Ярмарка политического предложения. Часть 2: враги и возможные союзники

Беглый анализ действий государственных структур и представителей российских элит во время войны с Украиной. Текст отображает мнение участников и участниц «ССР» о противниках, исходя из которого мы планируем свою деятельность. Для нас это важный текст, так как от того, какой мы видим ситуацию, зависят решения, которые мы принимаем. Если вы считаете, что мы в чем-то ошиблись или незаслуженно обделили вниманием какую-то организацию, напишите нам: @SSRFeedbackBot

Предупреждение: в этом тексте упоминаются террористические, экстремистские и нежелательные в России организации и их символика, даются ссылки на их ресурсы и материалы. При этом мы не используем купюр и оговорок касательно их статуса, если это не нужно для их описания. Распространяя этот текст в России, вы действуете на свой страх и риск. Для распространения вы можете его отредактировать, не меняя сути.

Содержание:

1. Государство и общество в целом
   — Цензура и пропаганда
   — Экономика
   — Партии, церковь и гражданское общество
   — Тренды
2. Элиты
   — «Башни»
   — Линии напряжения

Государство и общество в целом

Пропаганда и цензура

24 февраля российское государство начало полномасштабную войну в Украине. В официальной риторике — «специальная операция», заявленные цели: «денацификация», «демилитаризация», «защита народа Донбасса от геноцида», «привлечение режима, образовавшегося с результате переворота в Киеве к ответственности» и другие.

Позиция по войне — врать и делать то, о чем врали. В ходе операции от действий российской армии уже погибли тысячи людей, среди которых русскоязычные, православные, негативно относящиеся к режиму в Киеве — все те люди, которых российское государство якобы пришло защищать. Все это сопровождается военными преступлениями: применением неизбирательного оружия типа кассетных и термобарических боеприпасов, химического оружия, мародерства, насилия и казней пленных и гражданских (по данным CIT).

Так же замалчиваются проблемы, с которыми сталкиваются военные в ходе войны: провалы командования и обеспечения, потери личного состава и военные преступления, совершенные армией. В стране не объявлено военное положение, но действует цензура: фактически запрещено давать информацию о войне по любым источникам кроме государственных. Эту цензуру нельзя назвать военной, она политическая. Прежде всего с ней сталкиваются независимые иностранные и российские медиа, даже те, которые пытаются соблюдать новое законодательство и соответствовать требованиям цензурного ведомства — Роскомнадзора.

С ограничением свободы слова и собраний сталкиваются и рядовые граждане: любое несогласие с войной теперь преследуется по административному и уголовному праву, наказание за него предусмотрено новыми статьями о «дискредитации вооруженных сил».

Государственные органы пропаганды при этом наращивают мощности, однако качественно не меняют свою стратегию. Федеральные каналы увеличивают время вещания пропагандистских передач. По данным проекта «Можем объяснить, государство взяло под контроль медиа Readovka, ранее позиционировавшее себя независимым. Издание и ранее подавало информацию в шовинистическом ключе.

Экономика

Война поставила под угрозу российскую экономику. Нельзя сказать, что война и санкции уже нанесли сокрушительный удар, вероятнее всего их эффект будет отложенным, но неотвратимым. Из-за формальных санкций невозможно будет получить максимальную прибыль от продажи сырья и топлива, зачахнет финансовый сектор и высокотехнологичные производства, а из-за негативного отношения к России, как стране-агрессору, с рынка продолжат уходить те иностранные компании, которые не обязаны этого делать. На этом фоне падают акции российских компаний, ускоряется инфляция и растет угроза товарного дефицита.

Судя по финансовым активам России, вряд ли выполнение бюджета 2022 года будет сорвано. Государство обладает большими ресурсами в резервных фондах, например, в Фонде национального благосостояния, и намерено ими воспользоваться. Также пока что нет оснований предполагать, что санкции достигнут приемлемой для российского общества цели — сокращения трат на военных и силовые ведомства. Куда вероятнее, что в случае дефицита с сокращением трат столкнутся социальная сфера: здравоохранение, образование и культура. Экономические последствия прежде всего ощутят бедные и нищие граждане страны. Пока не понятно, на что их может толкнуть падение уровня жизни.

Но государство все равно требует от бюджетников лояльности и поддержки войны: учителей вынуждают проводить с детьми классные часы с провоенной повесткой, администрацию вузов — подписывать письма в поддержку правительства, водителей общественного транспорта — клеить Z-символику и т. п. Люди, которые с этим не согласны, находятся под угрозой доносов и уголовного преследования, давления и увольнений.

Общественные структуры: партии, церковь и гражданское общество

Большà‎я часть системных политических объединений вовсю поддерживает войну: КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия — Патриоты — За правду». Также поступают связанные с государством некоммерческие организации и общественные движения, «НОД», «РВИО» и т. д. Государство поддерживают активисты движений, ранее воспринимавшихся как оппозиционные: например, лимоновцы из «Другой России».

При этом с некоторым расколом сталкивается КПРФ, которая в своей деятельности сохраняла немного самостоятельности: лидер партии Геннадий Зюганов призвал признать независимость ДНР и ЛНР немедленно, но при этом подчеркивал, что категорически против войны с Украиной. При этом он считает «спецоперацию» России в Донбассе необходимостью для «принуждения» к миру. Несмотря на то, что партия устраивает мотопробеги в поддержку армии, некоторые коммунисты держатся противоположной позиции.

Русская православная церковь хоть и не обладает большим авторитетом в российском обществе, во многом обслуживает духовные потребности чиновников и бизнеса. Структура скорее всего подконтрольна государству и силовым ведомствам. Церковные иерархи поддержали войну. Патриарх Кирилл несколько раз обращался к пастве с проповедями, оправдывающими войну с точки зрения разных проблемных для христианской морали вопросов. Однако некоторые православные священники и миряне открыто выступили против войны.

Многие СМИ, организации и объединения, которые стараются держаться независимо от государства, четко высказали свою антивоенную позицию. Правозащитные организации и независимые СМИ продолжают работу, в том числе и внутри страны. Подробнее о них мы рассказывали в первой части материала.

Важно упомянуть, что борьба государства со структурами гражданского общества достигла апогея незадолго до начала войны: огромное количество СМИ и НКО столкнулись с репрессивным применением иноагентского законодательства осенью и зимой 2021 года, «Мемориалы» — старейшие правозащитные и культурные институции — были ликвидированы перед Новым годом. О дислокации и численности российских войск на границе с Украиной уже было известно, однако международные организации на эти тревожные события отреагировали «глубокой обеспокоенностью».

Тренд ясен: хоть полномасштабная война и стала огромным шоком для системы государства и общества, режим намерен к нему адаптироваться: командование ВС медленно начинает менять стратегию войны, отказываясь от Киева, правительство пытается бороться с последствиями для экономики, для несогласных существует опробованный за долгие годы арсенал. С подконтрольными президенту законодательными и судебными органами его в любой момент можно расширить и сделать более губительным.

Сейчас антивоенная протестная активность идет на спад: активистские объединения уходят от демонстраций и прямой борьбы к децентрализации и партизанским акциям. Можно провести параллели в борьбой против диктатуры в Республике Беларусь: когда массовые акции в центрах городов перестали быть возможными, люди перешли на окраины, затем протестное движение пришло в упадок.

Как и в Беларуси, режиму вряд ли придется начинать массовые репрессии, так как поведение граждан во многом снижают их необходимость: несогласные привлекают к себе внимание постами в соцсетях, которые активно мониторят Роскомнадзор, центр МВД по противодействие экстремизму и ФСБ, и быстро получают наказание. Кто-то из-за мук совести уходит с государственных и бюджетных постов, громко хлопнув дверью и опубликовав свои соображения в соцсетях. У кого есть возможность — уезжают из страны и, занятые обустройством жизни на новом месте, теряют всякую опасность для государства.

Благодаря этому государство может не скатываться в «большой террор»: все опасные для него деятели самоустраняются сами, а информацию о тех случаях, когда силовики прибегают к политическому насилию, распространят независимые СМИ и правозащитные организации. В попытке помочь жертвам политического преследования оглаской они невольно сыграют на руку властям, поддерживая в гражданах идею, что контроль над ними тотален. О тех, кому удалось его избежать, остается только догадываться.

Элиты

По внешним признакам нельзя сказать, что государственные элиты переживают настоящий раскол, скорее они находятся в смятении и пытаются подстроится под ситуацию. На настоящую борьбу друг с другом они не готовы, так как не обладают необходимой общественной поддержкой. К сожалению, практически нет публичных проверенных данных о том, как по правде в относятся к войне среди силовиков и элит, поэтому каждый гадает о противостоянии «башен Кремля», интерпретируя информацию из аффилированных источников и от политологов.

Силовики и те управленцы и владельцы бизнеса, которые получили свой пост благодаря дружбе с президентом Путиным и которые пользуются его доверием (Сечин, Пригожин, Рогозин и т. д.) внешне никак не проявляют своей нелояльности, скорее наоборот — продолжают полностью его поддерживать.

У силовиков в России широкая зона влияния, они просочились в гражданский сектор. Они давно не действуют просто как исполнители, а проявляют инициативу и чаще всего имеют отличные от государственных олигархов взгляды на оценку угроз, будущее страны, принципы и приоритеты распределения благ.

Силовики ассоциируют себя с государством, они решают вопросы «национальной безопасности» и многие другие политические. Эти интересы для них намного выше вопросов капитала, к тому же они разделяют повестку путинского «антилиберализма» — разделения интересов «бизнеса» и «государства». При этом «бизнес» не должен отстаивать свои, так как должен находиться в подчиненном положении относительно политической конъюнктуры и потребностей власти.

Обязанные Путину управленцы и бизнесмены кажутся самыми идейными его сторонниками и курируют важные для него проекты, оказывая услуги и перехватывая инициативу там, где государству брать на себя определенные задачи неудобно или рискованно. Для этих людей бизнес — скорее инструмент сращивания с властью и обслуживания ее интересов, тесно завязанных на личные приоритеты президента. Рядом с ними предприниматели на государственных подрядах (Ротенберги), успех бизнеса которых напрямую зависит от доступа к госзаказам. Из-за этих привилегий они — в круговой поруке с государством.

Особое беспокойство вызывает возвышение главы Чечни Рамзана Кадырова и его личной гвардии. О характере отношений, которые связывают его с президентом Путиным, можно судить по тому, сколько ресурсов поступает в Чечню из федерального бюджета, и что на преступления, которые совершает он и его приближенные, закрывают глаза. В то время, как Вооруженные силы России и Росгвардия несут в войне в Украине ощутимые потери, «кадыровцы» там передвигаются в безопасности и пожинают чужие лавры. Для каких задач их берегут, можно только гадать.

Другая группа — более автономные управляющие крупными госактивами (Греф, Миллер, Сечин) и олигархи старого пула (Абрамович). Они распределены по отраслям, каждый заведует в своем направлении и имеет определенную автономность от государственного контроля; они получают деньги на осуществление важных функций своего цеха. Государство осуществляет контроль при помощи наблюдательного совета (обычно декоративного) с чиновником соответствующей отрасли во главе, а также всевозможных кураторов от силовых ведомств. Этих управленцев всегда могут подозвать и использовать как резерв для нужд государства. Каждый управляющий госкорпорацией находится в зависимости от государства, а значит — от кадровой политики президента, политической ситуации в стране и уровня «дружелюбности» чиновников.

Однако можно выделить некоторые линии напряжения. С одной стороны, предшествовавший войне кризис, вызванный эпидемией, заставил правительство продолжить перераспределить полномочия и делегировать решение многих задач на места — но не демократически избранным органам самоуправления, а специально подобранным «технократам». За президентом остались вопросы стратегического плана, при этом разным ведомствам скорее указывается направление действий. Так, например, центр «Э» в МВД ставит себе и выполняет задачи, соревнуясь с ФСБ, полиция — с Росгвардией, а прокуратура — с Минюстом. Больше ответственности стали нести региональные элиты, находясь между сциллой государства и харибдой местных сообществ.

Большое смятение демонстрируют олигархи, интересы которых прочно связаны с международной и прежде всего западной экономикой. Так, например, Роман Абрамович неформально участвует в переговорном процессе между Россией и Украиной. В сложной ситуации находятся публичные люди со сформированными взглядами, которые не были готовы к войне и к тому, что ее придется оправдывать.

Система, которой казалось строго иерархичной и вертикальной, оказывается весьма распределенной, с большим количеством акторов с собственными интересами, при этом из-за огромного количества узлов в этой системе при передаче информации (распоряжений, отчетности) возникает множество ошибок. Коррупция (не бытовое взяточничество, а именно коррумпированность элит) еще больше осложняет функционирование системы.