политику партии.
К сожалению, кадровый вопрос всегда был для большевиков самым болезненным. Вырастить достаточное количество твердых марксистских кадров в дореволюционный период не успели. Революцию пришлось делать в союзе со всякой сволочью, вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, которые в период революции и Гражданской войны при помощи демократических процедур в партии уже пытались гадить Ленину. А ведь всей этой публике приходилось давать не просто властные полномочия, а высокие посты в советском и партийном аппарате, других-то кадров все равно не было.
Если в период Гражданской войны желание сберечь свою шкуру (поскольку белые бы не разбирали, кто оппортунист, а кто нет, а вешали бы всех без разбора) все же побуждала слушать того, чьи решения были вернее, то есть Ленина, то после победы в Гражданской и, тем более, смерти Ленина, активность оппортунистов только возросла в связи с развитием нэпа. Наиболее крупный, троцкистский отряд оппортунизма был теоретически разгромлен к концу 1920-х годов. Но уже коллективизация показала, каков был размах вредительства при ее осуществлении именно со стороны партийных кадров. Только своевременные действия со стороны ЦК по исправлению перегибов смогли предотвратить широкомасштабные крестьянские выступления То есть на среднем и низовом уровне ситуация с кадрами была еще хуже, чем в ЦК, откуда все же оппортунистов к началу 30-х повыгоняли. Приходилось проводить регулярные чистки, а то и аресты наиболее ретивых. Что уж говорить о советских органах, где ответственные должности занимали беспартийные, за которыми вообще глаз да глаз...
Плачевная ситуация с кадрами, естественно, не могла не отразиться на армии и правоохранительных органах, включая НКВД. Хоть верхушка левых и правых оппортунистов была к началу 30-х теоретически разгромлена, на низовом уровне троцкистские и бухаринские кадры никуда не подевались. Глупо было бы полагать, что теоретический разгром мог заставить оппортунистов «сложить оружие». Теоретический разгром оппортунистов только озлобляет.
Более того, успехи советской власти в деле коммунистического строительства вообще крайне озлобляли мировую буржуазию и ее пособников внутри СССР, которыми оппортунисты и являлись. Поэтому не заставил себя ждать переход оппортунистов к террору. Размах этого террора и диверсий в СССР в 30-е годы - тема для отдельного исследования. Пока лишь скажу, что тезис о якобы полной фальсификации всех трех наиболее громких открытых судебных процессов 1936-1938 гг до сих пор не доказан. А на процессах этих было выявлено существование развитых преступных оппортунистических сетей, связанных с иностранными разведками.
Учитывая всё это, а также сложную международную обстановку и усиливающийся фашизм, можно сделать вывод, что у советской власти были все основания в 1937 году усилить мероприятия, направленные на подавление внутреннего врага, к тому же связанного с врагом внешним. Другое дело, что качество кадров НКВД тоже оставляло желать лучшего. Вопрос, в общем-то, стоял ребром: либо проводить все эти мероприятия имеющимися силами, понимая, что они наломают дров, но пытаясь исправлять перегибы по ходу дела, либо отказаться от проведения этих мероприятий, но в условиях приближающейся войны получить в тылу «пятую колонну». Вполне логично, что советское руководство выбрало первый вариант.
Однако дальше возникает целый ряд вопросов к буржуазной версии событий, в соответствии с которой Сталин, якобы, «развязал террор против своего народа».
Первое. Если смысл проведения «спецопераций» понятен, то непонятен механизм. Ряд архивных документов указывает на то, что расстрельные приговоры выносились некими «тройками». Однако никакого постановления ЦК о создании «троек» с такими полномочиями среди опубликованных архивных документов нет. По всей видимости, такие полномочия «тройкам», если и давались, то адресно или же расстрельные приговоры «троек» требовали утверждения партийными или, возможно, судебными органами.
Второе. Не выдерживает критики версия, будто были расстреляны чуть ли не 700 тысяч человек в 1937-1938 годах. По крайней мере, среди опубликованных архивных документов нет ни такого количества актов о приведении приговоров в исполнение, ни каких-то документов, проливавших бы свет на то, какими силами проводились столь массовые расстрелы, какие ресурсы для этого выделялись, где осуществлялись столь массовые захоронения. К примеру, до сих пор не опубликованы протоколы вскрытия захоронений на том же «бутовском полигоне» или «коммунарке».
По идее, чего проще, если есть в архивах документы о захоронениях, то можно провести эксгумацию тел, заактировать и предъявить массам точное количество «жертв сталинского террора». Но почему-то буржуазные борзописцы продолжают ссылаться на непонятные формулировки вроде «рассмотреть по 1 категории» и автоматически всех отнесенных к этой категории считают расстрелянными. Хотя, на самом деле, нет ни одного документа, однозначно предписывавшего приговаривать к расстрелу всю первую категорию. Данная категория означала лишь меру опасности, то есть к людям, отнесенным к ней, разрешалось применение высшей меры наказания.
Третье. Действительно, в 1937-1938 годах имели место массовые нарушения советской законности. Фальсификации дел, пытки, незаконные приговоры, в том числе, расстрельные. Однако доказательства того, что на подобные беззакония дала санкции советская власть и лично Сталин, отсутствуют. Наоборот, имеются доказательства самой жесткой реакции советской власти, когда факты беззакония вскрылись. К сожалению, архивные материалы по вопросам расследования преступлений Ежова и его подчиненных опубликованы в мизерном объеме. Тем не менее, ряд обстоятельств указывает на то, что масштаб вредительства был широк, причем активное участие в нем принимали, в том числе, партийные руководители довольно высокого уровня. Цель, которую они преследовали, - дискредитация политики ВКП(б) путем незаконных арестов и необоснованных приговоров.
Продолжение следует
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"