Товарищ[1]

Я сидел тут, зенки пялил на заляпанный сапог,

Прямо видел, как его натянет Джим.

(Спрячь макушку, парень: снайпер там – нешуточный стрелок,

Он на раз тебя уложит рядом с ним.)

Вон он, Джим, лежит в окопе, головою в одеяло,

Чтоб мозги не утекали, братец, в грязь.

А лицо белей муки, шинель как будто в краске алой,

Только это кровь, не краска пролилась.

Не упомнить уж, с когдашних пор мы были с ним друзья,

И ходили в самоволку сколько раз;

То сорвемся в мюзик‑холл, а то по бабам – он и я,

И ни разу ссоры не было меж нас.

А когда он с Мэри Джонс крутил, – хоть сам по ней я сох,

Я на свадьбу одолжил ему деньжат,

И в церковь проводил их, и гнездо им свить помог,

И крестным стать их первенцу был рад.

А как началась война, он грит мне: «Ну? Что скажешь, Джо?»

А я ему: «А че сказать‑то, Джим?»

Благоверная в слезах, а он ей – погоди, ужо.

(Он всегда лихим был парнем, удалым.)

Жисть была не мед, а чаще – адовая карусель,

Но делили мы краюху и табак.

Даже Выпер миновал нас, и прошли мы Невжопель[2],

Но… достал же клятый снайпер ни за так.

И кто б сказал мне, почему тот выстрел не меня нашел?

Ведь он сам‑третий, ну а мне лишь черт – родня.

Я‑то что, я прост, как вошь, а он красавчик был, орел,

И вообще, во всем он лучше был меня.

Ведь он побывки ждал во вторник, весь сиял, как медный таз,

И письмо ему прислал его малец;

Он мне спичкой посветил, чтоб показать письмо как раз,

И вот тут‑то… пуля в лоб, и все, конец.

Он, считай, и помереть‑то с чувством, с толком не успел –

Только вздрогнул, да упал, как куль с мукой.

В трупном свете от ракет лежит, лицо бело, как мел,

Весь в окопной глине, будто неживой.

И вот, значит, он лежит там, голова без чердака,

И никак мне не понять, хоть спять с ума:

Котелок делили с ним, а тут вдруг бац! – и все, пока,

Только вот рука не выпустит письма.

Кто воюет за свободу, для кого война – игра,

А в моей груди лишь только злость и месть.

Но, парень, как ни клясть войну, авось, придет пора

И смогу за Джима душу я отвесть.

Кровью цену я возьму, и коли выйду я живым,

Как на славу поворочаю штыком,

Я для Мэри, бывшей Джонс, опорой буду, как и Джим,

А его парнишке стану я отцом.

(Роберт Сервис)

СМЕРТЬ В ДОЛИНЕ АШАУ

В ПОСЛЕДНЮЮ НЕДЕЛЮ ЯНВАРЯ 1970 года я вместе с десятью другими морскими пехотинцами из 3-й ОРР был отобран в группу кандидатов на ротные курсы "подготовка к дайвингу".[3] После выписки из 85-го эвакуационного госпиталя, мое здоровье и силы заметно улучшились, и я был готов освоить новый навык и получать дополнительные шестьдесят пять долларов в месяц за квалификацию лёгкого водолаза.

График обучения в школе подготовки аквалангистов был составлен таким образом, чтобы отсеять всех кроме трех человек, которых затем направили бы в судоремонтный завод ВМС США, расположенный в Субик-Бей на Филиппинах. Затем в школе SCUBA ВМС они должны были пройти трехнедельную подготовку. Попасть в эту школу было крайне сложно, и я считал большой честью, что меня выбрали в эту группу.

Мы начали свое обучение с ежедневного похода в старый плавательный бассейн, который находился за пределами Фубая, где нас ознакомили с жесткой программой плавания, которая была частью процесса отсева. После нескольких часов, проведенных в сильно хлорированном бассейне, мы затем проводили часы в учебном классе, изучая как можно больше основ дайвинга. Метод безумия наших инструкторов по подводному плаванию заключался в том, чтобы научить нас всему, что они могли, подготовить нас теоретически и практически к школе, а затем отобрать трех счастливчиков, которые покинут Вьетнам и отправятся на три недели на славные Филиппины.

По мере того, как продолжалось наше обучение в школе "подготовка к дайвингу", продолжалось и постоянное патрулирование долины Ашау. Утром 5 февраля 1970 года группа из четвертого взвода должна была отправиться на краткосрочное задание в Ашау. Одним из радистов группы был младший капрал по имени Томми Секстон. Секстон был родом из Колумбии, Южная Каролина, и в нашей небольшой роте его знали как дружелюбного, надежного, крепкого человека и прекрасного спортсмена. Бишоп, Кивени и я ходили в бункер с боеприпасами и видели, как Секстон и его товарищи по группе забирали свои боеприпасы. После этого они садились и ждали возле бункера прибытия вертолетов для десантирования. К младшему капралу Секстону присоединились его товарищи по группе, капрал Хатчинсон, младший капрал Сэвидж и капрал Канту.

В то утро был сильный туман, поэтому, имея немного больше времени, чтобы дождаться птиц, Секстон спросил, не могли бы мы сделать несколько фотографий его и его товарищей по группе, прежде чем они отправятся в Ашау[4]. Мы согласились потратить нашу фотопленку на членов другого взвода, смеялись и подшучивали над ними по поводу всего того дополнительного снаряжения, которое они взяли с собой на трехдневное задание "хот-дог". (Мы использовали термин "хот-дог" для описания того, что обычно считалось легким заданием - войти, осмотреться, выйти). После того, как их вертолет улетел в Ашау, я оставил Бишопа и Кивени и отправился на свои ежедневные занятия по подготовке к дайвингу, которые продолжались до позднего вечера. Но в этот февральский день наши занятия внезапно закончились около 10 часов.

По всей территории нашей небольшой роты быстро разлетелась информация о том, что одна из наших групп вступила в перестрелку с подразделением NVA. Никаких подробностей о том, кто мог быть ранен или сколько северовьетнамцев могло быть убито, не сообщалось, но новость о том, что одна из наших групп вступила в бой, была важным событием.

Утро переходило в полдень, из оперативного отдела роты поступало мало дополнительной информации, чтобы прояснить нам, что происходит в долине Ашау, но где-то ближе к 15:00 майор Ли и первый сержант Хендерсон выехали из лагеря на своем джипе и направились в 85-й армейский эвакуационный госпиталь, расположенный на дальней стороне взлетно-посадочной полосы. Когда джип командира отъехал, капитан Хислер вышел из оперативного отдела и рассказал нам, что ему известно о случившемся.

"Новости, которые у меня для вас есть, не очень хорошие. Группа капрала Хатчинсона попала сегодня в засаду, он, Канту и Сэвидж погибли. Младший капрал Секстон вызвал поддержку с воздуха, чтобы прикрыть других членов группы, и кое-кто из них тоже ранен. Командир и первый сержант отправились в 85-й эвакуационный центр, чтобы встретить прибывающий санитарный вертолет. Когда он вернется, я уверен, мы узнаем все, что нужно, о том, что произошло".

Слова капитана прозвучали в полной тишине. Пока мы шли обратно в отсек, разговор шел о нежелании верить и о великой скорби. Офицер роты не стал бы говорить, что Хатчинсон, Канту и Сэвидж погибли, если бы это не было правдой. Мы ждали возвращения командира и первого сержанта. Когда они въехали на территорию роты, с ними был младший капрал Секстон.

В тот вечер капрал Бишоп, Пол Кивени и я подошли к кубрику четвертого взвода, чтобы поговорить с младшим капралом Секстоном. Он сидел на своей койке, когда мы вошли, и Бишоп спросил его, не помешает ли ему наша компания. Секстон, вероятно, повторил свой рассказ о том, что произошло в тот день в долине Ашау, дюжину раз, прежде чем мы с ним заговорили, и мы были не лучше остальных морпехов в роте, попросив его еще раз это пересказать. Его воспоминания о трагических событиях того дня были ясны, когда он повторил свой рассказ. "Почему я до сих пор жив, я не знаю. Думаю, своей жизнью я обязан моей сигнальной ракетнице "день/ночь" и K-bar. Когда гуки открыли по нам огонь, меня опрокинуло назад, и я знал, что в меня попали, но ничего не почувствовал. Не было никакой реальной боли. Я поднес руку к груди, где я почувствовал, что пуля попала в меня, и когда я посмотрел на руку, она была оранжевого цвета. Я не мог понять, почему она оранжевая, пока не посмотрел на свой нож и сигнальную ракету. Одна пуля АК-47 прошла прямо через мою сигнальную ракету "день/ночь", а затем пуля попала в кожаные ножны и сломала лезвие K-bar пополам, пока оно оставалось в ножнах. Оранжевый цвет получился из-за пороха в сигнальной ракетнице".

Младший капрал Секстон все еще был потрясен случившимся и тем, что он единственный выжил в засаде, не будучи убитым или раненым. Он рассказал нам о том, что произошло в начальной части засады, и как он собрал тела Хатчинсона, Сэвиджа и Канту вокруг себя для обороны, оставаясь на связи по рации и запрашивая поддержку с воздуха. Он сказал, что это было чудо, что гуки не захватили его крошечную оборонительную позицию, но двое его раненых товарищей по группе продолжали стрелять из своего оружия туда, откуда велась вражеская стрельба, и он подумал, что это, должно быть, удержало NVA от попыток захватить их. Они бросили все свои собственные ручные гранаты и забрали те, что были взяты с тел их погибших товарищей, чтобы использовать их против NVA.

В рассказе младшего капрала Секстона было гораздо больше, чем он хотел с нами поделиться. Было видно, что его огорчали воспоминания о том, как он видел смерть трех своих лучших друзей и защищал двух раненых товарищей по группе от новых ранений. Он задавался вопросом, почему только он один избежал ранения или смерти в засаде. Он знал, что его жизнь спасли, во-первых, нож K-bar и сигнальная ракетница "день/ночь", которые он носил над сердцем, а во-вторых, его собственная способность сохранять спокойствие при работе по рации, когда вокруг творился настоящий ад.

В то время, когда младший капрал Секстон и его раненые товарищи по группе вели перестрелку с северовьетнамцами на грани жизни и смерти, Секстон смог связаться по рации с непосредственной поддержкой с воздуха и попросил, чтобы вертолеты и самолеты открыли огонь по вражеской позиции.

Нам рассказали, что когда в декабре 1969 года 3-я разведывательная рота получила задание патрулировать долину Ашау, в ходе детального планирования между Корпусом морской пехоты и Армией США военнослужащим ВВС в Кэмп-Игл было поручено создать силы немедленного реагирования, известные как "голубая команда" (Blue Team), для оказания нам помощи в ситуациях, подобных той, с которой столкнулась группа Секстона. "Голубая команда" состояли из усиленного взвода сухопутных войск, которая быстро доставлялись в район, где находилась небольшая разведывательная группа, и, используя мощную огневую мощь и поддержку вертолетов, обеспечивали зону посадки/высадки и помогали эвакуировать разведгруппу из района. Именно так младший капрал Секстон и два раненых члена его группы были вывезены из долины Ашау.

Гибель Хатчинсона, Канту и Сэвиджа стала ошеломляющим ударом для офицеров и бойцов 3-й отдельной разведывательной роты. События того дня наглядно показали, как быстро жизнь может стать ужасной. Томми Секстон был заслуженно повышен в звании до капрала, а его способность прикрыть оставшихся в живых членов своей группы принесла ему вторую высшую награду страны за выдающийся героизм - Крест ВМФ.

На следующий день, 6 февраля 1970 года, настал черед группы "Змей" выполнять трехдневное задание по варианту "хот-дог" в долине Ашау.

Вертолет наблюдения армейских ВВС заметил используемую тропу, которая проходила возле множества свежих воронок от бомб. Тропа была описана как "глубиной в один фут (30,48 см.) и два фута (60,96 см.) в поперечнике". Задача группы началась с того, что ее высадили с вертолета на небольшом плато рядом с тропой. "Змей" должны были выяснить, кто пользуется тропой и куда они направляются. После того как капралу Бишопу поставили задачу, он собрал свою группу.

Сержант Артур Гарсия, наш взводный гид, должен был стать пойнтменом группы вооружившись винтовкой M-14. Капрал Бишоп шел вторым, неся свою рацию PRC-77, как командир группы. Фурхман шел позади Бишопа, за ним следовал Кивени, который нес свой гранатомет М-79. Новый член группы, рядовой первого класса Мюррей, был пятым в команде. Мюррей был известен нам просто как Ник, потому что он был новичком в стране. Младший капрал Сильва шел в хвосте колонны в качестве "Чарли в хвосте".

Зная, что всего за день до этого группа Секстона попала в засаду NVA, причем в том же самом месте, отношение группы заметно изменилось.

Сержант Гарсия предчувствовал, что на задании будут неприятности. После того как он подготовил все свое снаряжение к выходу в джунгли, он начал выбрасывать старые письма, лишний хлам, который хранился в его ночном рундуке, а затем навел порядок в своей жилой зоне. Такое пристальное внимание к своим личным вещам привлекло внимание Сильвы, Кивени и меня, и когда мы спросили, что он делает, он ответил, что "не чувствует себя в ладах с заданием. Если я не вернусь с этого задания, я хочу, чтобы мое дерьмо было в порядке, когда его отправят домой". Он вернулся к своим делам, а мы пошли поговорить с Бишопом. По иронии судьбы, в то время, когда сержант Гарсия решал свои проблемы, Фурхман (которого недавно повысили до младшего капрала) слушал магнитофонную запись, которую он получил по почте. В декабре его жена родила сына, и на рождественских посиделках его семья записала звуки семейного праздника. В запись были включены звуки его новорожденного сына. Услышав младенческие крики своего ребенка и смех своей семьи в Йорке, штат Пенсильвания, Фурхман испытал сильное впечатление. Он хотел, чтобы мы прослушали запись, что мы и сделали, но затем его настроение изменилось. Он сказал нам, что ему "не очень приятно идти в джунгли", и он спрашивает, есть ли какой-нибудь способ выбраться оттуда. Было необычно слышать от него такие слова; раньше он никогда не отказывался идти в джунгли.

Наблюдая за переменой настроения Гарсии, а затем слушая, как Фурхман говорит в том же духе, я объяснил это тем, что они думали об испытании, выпавшем на долю Секстона всего за день до этого. Кто бы не испытывал таких же сомнений, отправляясь в район, который, как известно, кишит северовьетнамцами?

Я поговорил с капралом Бишопом и рассказал ему об очевидных изменениях в сержанте Гарсии и младшем капрале Фурхмане. Он выслушал мои опасения, потому что знал, как важен психологический настрой каждого из нас для всей группы. Когда мы находились в джунглях, не было абсолютно никакого места для повседневных забот или размышлений. Он поблагодарил меня за то, что я доверился ему, и попросил не беспокоиться об этом.

К 20:00 часам группа была собрана и подготовлена к утренней задаче. Бишоп, Сильва, Кивени и я сидели на улице на задних ступеньках взводного отсека и обсуждали задание. К тому времени атмосфера в отсеке изменилась - сержант Гарсия и младший капрал Фурхман, похоже, разобрались в своих чувствах. Больше не было разговоров о неопределенности задания, только решимость продолжать его. Мы закончили наш разговор стандартной фразой того времени: "Это ничего не значит", а затем вернулись в кубрик, чтобы поспать.

На рассвете 7 февраля группа Змей и еще одна группа заканчивали завтрак на камбузе. Я вернулся в расположение роты вместе с Бишопом, Сильвой и Кивени. Сержант Гарсия и Ник Мюррей уже закончили завтрак и готовились перетащить свое снаряжение через дорогу к бункеру с боеприпасами. Фурхман решил не есть, а написать несколько писем домой, и он уже собирался одеваться, когда мы вошли в отсек. Он передал мне пачку писем и спросил, не могу ли я проследить, чтобы они попали в ящик для исходящей почты.

Я прошел с Бишопом и Кивени к бункеру с боеприпасами и ждал вместе с ними, пока два "Хьюи" из 2-го эскадрона 17-го воздушно-кавалерийского не прилетят с двумя "Кобрами" для переброски группы в долину Ашау. Ко мне присоединились стафф сержант Уильямс и первый лейтенант Коффман. Они оба знали, что у меня на уме, когда я сказал: "Для меня это действительно странное чувство - смотреть, как они загружаются, и не быть с ними. Это первая задача, на которую я не отправился вместе с Бишопом, Кивени, Сильвой и Фурхманом".

Лейтенант Коффман разрядил обстановку, сказав: "Не волнуйтесь, док, они вернутся через четыре дня и всё тебе расскажут". Когда двигатели двух "Хьюи" начали увеличивать обороты, стафф сержант Уильямс, лейтенант Коффман и я поприветствовали команду большим пальцем вверх. Они ответили жестом и взлетели со взлетно-посадочной полосы Фубай. Я вернулся в отсек со стафф сержантом Уильямсом, забрал свой учебник по подводному плаванию (SCUBA) и спустился в класс учебной части, чтобы подготовиться к письменному экзамену.

Незадолго до 11:00 стафф сержант Уильямс вошел в класс и заговорил с одним из сержантов, который проводил экзамен. Он указал на лейтенанта Синглтона, а затем на меня, после чего предложил нам двоим присоединиться к нему. Когда мы поднялись со своих мест, стафф сержант Уильямс вышел на улицу.

"У меня плохие новости, сэр, и я думаю, что вы и док должны услышать об этом сейчас, поэтому я и спустился в класс. Группа Змеи попала в засаду около получаса назад, и они в очень плохом состоянии. Насколько я знаю, есть трое погибших, и еще несколько человек, возможно, ранены, но это все, что я знаю на данный момент. Я не знаю имен убитых и раненых, но вас ждут в оперативном отделе, и они хотят, чтобы Док был готов отправиться в 85-й эвакуационный центр, как только группа будет выведена. Они сказали, что армейская "голубая команда" сейчас в воздухе и направляется к позиции группы".

Лейтенант Синглтон отправился в отдел S-3, а я стоял рядом со своим взводным сержантом, не в силах поверить в только что сказанные им слова. Он обнял меня за плечи и сказал: "Док, я знаю, как много значат для тебя эти ребята, и мне жаль, что именно я должен тебе об этом сказать. Майор Ли и капитан Хислер велели мне заехать за тобой и привезти тебя на КП".

Вместе со стафф сержантом Уильямсом я направился к командному пункту роты, и у входа меня встретил капитан Хислер. Он тоже выглядел очень грустным. "Док, я знаю, что ты слышал плохие новости о группе Бишопа. Я хочу, чтобы ты был со мной, когда мы получим сообщение, и отправимся через взлетно-посадочную полосу в 85-й эвакуационный госпиталь, чтобы встретить прибывающие санитарные вертолеты. Ты можешь вернуться в отсек, а я попрошу посыльного прийти за тобой".

Я услышал звук двигателя джипа, когда он подъехал к передней двери отсека. За рулем сидел первый сержант Хендерсон, а капитан Хислер ехал на заднем сиденье. Я быстро запрыгнул на заднее сиденье, и мы, не теряя времени, направились к площадке медэвакуации в 85-м эвакуационном госпитале. К этому времени капитан Хислер и первый сержант роты знали имена тех, кто погиб в засаде, и именно капитан Хислер сказал мне.

"Док, когда мы доберемся до армейского госпиталя, мы с тобой встретим Кивени, когда приземлится санитарная птичка. Его сильно ранило, но, похоже, он выживет. Первый сержант привезет Сильву и Мюррея в роту для выяснения, что, черт возьми, там произошло. Капрал Бишоп, младший капрал Фурхман и сержант Гарсия погибли. После того, как мы поговорим с Кивени, мы с тобой проследим, чтобы о наших трех погибших позаботились должным образом".

Невозможно описать эмоции, которые бурно пронеслись в моей голове. Я был рад узнать, что Сильва и Ник Мюррей выжили в засаде, и чувствовал облегчение, зная, что "Старик" тоже выжил, но я не мог поверить, что Бишоп, Фурхман и Гарсия мертвы. Я бы не поверил, пока не увидел бы это своими глазами.

Несколько армейских "Хьюи" приближались к посадочной площадке госпиталя, когда мы въехали на территорию комплекса. Первый сержант остановил джип в тридцати футах (914,4 см) от первого "Хьюи", когда тот приземлился. Армейский медик подбежал к "Хьюи" с носилками, и мы наблюдали, как Кивени помогли выбраться из санитарного вертолета. Мы вылезли из джипа и оказались рядом с ним через несколько секунд, а он пытался шагать к нам и подальше от медика. Правая штанина его брюк была испачкана бурой засохшей кровью, а обе руки были перевязаны на груди. На нем все еще было боевое снаряжение, за исключением рюкзака и гранатомета М-79. Он был бледно-белым, но, похоже, не испытывал сильной боли.

Его первые слова были извиняющимися. "Док, мне очень жаль, но Бишоп и Фурхман не выжили". Я дал знак армейскому медику подойти к месту, где мы стояли, и он принес с собой носилки.

"Вот, Кивени, ложись на эти носилки, и мы отнесем тебя внутрь. Насколько сильно ты ранен?"

Кивени сказал, что он не уверен, насколько сильно, но он знает, что его ранило сначала в правую ногу, а затем второй раз в обе руки, бедро и правый бок.

К этому времени еще несколько медиков выбежали навстречу прибывающей санитарной птичке, и Кивени занесли внутрь, чтобы его осмотрел один из армейских врачей.

Когда второй "Хьюи" приземлился, я увидел, как рядовой первого класса Мюррей и младший капрал Сильва выпрыгнули и направились к первому сержанту роты. Они без труда узнали первого сержанта Хендерсона; рост в шесть футов восемь дюймов (2,07 м.) имел свои преимущества. Он показал им, чтобы они подошли к джипу, и спросил, все ли у них в порядке. Сильва заверил его, что с ними все в порядке, и они с Ником хотели только вернуться в расположение роты.

Пока первый сержант роты занимался Ником Мюрреем и Сильвой, мы с капитаном Хислером побежали ко второй птичке. К нам присоединился первый сержант. Мы вытащили из вертолета тела Артура Гарсии, Теда Бишопа и Джеймса Фурхмана. Члены экипажа вертолета и армейские медики каким-то образом знали, что это не их дело. Мы положили каждое тело на зеленые брезентовые носилки, а затем отнесли их в приемное отделение полевого госпиталя.

Кивени сказали, что ему нужно сделать рентген, и я шел рядом с ним, пока его везли на каталке в рентгеновский кабинет. Это была моя первая возможность поговорить с ним. "Ты хочешь рассказать мне, что произошло, или подождать и поговорить об этом позже?" - спросил я.

"Нет, все в порядке. Я могу рассказать об этом. Наверное, мы высадились прямо в их гущу, и они нас заманили. Мы приземлились рядом с воронкой от бомбы, где повсюду были признаки".

"Что за признаки?"

"Знаешь, там были следы от обуви, и кустарник был сломан, как будто здесь только что прошла куча людей".

"Ты видел кого-нибудь из них?"

"Нет, это самое странное. Они не стреляли в нас, когда мы высаживались, они просто ждали, пока мы подойдем поближе, и тогда они устроили нам западню. Звездный час."

"Как вам удалось попасть в засаду, Кивени?"

"После высадки мы организовали "три-шестьдесят"[5], чтобы прикрыть LZ. У Бишопа была отличная связь, и когда наш "Хьюи" улетел, мы дали себе немного времени, чтобы восстановить слух. Затем мы начали выдвигаться. Ну, ты знаешь порядок передвижения. Гарсия был в головняке[6] со своим M-14, а Бишоп двигался следом за ним. Фурхман шел впереди меня, а Ник Мюррей - позади меня и перед Сильвой, который был замыкающим "Чарли в хвосте". Мы остановились, чтобы свериться с картой и в последний раз проверить связь с Zulu Relay. Затем мы начали подниматься вверх, и когда мы растянулись по склону, я понял, что мы находимся на тропе гуков. Я связался с Фурхманом и сказал ему передать Бишопу, чтобы он убрал Гарсию с этой чертовой тропы. Как только Бишоп подошел к Гарсии, раздалась автоматная очередь, и меня ранило в ногу. Меня отбросило назад, и я упал на краю тропы. Бишоп кинулся ко мне, и я спросил его, откуда ведется огонь. Меня закрутило, и я не понимал направления. Я встал, затем опустился на колено и произвел первый выстрел в направлении, указанном Бишопом. После того, как разорвалась первая осколочно-фугасная граната, гуки пошли в атаку поливая всё вокруг автоматическим огнем. Это убило Гарсию, Фурхмана и Бишопа. Когда я произвел второй выстрел, гуки были менее чем в десяти футах (3,05 м.) от меня. Я услышал, как щелкнул предохранитель на АК-47, когда гук снимал его, вот как близко они были. В этот раз я тоже попал. Сидя, я произвёл третий выстрел в то место, откуда раздалась вторая автоматная очередь, и в упор попал в гука. Вот тогда вся стрельба и прекратилась. Почему они не пронеслись над нами, я не знаю. После того как стрельба прекратилась, я пополз вперед и подобрал винтовку Бишопа. Сильва подошел ко мне, а затем прокрался вперед, чтобы проверить Гарсию, Бишопа и Фурхмана. Когда он вернулся, у него была рация Бишопа и M-14 Гарсии. Он забрал рацию у Мюррея и отдал ее мне, а затем вышел на связь и поднял в воздух вертолеты, которые сопровождали нас. Они вернулись к нам менее чем через пять минут. Я говорил с одним из пилотов "Кобры", и он сказал, что видит меня и что он ведет интенсивный огонь по земле с позиции выше по гребню.

"Сильва" переговаривался с пилотами прикреплённого авиакрыла, они зашли так близко, что можно было видеть лицо пилота, когда он делал первый проход на бреющем. Меня волновало только то, чтобы они не разнесли нас, когда вырвутся на свободу".

Ко мне присоединился капитан Хислер, который убедился, что с Сильвой и Мюрреем все в порядке, и поинтересовался у Кивени о "голубой команде" армии. Удивительно, но у Кивени не было шока, хотя он был ранен в ноги, обе руки и в бок в районе бедра. Я взял его ремень с носилок, когда ему делали рентген, и показал его капитану Хислеру. В его кобуру 45-го калибра угодила одна пуля АК-47, пуля прошла через кобуру, попала в магазин 45-го калибра, и один из патронов взорвался внутри 45-го калибра, когда он находился на бедре!

Далее Кивени рассказал о том, как армейская "голубая команда" пришла на помощь, чтобы вытащить группу.

"Сильва был на запасной радиосвязи, когда мы услышали, что "голубая команда" прибыла к нам на помощь. Мы наблюдали, как они пролетали мимо, и в конце концов Сильва дал им знак, чтобы они знали, что мы находимся прямо под ними. Они высаживались в том же месте, где раньше высадились мы. Парень, командовавший "голубой команды", вышел на нашу частоту и сказал, что с ними был разведчик KCS (Скауты Кит Карсон)[7] и что он хочет послать его первым, на случай, если гуки будут ждать в засаде. Я сказал ему, что если первая морда, которую мы увидим, направляясь к нам, будет принадлежать гуку, мы разнесем этого ублюдка. Он быстро все понял, и они послали чернокожего медика туда, где ждали Мюррей, Сильва и я. Медик вызвал пенетратор для джунглей, и вот так они меня вытащили. Я думаю, что Сильва и Мюррей выбрались вместе с "голубой командой"".

Капитан Хислер объяснил, что с Сильвой и Мюрреем все в порядке и что их доставили в расположение роты. В это же время в рентген вошел доктор и сказал капитану Хислеру, что Кивени увозят в операционную. Он сказал, что мы можем вернуться ближе к вечеру, когда Кивени будет вывезен из операционной и будет ожидать медицинской эвакуации из страны.

Я забрал снаряжение Кивени и вместе с капитаном Хислером вернулся в приемный покой армейского госпиталя. Затем мы шли с санитарами, которые несли тела сержанта Гарсии, капрала Бишопа и младшего капрала Фурхмана к месту регистрации погибших. После того как капитан подписал расписку о получении обмундирования и снаряжения, мы попрощались с каждым из них, и они отправились домой к своим семьям. Вскоре после этого первый сержант роты вернулся в 85-й эвакуационный госпиталь и привез капитана Хислера и меня обратно в расположение роты.

Я увидел Сильву и Мюррея в задней части отсека, их окружали полдюжины морпехов из других взводов. Сильва и Мюррей хорошо справились с ситуацией. Им было трудно находиться в центре внимания и заново переживать то, что произошло с ними этим утром, но Сильва был спокоен, когда рассказывал о действиях сержанта Гарсии.

"Когда Кивени сказал Фурхману остановить Бишопа, это уберегло всех нас от гибели. Гарсия раскрыл засаду, когда начал стрелять из своей М-14. Звук был похож на выстрел из М-60, и поэтому гуки атаковали именно его. Я слышал, как он выпустил по крайней мере два полных магазина, прежде чем они нанесли поражающий удар. Это были не любители бегать по тропам. Это были закоренелые NVA в полном обмундировании, в касках и с ранцами. Когда Кивени выпустил последний патрон, он поразил их автоматчика в упор". После того как Сильва закончил рассказывать о том, как армейский Скаут Кит Карсон отказался подниматься по тропе к месту расположения группы, воцарилась тишина. Сильва говорил по другой рации с армейской "голубой командой". Когда Скауту Кит Карсон сообщили, насколько близко находятся NVA, должно быть, он решил, что может "достать" их с любой стороны, и поэтому отказался подойти к месту, где находились Кивени и Сильва. Когда Сильва заявил, что они намерены убить его, как только он покажет свою физиономию, по группе прошли кивки согласия и понимания.

Стафф сержант Уильямс вошел в кубрик и велел всем остальным морпехам убираться из кубрика и оставить нас в покое. Он хотел поговорить с Ником Мюрреем, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Это задание было первым для Мюррея, и, по словам Кивени и Сильвы, он держался в засаде молодцом. Он делал то, что говорил ему Сильва, и его малоопытность в джунглях не добавила проблем, за что они были ему благодарны.

Стафф сержант Уильямс беседовал с Сильвой, Мюрреем и мной не менее часа, прежде чем отпустить нас. Он выразил свои личные соболезнования за Бишопа, Гарсию и Фурхмана, сказав нам, что за четырнадцать лет службы он не встречал лучших морских пехотинцев. Он знал, что нам тоже будет их не хватать, и что рота никак не сможет восполнить их опыт. Его скорбь по поводу потери трех своих бойцов была искренней. Он закончил свою беседу с нами, сказав, что рота запланировала поминальную службу по Канту, Хатчинсону и Сэвиджу на следующий день после обеда. Теперь имена сержанта Гарсии, капрала Бишопа и младшего капрала Фурхмана будут добавлены к списку погибших в бою на поминальной службе.

Где-то ближе к 22:00 в отсек зашел стафф сержант Уильямс и велел мне одеться и следовать за ним в казарму старшего сержантского состава[8]. Казармы старшего сержантского состава были священной территорией, куда сержанты и нижние чины не допускались. Пока я шел со своим взводным сержантом, я задавался вопросом, что я сделал такого, что потребовало моего присутствия в их кубрике. В кубрике находились старший сержант роты. Сержант ганни Билодо, стафф сержант Тейт и стафф сержант Тапп. Они попросили Стафф сержанта Уильмса пригласить меня присоединиться к ним, чтобы почтить память моих погибших товарищей по группе. С ними сидели капитан Хислер и первый лейтенант Моррис, оба в прошлом стафф сержанты. Четверть бутылки виски "Old Granddad"[9] передавали по кругу, говоря добрые слова о погибших морских пехотинцах. Для меня было честью находиться среди этих морских пехотинцев и знать, что они так много помнят о Бишопе, Фурхмане, Гарсии, Канту, Хатчинсоне и Сэвидже. Когда мне передали бутылку, я сделал большой глоток и надеялся, что крепкий напиток позволит мне быстро уснуть. Они хотели выразить свою скорбь по поводу гибели прекрасных морских пехотинцев и хотели, чтобы я знал, что я не одинок в своем чувстве беспомощности. Я оставался с ними, пока не напился, а потом стафф сержант Тапп проводил меня обратно в мрачный отсек. Я помню только, как тихо и одиноко было в казарме, пока я ждал, когда меня сморит сон.

На следующее утро мне велели явиться к первому лейтенанту Моррису, адъютанту 3-й ОРР. Он попросил меня написать статью, которую я должен буду прочитать во время панихиды, назначенной на 11:00. Я спросил его, возможно ли забрать Кивени из госпиталя, чтобы он мог присутствовать на панихиде. Он сказал мне, что когда он позвонил, чтобы узнать о состоянии Кивени, персонал 85-й эвакуационной службы сказал, что Кивени будет прикован к постели до тех пор, пока его не доставит в Японию санитарный самолет.

Когда я закончил писать слова, которые лучше всего выражали мои чувства, я вернул бумагу первому лейтенанту Моррису. Он прочитал то, что я написал, сказал, что это звучит хорошо и правильно, а затем сообщил мне, что на следующий день я покину роту. Меня отобрали для обучения в школу SCUBA, и на следующее утро я отправлюсь из Дананга на Филиппины вместе с младшим капралом Томпсоном и первым лейтенантом Синглтоном. Я спросил его, могу ли я переговорить с капитаном Хислером. Он проверил, что тот находится в своем кабинете, а затем предложил мне войти внутрь.

Мы с капитаном Хислером много раз беседовали в прошлом, и он всегда относился ко мне справедливо. Он знал, что я не буду просить о разговоре с ним, если не почувствую, что это важно. Я сказал ему, что, по моему мнению, Кивени должен присутствовать на панихиде. Разве он не был с Бишопом, Гарсией и Фурхманом, когда они погибли? Я знал, что капитан Хислер всегда ходил с майором Ли и первым сержантом навестить любого члена нашей роты, который был госпитализирован, и я спросил его, могу ли я быть с ним, когда он отправится проведать Кивени. Он знал, насколько это было важно. Затем он сказал, что я должен был получить выписку у стафф сержанта Уильмса, и мы выехали через несколько минут.

Когда мы начали выезжать с территории роты, первый лейтенант Монис подбежал к джипу и запрыгнул на заднее сиденье. Его кабинет находился рядом с кабинетом капитана, и я уверен, что он слышал мой разговор и мою просьбу забрать Кивени из госпиталя. Другое дело, одобрит ли персонал госпиталя наше похищение Кивени на несколько часов.

По прибытии в 85-й эвакуационный госпиталь капитан Хислер уточнил в справочном бюро, где находится палата Кивени. Он вошел в палату и обнаружил, что у "Старины" в руках две капельницы, но он был бодр и спокоен и был очень рад видеть нас, стоящих у его кровати. Я объяснил ему, что мы собираемся делать, и спросил, чувствует ли он себя достаточно сильным, чтобы ходить, после чего его глаза расширились в неверии. "Меня подстрелили всего двадцать четыре часа назад, а теперь вы хотите прокатить меня на джипе? Да, черт возьми, я поеду. Где джип?"

Капитан Хислер подогнал джип к двери, ближайшей к отделению реанимации, и пока персонал госпиталя не понял, что происходит, мы погрузили Кивени, в его синей пижаме и все еще подключенного к двум флаконам с капельницами, в заведенный джип.

Поминальная служба была назначена на 11:00, поэтому мы прибыли в маленькую часовню авиакрыла с запасом в пять минут. Весь личный состав 3-й отдельной разведывательной роты, за исключением трех разведывательных групп, которые все еще находились в долине Ашау, сидел в часовне. Перед алтарем стояли шесть винтовок М-16. К каждой винтовке был примкнут штык, и каждая винтовка стволом вниз, была воткнута штыком в мешок с песком. Панама (кустарниковый чехол) каждого убитого морпеха-разведчика закрывали приклад М-16.

Поминальная служба длилась недолго, но каждому погибшему морскому пехотинцу один из его товарищей по группе посвятил эвлогию[10]. Когда настала моя очередь встать, Сильва держал в руках два флакона с капельницей, пока они капали в руки Кивени. Я говорил за капрала Бишопа. Я до сих пор точно помню, что я сказал.

"Тед Бишоп был лучшим командиром в нашем взводе. Он заботился о каждом из нас в своей группе и всегда был другом для каждого из нас. Тед Бишоп был добрым человеком, и он верил в Бога. Он покинул нас слишком рано. Он отправился туда, где, как мы знаем, намного лучше, чем там, где мы были в последнее время. Нам всем будет не хватать его, но каждый из нас стал лучше и сильнее от того, что знал его. Он хорошо нас учил, и за это мы всегда будем ему благодарны. Прощай, Тед, и спасибо".

После окончания службы мы посадили Кивени обратно в джип и отвезли его в отсек взвода. Он хотел забрать личное снаряжение, которое оставил в рундуке для обуви. Пока мы стояли внутри отсека, он разговаривал с Сильвой и Ником Мюрреем, зная, что, скорее всего, больше никогда не увидит ни одного из них. В конце дня он должен был вылететь в военно-морской госпиталь в Йокосуке, Япония. Я передал ему сломанную обойму от его 45-го калибра и надеялся, что он сможет носить ее с собой как напоминание о плохом дне в долине Ашау. Других разговоров о случившемся было не слишком много. Капрал Сноуден, младший капрал Дрейпер и стафф сержант Уильямс пожелали ему всего хорошего, когда он забрался обратно в джип и вернулся к своей кровати в палате 85-го эвакуационного госпиталя.

В кубрике отделения было тихо, когда я вернулся, оставив Кивени в госпитале. Стафф сержант Уильямс вместе с Сильвой и Мюрреем занимался инвентаризацией личного снаряжения, принадлежавшего Гарсии, Бишопу и Фурхману. Я спросил, могу ли я помочь. Никому из нас не было легко разбирать и упаковывать их вещи, не отвлекаясь на воспоминания. Каждый из нас по отдельности пытался принять то, что произошло; это было не то, чем можно было поделиться.

На следующий день я покинул Вьетнам, чтобы пройти трехнедельный курс обучения в школе аквалангистов ВМС на Филиппинах. Мне сказали, что три недели на Филиппинах помогут мне отвлечься от случившегося. Но это не помогло.

[1] Перевод Д. Манина

[2] * Сражения при Ипре и Нев‑Шапель. (прим перевод. Стихотворения Д. Манина)

[3] В оригинале prescuba school - «pre-SCUBA», (отрабатываемые навыки и упражнения до начала использования акваланга), «до-акваланговая» подготовка, подготовка к дайвингу.

Да́йвинг (англ. diving от англ. to dive — нырять) — обозначает просто «ныряние» и используется для описания подводного плавания со специальным снаряжением (англ. scuba diving) или без него (англ. free diving), водолазного дела (англ. hookah diving) и — без прилагательных — просто прыжков в воду.

Аквала́нг (от лат. aqua, вода + англ. lung, лёгкое = Aqua-lung, «Водяное лёгкое») само слово настолько вошло в обиход как торговая марка, но в некоторых странах стало нарицательным названием лёгкого водолазного снаряжения. В частности это произошло в большинстве русскоязычных постсоветских государств. Все остальные страны используют для обозначения дайверского снаряжения слово "скуба. (англ. SCUBA, Self-contained underwater breathing apparatus - автономный аппарат для дыхания под водой) — лёгкое водолазное снаряжение, позволяющее погружаться на глубины до трёхсот метров.

[4] Нарушили закон разведки. Нельзя фотографироваться перед выходом на задачу.

[5] Круговую оборону

[6] Головном дозоре

[7] Kit Carson Scou t- Скауты Кит Карсон, (также известные как Тигровые разведчики или Лак Ланг 66 ) Принадлежали к специальной программе, первоначально созданной Корпусом морской пехоты США во время войны во Вьетнаме, предусматривающей использование бывших военнослужащих Вьетконга и Народной армии Вьетнама в качестве разведчиков для американских пехотных подразделений. Комбатанты VC и PAVN, которые дезертировали и примкнули к правительству Южного Вьетнама, были известны как Чиу Хи или Хи Чан Вьен, последний термин в вольном переводе означает "члены, которые вернулись на сторону праведности". Лишь очень небольшое число этих Чиу хи были отобраны, обучены и направлены в морскую пехоту США, а затем и в другие американские и союзнические пехотные подразделения в период с 1966 по 1972 год.

[8] SNCO barracks

[9] Old Granddad - "Старый дедушка" - это марка бурбонского виски, производимого на заводе Jim Beam в Клермонте, штат Кентукки. ... "Старый дедушка" остается одним из десяти самых продаваемых неразбавленных сортов виски в США

[10] Евлогия - (греч., эт. см. пред. сл.). 1) разумность в речах и действиях. 2) таинство евханиезии.