Вселение закончилось. 41
Председатель Чон, который до этого молча слушал разговор, прокашлялся. Мать Чон Чжэмина тут же всполошилась:
— Всё нормально, не беспокойся.
Может, из-за До Еджуна, который всегда упоминал сериалы про богатых наследников? Внезапно эта сцена показалась типичной — словно из дорамы про чеболей. Раньше находиться здесь было невыносимо, но уместно. А сегодня Чон Сахён особенно остро ощущал странное отчуждение от своей семьи.
Его взгляд упал на Чон Чжэмина. Когда того только вписали в семейный реестр, он казался чужаком, отчаянно жаждущим стать частью семьи. А сейчас вполне подходил под определение родственника.
Теперь атмосфера вокруг него стала такой же, как у остальных членов семьи.
Чон Сахён усмехнулся. Было жутко думать, что до недавнего времени он сам распространял такую же атмосферу. Единственным утешением было то, что сейчас от него пахло так же, как от До Еджуна. Он уже думал поскорее закончить ужин и вернуться домой, как вдруг что-то раздражающе замаячило перед глазами. В итоге он поднял голову и увидел, как Чон Чжэмин демонстративно размахивает запястьем в воздухе.
На его руке были те самые часы, которые недавно пропали. Он так напоказ их демонстрировал… Судя по всему, не собирался скрывать, что это его рук дело. Впрочем, это было очевидно с самого начала. Квартира была оставлена в таком беспорядке явно не ради кражи — он хотел что-то продемонстрировать.
Чон Сахён молча наблюдал — желал узнать, как далеко тот зайдет. Эта беззвучная демонстрация явно была нацелена на него, но привлекла внимание и председателя Чона.
Движения Чон Чжэмина резко прекратились. Чон Сахён продолжал смотреть на него без каких-либо эмоций. На председателя он даже не взглянул.
— …Да, вроде того, — соврал Чон Чжэмин, неловко растянув губы в улыбке.
Он думал, что уже вписался в эту семью, но судя по тому, как неумело врал — до этого было ещё далеко. Если он хотел спровоцировать, то должен был давно перерасти такой детский уровень. Каждое его действие лишь показывало слабые места.
Власть и деньги. Ни того, ни другого он так и не смог заполучить, поэтому с каждым днем всё сильнее нервничал — это было очевидно. Чон Сахён откинулся на спинку стула. Чон Чжэмин прожигал его взглядом и делал вид, что не понял намек.
— Хорошо смотрятся. Эти часы, — бросил небрежно Чон Сахён.
В этот момент Чон Чжэмин вздрогнул, как вор, которого поймали за руку, и посмотрел на председателя.
— С каждым днем всё больше тратишь... В кого только такой вышел.
Изначально здесь был только один человек, на которого он мог быть похож. Председатель Чон откровенно посмотрел на его мать. Та с невозмутимым видом продолжала есть, словно ничего не слышала.
Видимо, именно благодаря такой толстокожести она и смогла выжить в этой семье.
У Чон Сахёна не было к ней никаких негативных чувств. По правде говоря, вообще никаких чувств. С самого начала она не стоила его времени и эмоций.
Когда взгляд председателя Чона снова упал на запястье Чон Чжэмина...
Тот нервно сглотнул. Вдруг узнает? Честно говоря, какая-то часть его даже хотела этого. Ведь председатель всегда держался на расстоянии, словно наблюдая со стороны.
Сначала он старался быть хорошим внуком, чтобы понравиться. Но его представления о хорошем внуке сильно отличались от представлений председателя, и тот даже дома не удостаивал его взглядом.
А потом Чон Сахён внезапно уехал по работе в Италию. После его исчезновения атмосфера в доме изменилась в непонятную сторону. Чон Чжэмину казалось, что сейчас самое время вытащить этот застрявший камень*, поэтому он начал подражать Чон Сахёну.
*От Сани. Есть поговорка «прикатившийся камень вытесняет застрявший камень». Что-то вроде «новая метла по-новому метет».
Но чем больше он старался, тем сильнее их сравнивали. Тогда председатель сказал так: «Раз уж решился войти в этот мир, то должен привлечь мое внимание любым способом».
После этого Чон Чжэмин продолжал прилагать усилия, чтобы привлечь внимание. И когда перед ним появилась должность исполнительного вице-президента, он поверил, что всё идет как по маслу. Что наконец-то пришло его время сиять. Что прикатившийся камень станет новым застрявшим камнем.
Его положение в компании тоже было неплохим. Благодаря тому, что он прочно закрепил за собой образ будущего преемника, его группа поддержки становилась всё более влиятельной. Настолько сильной, что даже если вернется Чон Сахён, с ним можно будет конкурировать.
И действительно, даже после возвращения Чон Сахёна он довольно успешно сохранял свою позицию. Некоторые говорили, что именно родной внук должен стать наследником. Но были и те, кто считал, что Чон Чжэмин на должности вице-президента имел куда больше шансов.
Показатели компании и стоимость акций стабильно росли. На всех корпоративных встречах и приемах, которые пропускал Чон Сахён, Чон Чжэмин делал всё по-своему. Но почему-то он всё равно чувствовал тревогу.
Боялся, что проект провалится?
Нет, дело было не только в этом. Наоборот, всё шло гладко. В последнее время его нервировало равнодушие председателя, который безразлично реагировал на любые его достижения.
По ночам ему вспоминались слова о том, что нужно привлечь внимание любым способом. Чон Чжэмин нервно прикусил нижнюю губу. Раз председателю так дорог Чон Сахён, то Чон Чжэмин собирался наглядно показать ему. Показать, что готов отнять у того всё. Всё то, что председатель хотел дать своему родному внуку.
Часы были лишь первой пуговицей*. Те самые часы, которые, казалось, он никогда не сможет получить. Дело было не просто в стоимости. Эти часы были символом. И он пришел сюда в часах Чон Сахёна, чтобы полностью разбить эту символичность.
*От Сани. «Первая пуговица» — это идиома, означающая «первый шаг» или «начало действий». Считается, что если неправильно застегнуть первую пуговицу, то вся одежда будет застегнута криво.
Даже когда взгляд председателя Чона задержался на нем, Чон Чжэмин не опустил руку и не попытался спрятать часы. Председатель Чон медленно произнес:
Услышав это, Чон Чжэмин повернулся к председателю. А Чон Сахён усмехнулся, словно так и знал.
— ...Зачем? — спросил Чон Чжэмин.
Председатель Чон покачал головой и сказал:
— Сегодня еда совсем не лезет.
После этих слов из кухни выбежал шеф-повар, низко поклонился и начал извиняться. Председатель едва ли слушал его извинения.
Он знал, что вкус был таким же, как обычно, просто у него самого не было аппетита. Из-за этого инцидента шеф-повара не уволят и не накажут.
И всё же не признаваться в своих капризах — таков был жестокий стиль общения председателя. Чон Сахён привычно молчал, а мать Чон Чжэмина в панике начала отчитывать шеф-повара:
— Ну почему вы не постарались? Отец такой великодушный человек, а вы даже угодить ему не можете?
Председатель Чон кашлянул, но она не сдавалась. Чон Чжэмин, похоже, всё ещё был в замешательстве от этой ситуации. Он же явно увидел часы на запястье, почему же ничего не говорит? Или он уже что-то сказал? Может, нужно было догадаться?
Увидев его растерянность, Чон Сахён приподнял уголок губ.
— От чая откажусь. У меня ещё есть дела.
Наконец пришло время закончить этот утомительный и бессмысленный ужин. Чон Сахён встал. И когда он шел к выходу, то остановился прямо за спиной Чон Чжэмина.
— Если уж собрался носить эти часы, мог бы хотя бы стереть мои следы.
— Дедушка ведь так любит везде оставлять имена.
Услышав это, Чон Чжэмин начал рассматривать часы со всех сторон. И когда перевернул их, то увидел маленькую гравировку с именем Чон Сахёна.
— Не пытайся так неумело подражать мне с какими-то часами, лучше сразу смени имя на мое. Скоро день рождения дедушки, будет отличный сюрприз.
Оставив эти слова, Чон Сахён ушел без всякого сожаления. У него не было намерения злить его.
Наоборот, это был самый искренний совет. Его дедушка обратит внимание, только если выкинуть что-то по-настоящему безумное.
Как выглядят часы, какой мастер их делал... Нет, председатель даже не помнил, что за подарок был и был ли он вообще. Даже если бы он целый день разглядывал эти часы, то всё равно не узнал бы.
Неизвестно, какой смысл Чон Чжэмин нашел в этих часах, но для председателя и Чон Сахёна они не имели никакого значения и ценности. С каждым шагом к выходу из особняка походка Чон Сахёна становилась всё более торопливой.