Вселение закончилось. 43
С непонятным выражением лица Чон Сахён развернулся и широкими шагами зашел в кафе. Сначала сел напротив До Еджуна, но, видимо, чем-то остался недоволен — встал и сел рядом. Хоть это и был диван на двоих, но из-за того, что рядом уселся такой крупный человек, До Еджуну пришлось вжаться в окно.
— …Тесно, — пожаловался он, не в силах даже пошевелиться
Но Чон Сахён сделал вид, что не слышит.
— …Как съездил? — неловко спросил До Еджун.
Было неудобно от мысли, что тот всё видел.
Чон Сахён молчал. Когда До Еджун осторожно повернул голову, чтобы проверить его настроение, тот резко развернулся к нему.
До Еджун испуганно отпрянул и стукнулся затылком о стекло.
Чон Сахён пристально разглядывал его. Внимательно изучал каждую деталь — от бровей до подбородка. До Еджуну хотелось провалиться сквозь землю.
С того момента, как Чон Сахён вошел в кафе, на них то и дело бросали любопытные взгляды. Неудивительно — если даже в центре Сеула такой красавец привлекал внимание, то что говорить о маленьком городке. Поэтому До Еджун старался не появляться с ним за пределами района.
Но тот даже не обращал внимание на взгляды — либо привык, либо просто не замечал. До Еджун, который был вынужден находиться рядом, никак не мог к этому адаптироваться. Даже сейчас он невольно смотрел на незнакомых людей за спиной Чон Сахёна и чувствовал себя крайне неуютно.
До Еджун прошептал так тихо, чтобы только Чон Сахён мог услышать. Тот склонил голову набок и сказал:
— Почему ты милый даже в чужих глазах*?
— …С чего бы? Наверное, только тебе так кажется?
*От Сани. Есть четкое разделение для описания женской и мужской внешности: «еппыда» — милая/красивая и «чальсэнгида» — симпатичный/красивый. Сахён намеренно использует женское слово, чем и вызывает протест Еджуна.
До Еджун возразил, потому что это было уже слишком. За всю жизнь его называли милым только родители и Чон Сахён. Скорее, он был просто симпатичным. Не то чтобы у него были мягкие черты или нежный образ — просто аккуратная внешность с правильными чертами лица. Хан Сиён как-то определила его внешность как «гарантированно пройдет знакомство с родителями».
Но Чон Сахён, казалось, вообще не слышал возражений — только задумчиво цокал языком и качал головой.
— Нет, я же говорю, что просто симпатичный! — возмутился До Еджун.
Чон Сахён усмехнулся одним уголком рта, словно услышал что-то забавное:
От этих слов уверенность До Еджуна начала стремительно таять.
— Слушай, ты, наверное, всю жизнь видел только свое лицо, вот и не понимаешь... Я довольно си... в смысле, приятной внешности!
В итоге он понизил самооценку с «симпатичного» до «приятной внешности». Это была его последняя линия обороны. Если спуститься ещё ниже, он не собирался это терпеть.
— Даже не понимаешь, какой ты милый, а тут просят номер телефона? Если ты им нравишься, то насколько красивым они тебя видят? Ах, прости. Ты же сказал «симпатичный». Или, «приятной внешности»?
До Еджун потерял всякое желание спорить. У Чон Сахёна были необычные стандарты. Он был далеко не в себе. До такой степени, что можно отравиться, если не так воспримешь*. Когда До Еджун просто махнул рукой — мол, делай что хочешь — Чон Сахён кивнул.
*От Сани. В оригинале использована игра слов с выражением «маси када» — дословно «вкус ушел», что означает «сойти с ума». Автор развивает эту пищевую метафору, говоря дальше про отравление.
— Ладно, забудем об этом. Часто такое случается?
Если честно, то в аспирантуре было раза три-четыре, а потом ещё пару раз.
А, если считать до недавнего времени, то раза три. Если добавить тех, кто предлагал устроить свидание вслепую, то больше десяти раз.
Конечно, он всем отказывал. У него не было времени наслаждаться такими вещами, как свидания — нужно было как можно скорее создать счастливый конец и сбежать из этого мира. А в итоге... попался злодею и оказался втянут в эти странные отношения.
До Еджун посмотрел на выражение лица Чон Сахёна. Он достаточно хорошо разбирался в ситуации, чтобы понять — сейчас лучше не говорить правду.
— Не очень часто... — уклончиво ответил он, хоть это и задело его гордость.
Чон Сахён протянул задумчивое «хм» и вдруг спросил:
— Есть что-нибудь, чем хочешь заняться?
— Да. Работа, карьера — что-то такое.
— С чего вдруг?.. Даже не знаю. Сейчас вроде ничего особо нет...
Хоть вопрос и был неожиданным, До Еджун ответил честно. Чон Сахён мягко улыбнулся:
— Значит, если тебя где-то запереть, это не будет проблемой.
До Еджун почувствовал, что всё идет совсем не туда, и поспешно сказал:
— Эй, эй... Я не могу отсюда уйти. Как бы... А, точно! Я маменькин сынок. Поэтому не могу быть вдали от мамы. Умру.
Какие красивые слова для того, кто даже не появился на прошлых праздниках. Глядя на то, как До Еджун отчаянно врет, Чон Сахён рассмеялся:
Чон Сахён говорил с усмешкой в голосе. До Еджун прикусил нижнюю губу.
— И мне тоже немного обидно. Разве не я был ближе всех к тебе в последние несколько месяцев?
— Хм... раз есть маменькины сынки и папенькины сынки...
Чон Сахён потер подбородок и сказал, словно ему в голову пришла отличная идея:
— Как насчет сасабой*? О, мило. Идеально. Очень подходит.
До Еджун чуть не спросил вслух, не имеет ли он в виду иероглиф «са» (死), но с трудом сдержался.
*От Сани. Игра слов. 사사 (саса) можно прочитать как два иероглифа 死死 (саса), означающих «смерть-смерть». То есть «сахёновский мальчик» или «мальчик, которому хана».
— …Я оставил тебе яичный рулет, пойдем есть.
До Еджун сделал вид, что ничего не слышал, и встал. Чон Сахён со смехом последовал за ним.
— Почему? Ведь правда хорошо звучит. Сасабой. Разве не мило?
— …В этот раз у меня яичный рулет действительно получился, сам удивишься.
Они говорили каждый о своем, словно находились в разных пространствах. Вскоре они добрались до ресторана. Чон Сахён первым делом потянулся к яичному рулету.
Хоть До Еджун и пытался казаться равнодушным, в его глазах явно читалось ожидание. Чон Сахён изо всех сил сдерживал улыбку и с серьезным видом жевал.
Видя такую необычную реакцию, лицо До Еджуна сразу помрачнело.
Тук. Чон Сахён положил палочки. До Еджун уже был готов расплакаться. Как человек может так искренне показывать свои эмоции? Чон Сахён мягко улыбнулся:
— Вкусно. Значит, ты не соврал, когда сказал, что хорошо готовишь?
— Вот видишь, я же говорил, что умею!
Хотя только что с подозрением переспрашивал, До Еджун тут же задрал нос и заговорил громко. Чон Сахён тихонько рассмеялся и снова взялся за палочки.
На самом деле яичный рулет был немного недожарен внутри. Но соль была в самый раз, так что на этот раз точно можно считать успехом. Так решил Чон Сахён и снова съел весь рулет до последнего кусочка.
— За то, что приготовил яичный рулет.
«За то, что успокоил мое беспокойство». Чон Сахён проглотил истинные слова и произнес лишь поверхностную благодарность.
— Если захочешь, только скажи.
До Еджун широко улыбнулся с довольным видом. Когда они закончили ужин и вернулись домой, Чон Сахён почему-то выглядел серьезным.
— Что такое? Что случилось? — обеспокоенно спросил До Еджун.
До Еджун не понимал, к чему этот вопрос.
— …Даже если подумать ещё раз, всё равно нужен.
Отобрать телефон у современного человека — всё равно что вырвать сердце. До Еджун с недоумением уставился на Чон Сахёна.
— Хён, ты же всё равно общаешься только со мной.
— Эй, неправда! У меня много знакомых!
Пусть он и не особо общительный, но у него тоже есть социальные связи. Когда он возмутился, бровь Чон Сахёна изогнулась:
До Еджун снова задумался о своем узком круге общения. Как бы ни хотелось признавать, но в последнее время он действительно общался в основном с Чон Сахёном.
Каждый раз, когда он называл случайное имя, Чон Сахён повторял за ним. До Еджун сердито посмотрел на него и сжал губы — Чон Сахён лишь улыбнулся.
*От Сани. Чольсу и Ёнхи — стандартные корейские имена, которые часто используются в учебниках и примерах, аналогично «Ване» и «Маше» в русском языке.