Письмо Эмманюэля Левинаса Жану Валю по поводу его выступлений (опубликованных как «Об идее трансценденции» [« Sur l'idée de transcendance »] и «Субъективность и трансценденция» [« Subjectivité et transcendance »]) 4 декабря 1937 года в Французском обществе философии.
Тот факт, что не-философия освобождена от всякой философской телеологии, не означает, что не-философия, будучи теоретической практикой, лишена ставок.
Человек ни эллин, ни иудей, ни различие между эллином и иудеем; он — бесчисленный и одинокий сын Фомы.
В монографии «Шеллинг и современная европейская философия» (Bowie 1993) Эндрю Боуи утверждает: Шеллинг и шеллингианский идеализм есть не что иное, как «критика рефлексивного разума»; на протяжении всей книги он обрушивает эту критику на представителей французского постмодернизма (или, как выражается его наставник Манфред Франк, «неоструктурализма»). При этом Боуи проявляет крайнюю осторожность, дабы не впутывать сюда Naturphilosophie Шеллинга…
Теория наступает, она поместит человека —бес-плотное, без-молвное, без-мирное реальное— в состояние наступления.
Субъективация — это то, что делает меланхолию чем-то таким, что можно пережить.
Говорить с ним невозможно, потому что характерная особенность кретина — без устали восхищаться общими местами, извергаемыми им же самим словно в эякуляции. (Леон Блуа)
Каждую ночь, засыпая, мы становимся настолько в ней черны, насколько вообще способны, сдирая с себя привходящие наслоения дня и собирая себя вновь в той сущностной жизни, где нас не трогают внешние отношения. Смерть, напротив, совсем не похожа на сон.
Согласно Нисимуре, траур имеет два разных аспекта: «умиротворение» (shizume) и «воодушевление» (furui). Умиротворение буквально сглаживает эмоции, в то время как воодушевление побуждает их. В общих чертах умиротворение соответствует поминовению, ну а воодушевление — чествованию. Однако воодушевление вовсе не обязательно связывается ассоциируется с национализмом и восхвалением войны, равно как оно не вызывается навязывается только политической волей государства.
Любовь и ненависть важным образом связаны с невежеством. Когда в наших глазах некто возвышается до объекта, которого мы желаем, идеализируем или многими иными способами находим либидинально волнующим, невежество выступает необходимой предпосылкой наших страстей. Именно поэтому мы не ошибаемся, когда говорим, что любовь слепа.