victim-fiction 1–2

1: вместо жирара вы можете прочесть…

жертва — одно из имен Реального (и это тоже имя), как полагает франсуа Ларуэль в своей нефилософии. и подобно тому, как Реальное (не путаем с бытием, ребят) в философии усердно подвергалось забвению, так и философия клала на жертву, будь то жертва рабства, распятия, холокоста, хиросимы, хомицида или даже харассмента. ведь зачастую сверхконцентрация на предмете свидетельствует как раз о том, что предмет абсолютно упускается из виду. заметим: в книге Ларуэля упоминаются и Левинас, и Деррида, и Бадью, и даже ебаный Шопенгауэр, однако сам он радикально клал на Жирара. ну, можно понять, коль скоро в некотором смысле тут и полное сходство, и полное расхождение. (если что, подробнее о связи между ними можно послушать здесь.)

существует немало введений в нефилософию, но после их прочтения все равно выходит так, что хуй проссышь. мы предоставим свое, краткое и тоже не слишком вразумительное. в чем же сущность нефилософии? что именно Ларуэль говорит философам? перефразируя битцевского маньяка: мыслить как вы — вот преступление перед человечностью. философы всё забывали о том, что не человек (или что-либо еще, на самом деле, но об этом в следующих сериях «графини де монсоро») создан для философии, а философия для человека, для людей, иными словами, для жертв, которых дóлжно защищать.

говорят, Ларуэль упрекает философа за то, что он всё никак не закончит с представлением. мол, нефилософия наконец ничего не удваивает. но что же тогда ее отличает от других критик репрезентации? тут средний обозреватель проекта Ларуэля не успевает ответить — он заканчивает текст своими думками по мотивам. а разгадка проста: нефилософия не пытается мыслить само Реальное, раз уж оно отлучено от мысли, но зато она мыслит исходя из Реального.

у жертвы, несомненно, есть сущность, есть тождество, то бишь идентичность. эти положения Ларуэля обычно вызывают бурление, но сам он их никак не определяет, в отличие от философов или (как он выражается в текстах на эту тему) ангажированных, или господствующих, интеллектуалов, которые только и делают, что вписывают жертву, детерминируют ее в тех или иных оппозициях и отношениях (будь то с господином, с гитрелом, с маньяком, с абьюзером…), тем самым продолжая унижать ее как козленочка.

нет никакой диалектики, даже материалистической. нет никакого структурного насилия, например патриархата, на которое бы можно было удобно сослаться, — это слишком подло, низко, это индивидуированные жертвы с ярлыками-стигмами как картинки в телеке или медузе. генерический, или определенный, интеллектуал исходит из жертвенности всех без разбора еще до всякой виктимизации или стигматизации (что, однако, равнозначно жертвенности «в конечном счете», «в последней инстанции») — и только на такой общей (а не ограниченной) жертвенности, вытекающей из недостаточности Реального, по мнению Ларуэля, можно построить этику.

2: богоподобный медиатор vs. наши обыденные мессии

«Общая теория жертв», кстати говоря, является непосредственной реакцией на выкладки Мейясу с его (не)существованием божечки, младенчиком-христосиком и прочей катабазией. очень странно (нет), что никто этого не заметил, потому что на протяжении всего текста он много раз проезжается по Квентину, ни разу, впрочем, по имени его не упоминая. вот Бадью он говнищем из книги в книгу поливает вполне открыто, что неудивительно, дед все-таки заслуженный. да, мимоходом достается и другим любителям простыней с привидениями, но они ему в целом показались еще более убогими.

реакция, разумеется, должна была воспоследовать. и тот, и другой: придумали удивительно тупую схему суммирования предшествующих философий (тупизна, правда, в каждом из случаев разная, и наши симпатии вам хорошо известны); отказываются от принципа достаточного основания в пользу необходимой, но ущербной хуерги (Гиперхаос, Единое); вместо колупания в трансцендентальных механизмах, которые вовлекают мысль и реальное в танго взаимоопределения, ебашат прямиком из данного-без-данности; посылают мир к хуям (Мейясу — как множество всех множеств, Ларуэль — как идеологический продукт философского Решения: помимо мира есть и не охватываемая им пресловутая утопическая noir univers, ведь чего же еще можно желать, как не конца света — напомните, обыграли ли этот pun в свежем логусе); и т.д., и т.п.

но страшнее всего, конечно, их соположение в этике. оба ебут христа и топят за всеобщее воскресение, ну это еще ладно (спасибо, что не замкнулись на Павлике, как Бадью с Жижеком etc), оба вещают о жертвах, жертвы нынче хит сезона. у обоих спасителями выступают обычные людишки, будь то enfants или hommes (вот такие у меня были мужики). и все же нет ничего более далекого от мессианичности Ларуэля, чем дивинология и эсхаология Мейясу.

в чем был тейк Ларуэля? что о жертвах не пишут, всегда все по сути переключаются вместо них на насилие или власть, вот это всё, и мы видим ВОТ ТАКЕННЫЙ стояк — вуайеризм, выдаваемый за любовь к справедливости. и никакого толку, на выходе просто какой-то пердеж в лужу, впрочем, порой мелодичный. наиболее яркий пример (не мелодичности), конечно, Жирар — пишет о виктимизации, но на жертв по сути забивает, опыт гонителей же куда интереснее! да и че там жертвы, разве они могут сопротивляться, а не только корчиться мучиться страдать стонать: нас ведь может спасти если не только боженька, то только библия))0 в этом плане философ ровным счетом ничем не отличается от того, кто упоенно строчит обличительный постик в фисбуке, перед этим насмотревшись соответствующих видео «в целях анализа ситуации». ну, думается, вы успели наглотаться. собственно, как пишет Ларуэль, споры западно-восточных диванных философов и есть (жираровское, только не ждите референса) «миметическое соперничество», но он, дескать, обойдется без говна.

что до диванологии Мейясу, она как раз такая, стояцистская: несмотря на то, что мы никак не можем причинить приход боженьки, мы все-таки должны стараться, авось ни с хуя (это «ни с хуя» он называет «некаузальной зависимостью» Мира Справедливости от наших действий — а мы-то думали, что унилатеральная стрелочка Гиперхаоса не поворачивается; кстати, ход подчистую спизжен из «Основоположений метафизики нравов», так что хваленое антикантианство Мейясу, конечно же, миф) придет боженька и всех нас, людишек, спасет, в том числе (от) померших. то есть мессии у него людишки все-таки номинально, только как предтечи бога. (окей, тут нам напомнили про Christ-like human mediator, который будет весь такой всеблагой, всезнающий и всемогущий, а после возрождения людишек все свои силы кроме покладистого характера забросит. но суть, как видно, примерно та же.)

как вы можете помнить, Мейясу выделил четыре возможных отношения к боженьке: верю пушо он есть, не верю пушо его нет, не верю пушо есть и верю пушо нет. сам он занял последнюю позицию, типа радикал-инноватор. ведь нужно оказаться по ту сторону атеизма (капитуляции перед смертью) и религии (смерть — это такой пустячок), чтобы воздать умершим должное. Ларуэль, скорее, занял бы третью в духе старого злого гностицизма, потому что очевидно же, что боженька скотина, раз уж мы живем в свете, и веры нашей ни разу не достоин. и вся сила жертвы, а она у нее есть, пускай и слабая, состоит в том, чтобы указать на своего убийцу, гонителя etc или поименовать его, и здесь как раз можно найти зачатки подлинного восстания (insurrection / resurrection) вместо хороводов вокруг ахерона, вдруг там бог проплывет. слабая сила есть и у мертвой жертвы, и у живой, пускай речь не об индивидуированных субъектах, а о неразделимом, но родовом великолепном теле, теле славы, тогда как у Мейясу живые уж посильнее, чем мертвые, а бог, хоть приход его из матки человечества и возвещает не кто иной, как уязвимый и хрупкий младенец, будет посильнее всех, как дядя степа — милицанер. ну да, сильных же нужно защищать от слабых, как говорила одна шашка динамита.

наконец, если Мейясу всецело полагается на память и скорбь, чтобы в будущем прекратить умирать вместе с призраками вокруг нас, Ларуэль почитает их за жалость (заплаканную подушку и жалкий одинокий стояк под одеялком), явление сущностно медиатизированное, которое как раз убивает жертву еще и еще раз. но свечку можно и загасить. место жалости должно занять буквально сострадание как аффект славного тела Реального, или Жертвы-собственной-персоной, обеспечивающий понимание того, что в конечном счете мы — не как пиздящие без умолку субъекты, но как vécu, lived [experiences] за ними — вот она. и даже те, у кого руки в крови, ведь убийца тоже лох, поддавшийся галлюцинации, что Человека-собственной-персоной можно убить — и тем самым до него достучаться. (дедукция убийств и гонений, кстати, равно как и различение интеллектуалов, одно из наиболее интересных мест в книге, но оправданий там не ждите, только краткий диагноз, и роль у них не главная.) но мы вот она именно что в конечном счете, в последней инстанции, а не так вот сразу мы все жертвы или мы вот и убили-с.