НОВАЯ МЕТАФИЗИКА ПРИРОДЫ

Предельный вопрос философии – это вопрос о природе реальности.

Общее представление о реальности связывает ее природу с фактичностью, с тем что дано, т.е. с данностью факта присутствия вещи. Понятие реальность восходит к латинскому корню res, обозначающему вещь, предмет, событие, обстоятельство; в расширенном значение, это действительность или вещественность.

Rebus (res + bis) звучит как обозначение головоломки, аллегорически указывающей на то, что реальность неоднозначна и запутана, но в дословном значение rebus/rebisвыражает идею интегрированной реальности. Это реальность, в которой противоположности уравнены в своем качестве. Их баланс отвечает принципу эмерджентности, вследствие которого полюса бинарной пары в ходе объединения формируют качественно новое единство и третью вещь – новое восприятие, или скорее новый способ осмысления мира.

Классическая немецкая философия в лице Канта утверждает невозможность познания вещи-в-себе. Вещь-в-себе дана как абстракция трансформированная разумом человека и он может ее осмысливать именно как абстракцию, но не как данность его реального опыта. Непосредственного столкновения с реальность быть не может, поскольку у нас нет опыта соприкосновения с миром в его непосредственной данности, т.е. той данности объектов и процессов, которые существуют вне присутствия человека – но может быть бесконечное приближение к реальности. Все что мы знаем о мире возникло в нашем сознании пропущенным сквозь призму нашего персонального восприятия. Все, что мы знаем о мире, обусловлено нашим сознанием. Это именно то, что Квентин Мейясу называет корреляционизмом: объект всегда дан, как результат корреляции феномена и особенностей нашего познающего разума.

Мир не существует вне фактов нашего сознания. Если говорить более строго – мы ничего не знаем о мире, вне пределов человеческого восприятия. Если представить возможность сохранения рефлексии при утрате все психических фильтров, и лишь оставить сознание как резонирующую сверхчувствительную мембрану, пропускающую воздействия мира в (психоидную) глубину наше тела, то мир предстанет вне четких граней, как бесконечная трансформация полей и сил. В этом случае также будет утрачена та феноменологическая дистанция, которая обеспечивает возможность фокусирования восприятия на отдельных явлениях и вещах мира. Сознание окажется в объеме недифференцированного единства и полноты, где не будет четких форм, но постоянные трансформации очертаний. В каком направлении двигаться, жить и осуществлять свою экзистенцию неизвестно. Итог такой утраты – столкновение с тенденцией к полному растворению в мире флуктуирующих сил.

Абсолютная вещь-в-себе – это недифференцированная целостность. Попытка ее осмысления также дается с позиций человеческого восприятия. Итогом кантианской рефлексии оказывается высшего градуса идеализм и феноменология Духа, выраженная в работах Гегеля, Фихте, Шиллера. Дух выступает в той же степени абсолютным дифференцирующим принципом, и фактором, способным связать недифференцированное единство абсолютной вещи, концептуализировав динамику сил в то единство, которое оформляется в структуру субъекта, мира и объектов мира. Но дух – это реальность за пределами человеческого опыта. Мы можем его осмыслить как абстрактную монаду, противопоставленную абстрактному миру недифференцированных сил. Но как абсолютная вещь в себе, так и Дух – это концептуализация представлений о природе реальности, сформированных в пределах человеческого разума.

Можем ли мы выйти за рамки корреляционизма и предположить мир вне концептуализирующего человеческого разума? Фактически речь идет о мире до и после человека.

В настоящее время атлантическая философская парадигма сформулировала несколько концептуальных моделей переосмысления философской метафизики. В качестве таких моделей следует выделить:

- спекулятивный реализм и теория контингентности (Квентин Мейясу),

- объект-ориентированная онтология (Грэм Харман),

- гиперобъектность (Тимоти Мортон).

Среди не-философских моделей, в которых предпринимается попытка переосмысления природы реальности следует указать:

- акторно-сетевую теорию (Бруно Латур),

- постчеловеческую антропологию[1] (Эдуардо Кон).

Спекулятивный реализм, отталкиваясь от идей Канта, стремясь их переосмыслить, говорит о том, что мы должны выйти за пределы привычных концепций реальности. Если мы не можем исключить нашего присутствия в мире и в этом присутствии – нашего восприятия, мышления, и в целом, нашей разумности. То мы по крайней мере можем предпринять попытку осмысления мира вне нас. Мейясу формулирует эту задачу, как проблему доисторического и докультурного – тех исторических этапов становления знаемого нами мира, когда нас, как субъектов восприятия, еще не было, но следы той, доисторической реальности обнаруживаются в настоящее время. Речь идет об археископаемой реальности – о периодах формирования звезд и образования земли.

Объектно-ориентированная онтология стремится переосмыслить природу объекта-вещи. Если в классических представлениях лишь вещь-в-себе может служить предметом метафизики, то в рамках данного подхода любой объект может выступить основанием для метафизических выводов – теннисная ракет, почтовый ящик, космический объект, мифологический персонаж или группа людей.

Тимоти Мортон (2019/2018) отмечает тот факт, что каждый объект выступает источником множества феноменов, которые он проявляет (отсюда, множественная феноменология каждой вещи, и мы не можем сказать, чем тот или иной объект является в действительности, поскольку эта действительность, соответствующая проявленным феноменам, также оказывается множественной). Невозможно «пробиться» к внутренней природе объекта и сказать, чем он в действительности является будучи в качестве вещи –в-себе. Вещь в себе, исходя из этого, не обладает «формами», способными проявится в качестве феноменов, но она выступает предельной абстракцией, имея связь с явлением (их множеством) через определение, т.е. посредством процедуры номинализации, когда предмет и вещь-в-себе в структуре метафизических построений обозначаются одним и тем же именем. Но парадокс с заключается в том, что момент именования вещи, множит ее феноменологию и каждый отдельно взятый из множества феномен порождает новую обширную феноменологию, за каждым элементом которой можно усматривать уникальную в своей абстрактности вещь-в-себе. Множить непрерывную последовательность феноменологических фрагментов распадающихся на новые фрагменты можно до бесконечности. В предельной абстракции мы должны обнаружить абсолютную вещь-в-себе, выступающую первоисточником, исходной данностью, первой или абсолютной вещью. Но неразрешимая проблема заключается в том, что природа вещи в себе пустотна и представляет собой отсутствие. Таким образом следует говорить, что абсолютная вещь-в-себе это вещь-отсутствующая, это невоплощенное отсутствие, имеющее только имя, которое с вещью связывает только соотнесенность, но не феноменологическая связь. Пропасть между именем и формой бесконечна и непреодолима.

Поэтому, Мортон говорит о том, что любая проявленная вещь представляет собой бездну («черную дыру», если дословно, но мы все же предпочтем образ бездны, поскольку она не ассоциируется с плотностью и множественностью, как это имеет место в случае образа «черной дыры», но скорее с растворением до полного исчезновения феномена). И далее следует перечисление, которое должно указать нам на категориальную обширность вещественных данностей, фрагментация которых на частности обуславливает метафизический контекст любой феноменологии, а именно:

«…резиновый шар, эмоция, высказывание об эмоции, идея о высказывании, звук высказывания, когда оно произносится компьютером, стеклянный экран компьютера, пляж, на котором был добыт песок, из которого сделан экран, океанские волны, кристаллы соли, киты, медузы и кораллы» (с. 41, 2019). – Этот феноменологический ряд разворачивается как лабиринт (или как гипертекст), где в каждом фрагменте открывается новое бесконечное ветвление. Возможна ли в принципе абсолютная вещь-в-себе? И не формируют ли эти ветвления в конечном счете замкнутые сети, где смыслы, образы, процессы и явления циркулируют в бесконечных циклах? Чем тогда будет являться геменевтический апокалипсис, если не разрывом этих циклов, вскрывающих исходную отсутствующую данность пустоты!?

Ни один из режимов доступа не вскроет исходную феноменологию объекта – разрезание ножницами или препарирование, рассматривание в микроскоп или в телескоп, поедание, написание стихотворения, разрывание на части или бесконечное вопрошание о смысле и природе. Грэм Харман (2020) отмечает, что невозможно получить доступ ник одной вещи в ее целостности и тотальности. Любая подобного рода попытка неминуемо приводит к фрагментации вещи на частности, за которыми открываются новые обширные поля феноменов. Доступ к проявленной тотальности вещи подразумевает любой способ ее «схватывания» - касание, размышление, препарирование, облизывание и принюхивание, распыление на мельчайшие частицы, предельное сжатие… Фактически оказывается, что и мысль, как это утверждается у Канта, не является высшим и универсальным режимом доступа к предметному миру.

То, что предлагает нам объектно-ориентированная онтология – это мир, теней, двусмысленностей, намеков и глухих закоулков лабиринта, в которых неожиданно открываются новые потайные двери. Мышление (человеческое мышление) в этом мире перестает быть особым и уникальным режимом доступа, способным постичь что собой представляет та или иная вещь. Как следствие, если мышление низвергнуто с пьедестала высшей формы взаимодействия с миром и его познания, нивелируется и антропоцентризм, ставящий человека в центр смысла и власти. Знаковым представляет название одной из книг Жана-Мишеля Шеффера «Конец человеческой исключительности» (2010).

Итак, объект-ориентированная онтология утверждает, существует два класса объектов – реальные и чувственные, при этом реальные объекты недоступны непосредственному созерцанию. Между объектом и сознанием присутствует оптика исключительно человеческого восприятия (поскольку оптика восприятия мира другими живыми существами и растениями принципиально иная). В непосредственном виде объекты непознаваемы. Мы не знаем, что есть реальный объект и, соответственно, что есть реальный мир, состоящий из множества объектов и связывающей их дифференцирующей пустоты. Мы лишь догадываемся о существовании реальных объектов исходя из того, что отражается в нашем сознании в виде чувственных объектов. Попытка приблизится к реальному объекту приводит к его исчезновению. Это похоже на функцию зума в телеобъективе – постепенное приближение к объекту, а затем к его поверхности, фрагментирует образ. Постепенно исчезая из поля восприятия, как условная целостная данность, объект распадается на фрагменты. Процесс подобного распада (фрагментации) осуществляется постоянно и вне нашего контроля. Это естественный механизм (возможно дефект) соскальзывания нашего восприятия к фрагментам все более и боле частным. Вступая в конфликт с этой тенденцией сознание претерпевает метаморфозы, вследствие которых укрепляются две его ключевые функции:

- сборка фрагментов реальности(комплексирование) в целостный образ,

- созерцание процессов распада реальности, ее фрагментации.

Естественный процесс соскальзывания восприятия и, в конечном счете, рефлексии в сторону угасания и распада, как я предполагаю, связан со скрытой, но неуклонно дающей о себе знать тенденцией человека к полному исчезновению.

Экзистенциальную максиму о полноте бытия персонального сознания следует дополнить – это полнота бытия в направлении к полному угасанию и растворению. Абсолютная полнота самоосуществления достигается при растворенности в космосе абсолютной вещи-в-себе или Духа, если использовать терминологию Гегеля, или в плероме, если говорить языком древних гностиков. Но плерома - это не полнота присутствия, как могло бы показаться, но полнота небытия, которая единственная в своей неизмеримой целостности указывает на природу Абсолюта, в сущности которой заключено Великое отсутствие.

[1] Не совсем верное определение, но для краткости мы используем данную формулировку. В более строгом звучании, новая антропология, о которой пишет Кон, обозначается им, как «антропология по ту сторону человека».

Продолжение следует...