А.-Ф. Шмид, ‹Видение философа› (2020)

Философ видит Землю, живет в Мире и грезит о Вселенной. Он не понимает, что Земля наблюдает за ним, а Мир — на него воздействует, и что он посетит Вселенную лишь тогда, когда сумеет обернуть (inverser) свое видение.

Что делать? Прочтите поэта, который понимает, как писал Борхес, что в своей поэме, раскрывающей все красоты Земли, он позабыл Луну*. Или геолога-мыслителя, скажем, Вернадского, который видит, как мысль философа действует в земной коре. Она хранит молчание и воспринимается только растениями. Пожалуй, именно этому мог бы нас научить Ламетри в «Человеке-растении».

Молчание это глубинно (profond), глубже, чем полагает философ, который думает, что он сумел состряпать (couturé) свою систему — к примеру, исключив из нее женщин и животных. Молчание это настигает его, когда он наконец осознает, что есть и другие философии, настолько же живые, сколь и его собственная, а значит, он должен постулировать многообразие философий по праву. Выходит, философия молчит: лишь изолированные философии болтливы.

Не прислушивайтесь к болтовне, чтобы не стать мизантропом. Мы обязаны хранить молчание, однако это новое молчание, происходящее вовсе не из отсутствия шума.

Восприятие этого молчания, данное не только посредством чувств, налагает обязательства на нас и обновляет их у философов. Книга вопросов**, книга страстей.

Вопросы и страсти принадлежат к разным регистрам; вопросы поднимаются относительно Земли и движений ее коры, страсти же — относительно волнений и колебаний мира. Беда случается, когда вопросы и страсти перестают встречаться или сталкиваться, но она же настает, когда они друг с другом перемешиваются.

Обратите внимание на высоту, высоту с позиции вселенной, где ряд философов, влюбленных в вертикальность, сумел привести нас к переживанию (vécu), заново открывающему Землю, лишенную горечи Мира. В таком случае мы могли бы сформулировать положения с тем, чтобы понять, как смешения и разделения Мира (неотъемлемого от человеческого субъекта) и Земли (без которой не было бы ни рождения, ни смерти) сами смешиваются и продлеваются в непредвиденных событиях.

В самом деле, эпидемия — тоже следствие ненадлежащих смешений и разделений. Философ, если он не чересчур болтлив, пожалуй, сумеет это проявить. Проявление (manifestation) будет обращением и взаимностью взгляда. Нас видит Земля, нас видит животное, нас видит женщина. И планета тоже нас видит, пускай мы и думали, что видеть способны только мы.

(билингва фр./англ.; пер. с фр. А. Морозова)

Примечания переводчика

* В англ. пер. у Джереми Смита “To read the poet, the one who notices, as Borgès wrote, that he has forgotten in his poem the Moon revealing all of the beauties of the Earth” — это не совсем точное подчинение, вернее было бы “he has forgotten the Moon in his poem revealing all of the beauties of the Earth”, см. у Борхеса:

Не помню, где читал я, что в туманном
Прошедшем, когда столько совершалось,
Присочинялось и воображалось,
Задался некто необъятным планом —

Все мироздание вместить до точки В единый том и, тяжело и много
Трудясь над книгой, подошел к итогу
И шлифовал слова последней строчки.

Но только по случайности, из теми
Вдруг выхватив глазами закругленный
Рожок луны, он понял, посрамленный,
Что позабыл луну в своей поэме…

** Аллюзия на одноименную книгу Эдмона Жабеса (Le Livre des questions). Вместе с предыдущей аллюзией отсылает к «вопросу Книги» — предмету Фр. Ларюэля в NET (Le Nouvel Esprit technologique, 2020, однако написана гораздо раньше) и Die nicht-borgessche Hypothese. Versuche einer Wissenschaft von Buch und Bibliothek («Не-борхесианская гипотеза. Опыт науки о книге и библиотеке»), которая была не опубликована на немецком в 1997 году; детали последнего казуса уточняются.