О национальной политике большевиков
Предисловие
Задают вопрос: «Почему большевики уже после гражданской войны не включили в состав РСФСР Украину и Белоруссию?»
Известно, что в условиях развития капитализма и становления национальной буржуазии дискриминационная политика российского царизма порождала «среди местных национальных масс глубочайшее недоверие, переходящее иногда во враждебные отношения, ко всему русскому» (Сталин). Этому способствовали и столыпинская реформа, когда земля местных жителей распределялась среди переселенцев, и подрывная деятельность агентов австро-германского и англо-французского империализма, стремящихся возбудить недовольство национальных меньшинств, оторвать национальные окраины от центра, и поднимающий голову великодержавный шовинизм. Поэтому после победы в Гражданской войне, в условиях ликвидации вооружённого антисоветского (в т. ч. националистического) подполья (по итогам Великой Октябрьской революции на территории бывшей империи насчитывалось до 40 буржуазно-демократических национальных образований) большевики возглавили процесс обретения национальных чувств малыми народами:
«Советская власть понимала, что насильственное единство России, поддерживаемое империалистическими штыками, должно было неминуемо распасться с падением русского империализма; не изменяя своей природе, Советская власть не могла поддерживать единство методами русского империализма. Советская власть сознавала, что для социализма необходимо не всякое единство, а единство братское…» (Сталин).
По мере укрепления советской власти сепаратистские настроения окраин закономерно ослабевали. В частности, украинцы — самое крупное национальное меньшинство СССР с многочисленной интеллигенцией, стоявшей, по сути, на буржуазных позициях украинской политической эмиграции, — по результатам советской политики дружбы народов претерпели заметную эволюцию на пути от украинизации до коллективизации. Рассматривая право наций на политическое самоопределение как вынужденную меру, как предпосылку для последующего перехода к социалистическому государству, в котором национальный вопрос утратит былую остроту, большевики предоставили всем народам СССР возможность развиваться в союзном государственном образовании, в рамках единого советского народа:
«мы за право человека на развод, но разве отсюда следует, что мы выступаем за разводы?» (Ленин).
Подавляя контрреволюционные восстания, организуя борьбу с голодом и разрухой, воспитывая партийные и технические кадры, большевики отдавали себе отчёт, что главное — это централизация Российской Коммунистической Партии (большевиков), которая после образования СССР неслучайно переименовывается во Всесоюзную. Именно от того, насколько централизована и компетентна коммунистическая партия, зависит выполнение задач по укреплению и развитию советской власти, решению национального и всех прочих вопросов.
Чтобы человек стал националистом, клерикалом или мещанином, его необязательно учить евгенике, догматам теологии и так называемому здравому смыслу. Необходимо и достаточно передать ему навыки определённого поведения. Национализм, набожность, обывательщина как раз и существуют в виде некоего «мирочувствования», «отношения к жизни», не имеющего чёткого научного объяснения, но передаваемого от человека к человеку — как одну свечу зажигают от другой.
Коммунизм — совершенно иное дело. Чтобы человек стал свободным, всесторонне развитым представителем научно-организованного общества, ему необходимо знать и понимать объективные законы развития природы и социума. Для этого содержание общественных отношений должно направлять и всемерно способствовать развитию обществоведческой квалификации через превращение труда в первую жизненную потребность человека, делая творчество основной сферой деятельности людей. Только с ростом интеллектуального багажа человека на базе марксизма, с развитием бескорыстных отношений между людьми, станет неважным, кто какой национальности, но останется важным, что человек делает и каковы помыслы и результаты его поступков. Лишь тогда индивид будет чувствовать и осознавать всё человечество как свою семью, когда постигнет в этом глубокую и обоснованную необходимость. Как этого достичь, если уже сегодня мы понимаем, что живём в интегральном, т. е. связанном в единое целое, мире? Отмечая общность природы, когда земной шар, представляющий собой неживой, растительный, животный и человеческий миры, воспринимается нами комплексно в виде взаимозависимости всех его частей, человечество начинает осознавать, что непроизводительное потребление, истощение природных ресурсов, сокращение разнообразия флоры и фауны, рост всевозможных загрязнений и т. п. есть разрушение этой системы, ведущее к неотвратимой катастрофе. Однако тот факт, что новый этап взаимоотношений человека и природы начался с промышленной революции и продолжается сегодня в виде революции «зелёной» [1], не говорит о том, что попытки отыскать экологический баланс находят своё отражение в поиске социальной гармонии. Интернационализация, или, как сегодня модно говорить, глобализация общества, уже представляющего, по сути, единую систему, пока серьёзно пробуксовывает. Вместо того чтобы разумно и динамично действовать единым организмом на базе общественной собственности на средства производства, в братском единстве всех наций, исследуя мировой океан, космос, повышая взаимную отдачу человека и природы, вместо подъёма на высший уровень связи между людьми, где никто не сможет и не захочет быть никому враждебным, где никому и в голову не придёт делать что-либо не по уму, чести и совести, человечество на данный момент обсуждает дату, место и ход очередной мировой, теперь уже ракетно-ядерной войны, в которой капитализм угрожает вместе с собой похоронить и весь род людской.
Учитывая, что понимание материалистической диалектики национальной политики большевиков — ключ к объединению пролетариата, укреплению связи с массами разных национальностей и единственно возможного = революционного решения назревших общемировых проблем человечества, данный вопрос требует такого ответа, который не только бы проиллюстрировал очевидное превосходство марксизма над буржуазными вывертами «здорового» национализма, но и вовлёк интересующихся вопросом «почему мы так живём?» в самостоятельную работу по сознательному уяснению марксистской философии. Единственной, которая способна не только описать мир, но и изменить его.
К истокам национального вопроса
До буржуазных революций, разрушивших замкнутость сословий, которую дворянство и высшее духовенство стерегло как зеницу ока, понятия национальности не существовало. Были «свои» и «пришлые». Для высших сословий в этом разделении главное заключалось в родовитости [2] и религиозной принадлежности, а для податных — в общинности и вере. Крестьянам, которых хозяин-феодал отличал от «говорящих орудий труда» лишь как христиан, мусульман и т. д., по большому счёту было всё равно, на какого божьего помазанника или его приближённого трудится их «опчество», тем более попы в церквах или муллы в мечетях (специалисты по магическому «взаимодействию» с природой) постоянно твердили — вся власть от бога. И когда господин даёт «держать» свою землю, холопы должны безропотно нести оброк, отрабатывать барщину и т. д. Плохо, только если придут басурмане или неверные — сделают рабами.
Отличаясь от рабов тем, что, имея в собственности средства производства и отдавая барину не весь продукт своего натурального хозяйства, крестьяне были заинтересованы в труде, в повышении его результатов, при этом они также мерили собственную человечность верой, и для господ расчеловечить представителя иной конфессии, обосновывая тем самым религиозные войны, не составляло большого труда. Вместе с тем общинность как более рационализированное кровное родство являлась важной составляющей крестьянской жизни. Являясь основой существования, поддержкой и опорой в борьбе с природной стихией, община представляла собой не только общественный, но и трудовой коллектив, без которого человек не чувствовал себя полноценным. Трудовая кооперация крестьян постольку была необходима, поскольку представляла собой практическое соединение частного и общественного интереса, где второй ставился выше первого. Община как организация производителей, имеющая традиционный уклад, определённый бытовой и хозяйственный строй, даже в пору самого дикого крепостничества в России могла защитить отдельного мужика от произвола хозяина. Однако крайняя обособленность — территориальная, военная, цеховая, приходская [3] и т. п. — как характерная черта феодализма не везде и не всегда превалировала [4], позволяя представителям высших сословий не иметь абсолютной экономической и политической зависимости от сюзерена, а членам низших — ощущать себя в более-менее привычном положении, когда паузы между ударами хозяйского бича расценивались как вполне себе сносная жизнь, не говоря о «возможности» посмертного существования.
Возникшие в определённый исторический момент на базе выросших производительных сил рабовладельческого общества феодальные отношения для своего времени стали обязательной формой дальнейшего развития общественного производства, способствуя очередному совершенствованию производительных сил. Но со временем окрепшим производительным силам на базе феодальных отношений рамки сословно-клерикального общества стали тесны. Зарождавшиеся на основе производительных сил феодализма новые производственные отношения капитализма, отталкиваясь от достижений науки того времени, сделавших возможными более тесную коммуникацию людей, их кооперацию и т .п., позволили создать условия для товарного производства, что привело к возвышению нового класса — буржуазии. Как отражение обострившегося противоречия между производительными силами и производственными отношениями, внутриклассовая борьба эксплуататоров шла между новым и старым способом производства, между прогрессивными (буржуазными) и костными (кастовыми) общественными отношениями.
По итогу жестоких и кровопролитных буржуазных революций феодальная власть оказалась низвергнутой, а феодальные производственные отношения исключались из жизни общества. Граждане становились формально равны и свободны. Под свободой подразумевалось, что люди могут делать всё, что им заблагорассудится. Но для подавляющего большинства такая «свобода» заключалась в выборе хозяина — кому продавать свою способность к труду, так как львиная доля граждан не являлась рантье и не владела средствами производства. Такое положение дел происходило в капиталистических державах, которые в научно-техническом отношении развивались за счёт отсталых стран или народов, не имевших своей государственности. Там закон продолжал закреплять за «высшими» классами привилегию эксплуатации, а за «низшими» — обязанность работать на хозяина. В этом заключается главное отличие капитализма от феодализма. Основное сходство двух этих формаций — в присвоении неоплаченных результатов труда людей, вступавших в производственные отношения.
Ввиду дальнейшей централизации капитала, возникновения монополий, европейские державы меняли и содержание колониальной политики. Продвигая в массы «свободных» наёмных работников (которых уже не так просто было дурачить религией) идеи национализма, шовинизма, расизма, запудривая мозги пролетариату с целью отвлечь его от классовой борьбы, буржуазная идеология выдвигала тезис об исключительности собственной нации. Дескать, мы (англичане, французы, немцы, американцы и т. д.) такие цивилизованные, что обязаны нести «бремя белого человека». Призыв к наёмным работникам сплотиться с хозяевами средств производства и на основе пропаганды собственного превосходства властвовать над «неполноценными» народами, обнаружил живой отклик в среде интеллектуально забитых масс.
«Неравномерность роста производительности труда и, следовательно, неравномерность экономического и политического развития порождали у разных народов ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ “жизненные интересы”» (Подгузов).
Так империализм разделил людей на «настоящих» и «недочеловеков», что нашло отражение в сортировке народов на три мира (сегодня мы наблюдаем такое развитие орудий классовой борьбы на примере стран «золотого миллиарда» — централизованных государств, которые в условиях загнивания первыми смогли организовать внутри себя капиталистические отношения и в силу этого поставить в зависимость более отсталые страны и общества).
Иначе говоря, зависимость производственных отношений (каким образом люди соединяются друг с другом в коллективном труде и, следовательно, как распределяют его результаты) от производительных сил (рабочей силы, орудий производства и предметов труда) состоит во влиянии первых на вторые. Либо это влияние способствует скачку в науке, технике, культуре, межнациональных отношениях и т. д., либо препятствует. Показательно, что после 1953 года, когда марксизм-ленинизм усилиями начётчиков, формалистов и антисталинистов с партийными билетами превращался в скучный и нудный предмет зубрёжки, формально «отстрелявшиеся» на экзамене с чувством облегчения забывали заученный материал, неся по жизни отрывочные и путаные представления о законах природы, общества и мышления. Процесс отражения объективной действительности у таких людей деревенел на уровне здравого смысла, когда обыденное мышление, опирающееся на куцые данные повседневного опыта, принуждало приспосабливаться к обстоятельствам, оттесняя творческое = диаматическое мышление на задворки сознания.
К сожалению, среди большинства современных левых, крепко затвердивших, что «общественное бытие определяет общественное сознание», но не понимающих, что надстройка, «в свою очередь, оказывает обратное воздействие на условия и ход производства в силу присущей ей или, вернее, однажды полученной ею и постепенно развивавшейся дальше относительной самостоятельности» (Маркс), развитие субъективного фактора для революционного скачка продолжает оставаться «вещью в себе».
Революционный фактор национально-освободительных движений
Великая Октябрьская революция — не только скачок социального прогресса, но и отправная точка процесса народно-освободительной борьбы принципиально нового качества. Когда национальная независимость подчинённых и колонизированных стран и народов, добываемая в результате вооружённой борьбы, получила пример ослабления и устранения причин национальной вражды. Когда идея мирового братства трудящихся, воплощаемая в СССР на основе политики последовательного интернационализма в материальную силу, многократно усилила многонациональное государство рабочих и крестьян. Когда вместе с ликвидацией предпосылок экономического и культурного неравенства в общественной жизни 1/6 суши складывались предпосылки преобладания положительных идеалов традиций и обычаев различных народов Советского союза, получивших научное развитие в виде братского сотрудничества.
Положив начало конца колониальной системы империализма, Октябрьская революция идейно и морально вооружила передовых представителей зависимых народов и стран на борьбу за свою национальную независимость и государственную самостоятельность:
«Под влиянием марксистской революционной теории и опыта Великой Октябрьской социалистической революции в России, я создал зимой 1920 г. в Чанша первую политическую организацию рабочих. С этого времени я считаю себя марксистом» (Мао Цзэдун).
Эта борьба, подрывающая тыл империализма, превращающая «колонии из резерва империализма в резерв пролетарской революции» (Сталин), показала, что общества, где феодальные производственные отношения тормозили развитие производительных сил и которые в силу этого служили кормовой базой империалистических государств, способны восстать и победить. Однако «угроза покраснения» колонизированных стран в главном основывалась не на марксизме как науке о революции эксплуатируемых масс, а на очевидной идее изгнания иностранцев — идее национализма. Чтобы реализовать её в условиях перехода от феодализма к капитализму, оказалось необходимым опираться не только на крестьян — основную массу большинства зависимых стран и народов, — но и на национальную буржуазию, озаботившись созданием широкого и единого революционно-национального фронта. В этом отношении показателен пример Китая. С первой половины XIX в. — с момента поражения в «опиумных войнах» — «Великий больной Восточной Азии» [5] подвергся национальному унижению со стороны более развитых стран, поставивших себе на службу новую технику и обновлённые методы идеологической обработки масс. В 1898 году император Китая под давлением буржуазных реформаторов предпринял было попытку осуществить прогрессивные изменения в стране, но феодальная реакция пресекла их путём дворцового переворота. Тем не менее буржуазно-национальное движение в Поднебесной набирало обороты. Чтобы не дать ихэтуаням (отрядам справедливости и мира, состоящим преимущественно из крестьян, отчасти мелкой буржуазии и деклассированных элементов) подготовить организованную вооружённую борьбу за независимость, в 1900 году армии восьми держав (России, Великобритании, США, Германии, Франции, Японии, Италии, Австро-Венгрии) вторглись в Китай. Оккупации подверглись обширные области страны, промышленные и культурные центры, в т. ч. Пекин. Народное восстание было жестоко подавлено, императорское правительство бежало в Сиань, впоследствии подписав кабальный мирный договор. По нему Китай обязался выплатить 1,5 млрд руб. золотом в течении 30 лет и жёстко пресекать любые антиколониальные выступления внутри страны. Иностранцы получали право размещать на территории Китая армию и флот.
Несмотря на это, поднимающаяся китайская буржуазия в лице интеллигенции под руководством профессора Сунь Ятсена, воодушевлённая первой русской революцией 1905-1907 годов, частично смогла объединить революционные силы и в результате Синьхайской революции 1911-1913 годов свергнуть императора. С этих пор Китай стал республикой, но по факту являлся страной, погружённой в феодальную раздробленность. Власть находилась в руках генеральских клик, которые, сохраняя диктат помещиков и кулаков-ростовщиков, сдерживали социально-экономическое и культурное развитие Китая, тормозили рост относительно прогрессивных капиталистических отношений.
Главным препятствием достижению национальной независимости служили «удельные князьки», то воевавшие друг с другом, то вступавшие в союзы, но пребывавшие в зависимости от крупных империалистическими держав. Став временным президентом Китая, Сунь Ятсен понимал, что, несмотря на крушение династии Цинь, в полуколониальном и полуфеодальном Китае кардинальных изменений не случилось. Общество стремительно катилось к краху. Междоусобная борьба различных милитаристских группировок шла практически непрерывно. Помимо официальных налогов и сборов со стороны то и дело меняющихся «генерал-губернаторов», происходил разнузданный грабёж деревни. Теряя землю и средства к существованию, крестьяне вынужденно уходили в солдаты, становясь пушечным мясом милитаристов. В мае-начале июня 1919 года в крупных городах Китая вспыхнуло антиимпериалистическое восстание — движение «4 мая». Это был первый выход китайского пролетариата на политическую арену. Несмотря на поражение, прогрессивная часть китайского общества требовала и искала выход из сложившегося тупика. Постепенно авторитет Сунь Ятсена рос, его популярность и значение руководителя передовых сил Китая увеличивались, заключаясь в том, что три его выдвинутых политические установки: союз с Советской Россией, союз с Коммунистической партией Китая [6] и опора на рабочих и крестьян — отражали объективные тенденции социально-политического и экономического развития страны, а его три народных принципа: национализм, народовластие и народное благосостояние — выражали общие устремления угнетённых классов и прогрессивных групп китайского общества.
С 1923 года в Китае начали работу приглашённые Сунь Ятсеном политические и военные советники из СССР. ВКП(б) поддерживала суньятсеновский Гоминьдан [7], и вскоре он стал вполне боеспособной партией. Лишь разгромив генеральские клики, можно было добить феодальную реакцию в стране и, развивая промышленность, объединить Китай, чтобы поднять массы угнетённых на отпор европейским, американским и японским империалистам. Консолидирующим началом Гоминьдана, который никогда не был монолитной организацией, служил национализм. В стремлении освободить родину от иностранных захватчиков гоминьдановцы были едины, да и то, как показал дальнейший ход истории, лишь отчасти. Когда речь заходила о принципах народовластия, о решении земельного вопроса, никакого единомыслия в партии, разделённой на правое и левое крыло, не было. Большевики понимали, что поскольку государство есть главное орудие классовой борьбы, то следующий революционный подъём в Китае, следующая схватка за изменение жизни китайского общества были немыслимы без создания государственного аппарата под руководством гоминьдановского правительства. Несмотря на реакционную сущность правого крыла Гоминьдана, на его антинародный характер, в ВКП(б) осознавали, что на тот момент только партия Сунь Ятсена являлась передовой силой, способной сломить систему господства генеральских клик. Партия большевиков под руководством Сталина предвидела, что после ликвидации раздробленности страны, в борьбе с империалистическими державами Гоминьдан утратит свою авангардность, не обнаружит в себе сил решить задачу спасения нации ввиду групповых и местнических интересов. Но ради становления КПК, ради обретения связи с широкими народными массами коммунистам приходилось приспосабливаться к объективным условиям, чтобы в дальнейшем изменить их в интересах революции. Так впоследствии и произошло.
Д. Назаренко
21/09/2024
[1] С 2015 года КПК объявила о курсе построения экологического Китая. На сегодняшний день КНР поэтапно переходит на возобновляемые источники энергии, очищает и восстанавливает загрязнённые территории, модернизирует вредные производства, а также проводит интенсивное озеленение, в т. ч. пустынь.
[2] Базируется на идее, будто личные качества передаются через кровь.
[3] Обычно миряне той или иной общины посещают только свой храм, поэтому принадлежность к определённому приходу означала отнесение к конкретной общине. Эту замкнутость метко отразил в басне «Прихожане» Иван Крылов:
Из слушателей тут сказал один другому, —
Как сильно он влечёт к добру сердца народа!
А у тебя, сосед, знать, чёрствая природа,
Что на тебе слезинки не видать?
Иль ты не понимал?» — «Ну, как не понимать!
[4] Необходимость сохранять страты имела своей противоположностью растущую необходимость расширять состав высших каст. Например, в Испании в эпоху Великих географических открытий даже простолюдин, имеющий средства купить боевого коня, получал возможность стать кабальеро.
[5] Так европейцы называли Китай XIX — середины XX в. по аналогии с «Больным Европы» — Османской империей середины XIX в.
[6] Основана 13-ю делегатами (в т. ч. Мао Цзэдуном) на учредительном съезде в Шанхае в 1921 году.
[7] Политическая партия, сыгравшая прогрессивную роль в борьбе с феодальными порядками в Китае, но после смерти Сунь Ятсена (12 марта 1925 года), под давлением правого крыла, постепенно превращалась в реакционную партию, отстаивающую интересы в первую очередь имущих классов.
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, Дзен, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"