ДНЕВНИК РАЗВЕДЧИКА, 1970 ГОД Майор Брюс Х. Нортон, КМП США (в отставке) 4
3.ОКИНАВА
ПОСЛЕ ТОГО КАК наш транспортный самолет C-141 Старлифтер[1] приземлился на авиабазе Кадена, он вырулил на стоянку в районе, расположенном недалеко от главного административного центра обработки данных, что позволило легко найти транспорт, который доставил бы меня в штаб 3-й Дивизии морской пехоты в лагере Хансен. Там я найду кабинет дивизионного начмеда и буду ждать, пока мне выдадут новый приказ, который вернет меня на службу в 3-ю разведывательную роту во Вьетнаме.
Поездка на автобусе по восточной стороне острова до лагеря Хансен заняла менее часа, и когда наш автобус проехал через главные ворота КПП лагеря, стало ясно, что война во Вьетнаме продолжается, поскольку безостановочная работа по оформлению вновь прибывших морских пехотинцев и санитаров продолжалась. Можно было видеть небольшие группы морских пехотинцев, снующих по лагерю туда-сюда. На оформление по-прежнему требовалось три-четыре дня. Жизнь в этом перевалочном лагере состояла из четырех различных видов деятельности: оформление, распределение по рабочим группам, прием пищи и сон. Ни одно из этих четырех мероприятий не было особенно приятным, и единственным положительным моментом было то, что они помогали скоротать долгие часы ожидания.
По прибытию в отдел начальника медицинской службы дивизии, я положил свои приказы и медицинские документы на столешницу и стал ждать, пока один из штабных писарей поможет мне зарегистрироваться. Ко мне подошел санитар госпиталя ВМС, который был одним из нескольких санитаров, служивший в административном отделе. Он прочитал мои приказы и медицинскую карту, поднял глаза и улыбнулся.
- Привет. Похоже, ты возвращаешься во Вьетнам после короткого отпуска на Филиппинах. Должно быть, эти прыжки с парашютом - та еще морока. Не думаю, что мне когда-нибудь захочется выполнять такие задания!
- Ну, это был не совсем отпуск. Если бы ты посмотрели на последнюю часть медицинской карты, то увидели бы, что единственным отдыхом для меня была неделя в неврологическом отделении госпиталя на авиабазе Кларк. Я едва избежал сверления черепа в ВВС.
- Я считаю, что любому, кто настолько сумасшедший, чтобы выпрыгнуть из совершенно исправного самолета, нужно обследовать голову.
С раздражением от того, что мне приходится смотреть и слушать этого болтливого клоуна, я спросил:
- Как ты думаешь, сколько я здесь пробуду, прежде чем смогу вернуться в свою часть во Вьетнаме?
- Ты всего лишь один из миллиона, ожидающих свободного места. К чему такая спешка? Война может закончиться к тому времени, когда ты получишь место, и я уверен, что ты не захочешь быть последним доком, погибшим вместе с морпехами, не так ли?
- Слушай, почему бы тебе просто не начать оформлять мои документы, внести меня в полетный лист и направить к кому-нибудь, кто сможет ответить на несколько простых вопросов? Ты можете это сделать?
Мои комментарии привлекли внимание одного из санитаров 1-го класса, который сидел за зеленым металлическим столом. Он подошел к стойке и встал рядом с писарем. Над левым нагрудным карманом у него были золотые крылья продвинутого парашютиста.
- Извините за него. Его поведение раздражает людей. Что я могу для тебя сделать?
- Меня зовут Нортон, и я только что прибыл с Филиппин. Я там проходил обучение в школе лёгких водолазов и парашютную подготовку в Куби-Пойнт в составе ВМС. Из-за моего крайнего прыжка я неделю пролежал в госпитале в Кларке. Я хочу знать, как скоро я смогу попасть на борт, который доставит меня в Дананг, чтобы я мог вернуться в свою роту?
- Ну, в одном писарь был прав. Там много людей, ожидающих вылета. Я думаю, что смогу оказать тебе услугу, пока ты ждешь свой борт. Сегодня утром шеф сказал мне, что мы получили запрос на медицинское обеспечение армейской парашютной школы в Кэмп Цукеран (Camp Zukeran). Не хочешь ли ты помочь мне там, или ты решили не продолжать карьеру прыгуна с самолетов? Им нужна квалифицированная медицинская помощь в районе зоны высадки (DZ). Ты окажешь нам услугу и проведешь три или четыре дня с армией, вместо того чтобы сидеть здесь на заднице.
- Я согласен, и я ценю, что ты попросил меня о помощи. Ничего, если я буду заглядывать сюда в конце каждого дня, чтобы узнать, нет ли новостей о моем рейсе?
- Да, конечно. Возможно, я смогу все устроить так, что мы даже сможем совершить несколько прыжков, пока будем на Цукеране. Я прослежу, чтобы тебя не убили здесь, прежде чем ты вернешься во Вьетнам. Это было бы слишком иронично для шефа. А пока я займусь получением твоих приказов и датой вылета. Казарму пункта временного размещения для наших санитаров находится за этой дверью и двумя зданиями ниже по левой стороне улицы. Только там еще размещены четверо доков, которые ждут отправки в страну. Один ждет возвращения в Штаты. Будь здесь завтра в 06:00, чтобы тебя отвезли в лагерь Цукеран, Нортон, и удачи.
Пункт временного размещения находился в той же казарме, в которой я жил девять месяцев назад, и ничего в нем не изменилось. На каждого жильца приходилась одна двухъярусная кровать с металлическим каркасом, один стенной шкафчик и общий клозет. Я бросил свой морской баул рядом с одной из нижних коек и как раз занимался разбором своего снаряжения, когда услышал знакомый голос.
- Ну, ни фига себе, смотрите, кто здесь, на Окинаве!
Я поднял голову и увидел круглое улыбающееся лицо HM3 Майка Барри. Барри служил со мной санитаром в военно-морском госпитале в Ньюпорте, а теперь он возвращался домой после заграничного турне. Он был первым человеком из дома, которого я встретил почти за девять месяцев. Зная отличное чувство юмора Майка, я сразу подумал, что жизнь в казарме временного состава будет не такой уж скучной. Потом я узнал, что на следующий день он уезжает с Окинавы. Но у нас еще было достаточно времени, чтобы пойти в клуб для военнослужащих и освежить старые воспоминания о хороших временах, которые мы провели в госпитале и в увольнении. Мы провели вечер, обмениваясь слухами, рассказывая военные истории и попивая пиво, пока не закрыли клуб. На следующее утро я встал достаточно рано, чтобы попрощаться с тяжело похмельным Майком Барри, и был готов встретить автофургон, который повез меня и рядового 1-го класса Блисса вниз по побережью в Кэмп Цукеран и в армейскую парашютную школу.
Воздушно-десантная школа армии США в Кэмп Цукеран была местом постоянного движения. Солдаты передвигались с места на место, машины постоянно двигались по территории лагеря, а когда мы приехали, курсанты-парашютисты занимались на учебных вышках[2]. В лагере царила музыкальная атмосфера. Перемещение курсантов парашютистов-десантников с одного учебного места на другое, всегда осуществлялось бегом трусцой. Их прыжковые ботинки выбивали устойчивый ритм, который сопровождался только звучными голосами, распевающими по ходу движения различными беговыми речёвками. Речёвка, которую не мог не выучить ни один курсант парашютист-десантник, начинались так:
Airborne daddy gonna take a little trip.
Stand up, hook up, shuffle to the door,
Jump right out and count to four.
If my ‘chute don’t blossom wide,
I’ve got another one by my side.
If that ‘chute don’t blossom round,
I’ll be the first one on the ground.
Just box me up and send me home.
Pin those wings upon my chest,
And tell my mom I did my best.
Папаша - десантник отправляется в небольшое турне.
Встань, пристегнись, шаркай к двери,
Прыгай, считай: "501", "502", "503"
Если этот парашют не наполнится вширь,
Финиширую первым ух, зашибись!
Приколи эти крылья мне на грудь
И скажи моей маме, что я не трус.
Существовало много вариаций на эту тему, но это была основная песня, которая несла людей в классы, в строй, на занятия по физподготовке и в самолеты. Это была мотивационная песня, которая объединяла курсантские роты на общее дело, и она работала.
Я последовал за Блиссом в кабинет одного из старших медицинских представителей армии в школе, мастер-сержанта по фамилии Молески, который также был мастером-парашютистом. После того как он и Блисс обменялись приветствиями, мастер-сержант пригласил нас присесть и предложил чашку черного кофе.
Блисс объяснил, что мы будем готовы к нескольким дням дополнительного дежурства в Кэмп Цукеран, а затем рассказал мастер-сержанту, как я прибыл в лагерь Хансен с Филиппин и поведал историю моей госпитализации через парашютные прыжки.
Мастер-сержант сказал, что у него есть сиюминутное лекарство для всех, чья уверенность пошатнулась после неудачного прыжка, и, ни секунды не раздумывая, он снял трубку телефона, набрал номер и сказал человеку на другом конце линии добавить еще одно имя в дневной список прыжков, а затем произнес мою фамилию.
- Док, у тебя есть какие-нибудь проблемы с этим? Я поговорил с начальником оперативного отдела, и мы с ним старые друзья. Ты можешь прыгнуть с одной из групп курсантов сегодня днем.
- Нет, сэр, у меня нет никаких проблем с этим. С какого типа самолета мы будем прыгать?
- Сегодня днем запланирован прыжок с C-130, и если ты еще не прыгал с него, то тебя ждут приятные впечатления. Я расскажу тебе обо всем этом, пока мы едем на DZ. Убираемся отсюда к черту. Первая палка будет на земле менее чем через час, и мы должны быть там.
Когда мы покинули Кэмп Цукеран и поехали в сторону зоны выброски (DZ), мастер-сержант армии начал рассказывать о своем опыте и соображения о парашютных прыжках.
- С тех пор как я впервые пришел в армию в 1948 году, произошло чертовски много изменений. Я был прямоногим[3] пехотинцем и хотел чего-то более захватывающего, чем рытье окопов и изнашивание кожаных подошв своих ботинок на посту, поэтому я пошел добровольцем. Я был родом из бедного польского района недалеко от Питтсбурга, и мне хотелось стать частью чего-то особенного. Быть десантником было как раз то, что нужно. Тогда это было действительно нечто особенное. Такие люди, как Гэвин и Риджуэй[4], вошли в мировую историю, будучи десантниками в Европе.
Процесс отбора тогда тоже был совсем другим. Никто моложе восемнадцати лет не допускался в десантники, и никто старше тридцати двух лет тоже не мог вступить. Никто не мог носить очки, минимальным требованием было зрение 20/40[5]. Если вы весили более 185 фунтов (83,9146 кг.), вас отправляли обратно к командованию. Правила строго соблюдались. Им было все равно, был ли ты ребенком Элеоноры Рузвельт[6], но если ты входил в дверь с весом 186 фунтов (84,3682 кг), тебе велят «гадить кирпичами»[7].
Мы очень внимательно относились к несчастным случаям и травмам. Уровень травматизма имел прямую связь с кошельком. Если травм было мало, деньги на обучение выделялись. Но если кто-то получал серьезные травмы или погибал во время прыжка, происходила быстрая смена командования и проводилось множество расследований.
- Тренировки стали намного лучше», - продолжает Молески. Мы все еще используем 34-футовую (10,3632 м) тросовую горку (вышку)[8] в начале обучения наших парашютистов «вишенка»[9], а затем переводим их на 250-футовую (76,2 м.) парашютную вышку[10] для четырех контролируемых спусков. Это настоящая проверка. После этого мы считаем, что они готовы к прыжкам, и направляем их к взлетной полосе в Кадене для пяти прыжков». Времена DC-3[11] и C-47[12] прошли. C-l17[13] был моей любимой птицей для прыжков, когда я служил в Форт-Беннинге, но теперь CH-46, C-130 Геркулес (Hercules) и C-141 - это все, что мы используем здесь, за исключением некоторых прыжков с вертолетов C-47 Чинук (Chinook) и иногда на «Хьюи» (Huey hotdog)[14] для «шоу собак и пони» спецназа.[15]
Нас учили, что прыжки - это лишь малая часть игры. Настоящее дело начиналось, как только мы оказывались на земле. Сегодня это ничем не отличается. Конечно, самолеты сильно изменились. Господи, мы даже совершаем прыжки с самолетов C-141 Старлифтер на скорости 160 узлов (296,32 км/ч.). Но это просто позволяет нам быстрее добираться до места. Но я не могу отрицать, что по-прежнему испытываю волнение каждый раз, когда надеваю комплект. Это всегда незабываемо.
Блисс и я провели то утро, стоя рядом с одним из великих легенд армии. Он был настоящим верующим, и он продолжал свой рассказ об истории десантных войск, пока мы наблюдали за тем, как борт за бортом курсантов десантников приземляются в точке приземления или рядом с ней.
Вокруг площадки приземления инструкторы ВДС, которых называли «черными шляпами» из-за их черных, как у инструктора по строевой, бейсболок, выкрикивали инструкции спускающимся парашютистам через работающие от батареек рупоры. Площадка приземления находилась на западной стороне острова и представляла собой часть старой взлетно-посадочной полосы, все еще находящейся на территории авиабазы. Мощные рупоры могли сделать голоса инструкторов слышнее шума пролетающих самолетов.
- Вы там! Повернись по ветру! Повернись налево! Согните колени - теперь поворачивайте, поворачивайте! Правильно! Смотрите, куда вы направляетесь. Ты там! Не смотри вниз, на меня. Против ветра, а не с ним!
После завершения прыжков мы последовали за ротой курсантов обратно в Кэмп Цукеран и слушали, как отдавались приказы курсантам. Им велели занять места на трамплинах в 13:30 на дневную предпрыжковую тренировку, а затем отправили обедать. После инструктажа они должны были достать свое снаряжение и быть готовыми к транспортировке, которая доставит их в Кадену. На этот раз мне предстояло не ехать с ними, а прыгать!
- Так, прекратите болтовню и слушайте внимательно. Это будет ваш четвертый прыжок. Сегодня утром прыжки прошли хорошо, за исключением нескольких человек, которые хотели попрактиковаться в приземлении стоя. Повторяю еще раз, джентльмены, мы не занимаемся приземлением стоя. Все ясно?
Сто голосов ответили в унисон:
- Теперь давайте перейдем к делу, к сегодняшнему инструктажу перед совершением прыжка днём.
Информация, стандартная для прыжка с парашютом совершаемого днём, была выписана в виде абзацев на информационной доске. Дата, время выполнения, название зоны выброски, описание площадки приземления, погодные условия на ближайшие двадцать четыре часа, радиочастоты, направление ветра, высота и тип самолета давали всем курсантам-парашютистам информацию, которая им была необходима. На самом деле, как правило, информации было больше, чем требовалось. Цель инструктажа заключалась в том, чтобы убедиться, что все материально-технические требования выполнены и ничего не забыто.
Рота курсантов парашютистов, с которой я сейчас сидел, прошла через физическую подготовку, известную как «наземная неделя», и была тщательно обучена основам выхода из самолета и правилам безопасного приземления. Вторая неделя тренировок, известная как «неделя вышки», подготовила их к приводнению, приземлению на деревья и действиям при попадании в электрические провода. Все, что оставалось на третьей неделе обучения, получившей соответствующее название «неделя прыжков», - это выполнить четвертый и пятый прыжки и окончить школу парашютистов.
- В последней части этого краткого курса мы рассмотрим действия десантника-парашютиста в особых случаях при зависании парашютиста за самолётом. Если парашютист, пытаясь покинуть самолет, зацепился вытяжным фалом за самолёт, то считается, что он буксируемый десантник. Он подаёт сигнал выпускающему, что находится в сознании, положив обе руки на шлем. Затем инструктор сообщит об этом пилоту, который попытается набрать высоту. Инструктор попытается обрезать вытяжную верёвку (фал), чтобы буксируемый десантник отделился от самолета. Освободившись, десантник немедленно введёт в действие свой запасной парашют и приземлится соответствующим образом. Если буксируемый десантник находится без сознания, он не сможет подать сигнал выпускающему. Инструктор сообщит об этом пилоту, и после набора высоты инструктор может решить добраться до десантника без сознания, опустившись вниз по фалу, чтобы освободить десантника, или попытаться вернуть десантника без сознания обратно в самолет. Последним вариантом действий является приземление с буксируемым десантником. В случае использования варианта приземления, взлетно-посадочная полоса будет запенена для защиты потерявшего сознание парашютиста. Есть вопросы?
После прослушивания такого необычного инструктажа, посвященного действиям десантника-парашютиста в особых случаях, должны были возникнуть интересные вопросы. А учитывая характер большинства этих людей, черный юмор был в порядке вещей.
- Сэр, как вы думаете, у буксируемого десантника есть все шансы выжить после приземления на бетонную взлетно-посадочную полосу на скорости 130 миль в час (209,17 км/ч.), или вы думаете, что он сначала задохнется от проглатывания пены до смерти, прежде чем его соскребут с взлётки?
- Сэр, что произойдет с буксируемым десантником без сознания, если инструктор не дотянулся до него и фал оторвётся от самолета?
- Сэр, должен ли буксируемый десантник ждать, пока самолет наберет высоту, прежде чем подать сигнал инструктору, что он в порядке?
Эта словесная пурга из вопросов оказались выше сил инструктора, проводившего инструктаж.
- Послушайте, умники, ничего подобного не происходило, пока я здесь, и я не ожидаю, что это случится сейчас. Капитан приказал довести меры безопасности, и именно это я и делаю. Если вы окажетесь в роли этого парашютиста, вы либо выживете, либо умрете. Если вы выживете, вы сможете рассказать мне о своем новом опыте. Если вы умрете, то, очевидно, вы не обратили внимания на мой инструктаж по технике безопасности. А теперь оторвите свои задницы и садитесь в грузовики. На этом сегодняшний инструктаж закончен.
Док Блисс и мастер-сержант Молески встретили меня, чтобы попрощаться рядом с одним из грузовиков. Они сказали, что в следующий раз они увидят меня в зоне выброски. Через час я был облачен в новый парашют и шлем и ожидал посадки в самолет Lockheed C-130. Я был в третьей из четырех палок парашютистов, которые поднялись на борт самолета, и через несколько минут двигатели взревели, и мы вырулили на взлетную полосу. Высота нашего прыжка была установлена на 1300 футов (396,24 м.), гораздо ближе к Матери-Земле, чем было на Филиппинах. Нашему C-130 не потребовалось много времени, чтобы оказаться на месте. Когда задняя боковая дверь открылась, обнажив землю внизу, выпускающий, инструктор по прыжкам начал свой ритуал, отдавая короткие команды.
- Приготовиться! - были первые слова, наполнившие самолет.
- Встать и пристегнуть карабины! - привела всю корабельную группу (четыре «палки» потока) в положение стоя, пристегнулись карабинами к тросу принудительного раскрытия парашютов, который соединит вытяжной фал каждого человека с самолетом. Пока каждый, в последнюю минуту, проводил подгонку и проверку снаряжения и оборудования, по всему самолету прозвучали роковая команда: - Встать в дверь!
Момент, которого я так ждал, настал. Мне было удобно находиться в третьем потоке, так как это позволяло мне наблюдать за тем, как первые два потока покидают C-130. Это будет не просто выход через заднюю дверь CH-53. Последний десантник в каждом потоке был обучен толкать своих людей вперед. Не было времени на колебания или раздумья. Поток должен был выходить почти как единое целое, чтобы все приземлились в одной зоне и в одно и то же время.
Команда «Вперед» приводила людей в движение. Первый поток десантников пронёсся мимо меня к двери выхода. Второй поток начал следовать за ним, но их движение было внезапно остановлено, когда один из курсантов замешкался у двери.
Техника, используемая для выхода из C-130, требует, чтобы десантник положил руки на внешнюю сторону двери и энергично оттолкнулся от порога двери перпендикулярно оси самолёта, сохраняя положение вниз ногами. Если при выходе наполовину высунуться из дверей, то ударная волна встречного потока воздуха может развернуть робкого парашютиста и ударить его лицом о борт самолета. Необычный звук, когда кого-то припечатывает к обшивке самолета, мгновенно вызвал недоумение в самолете.
Как только замешкавшийся новичок-парашютист исчез, послышался громкий хохот тех, кто остался. Мой поток начал подхватывать импульс движения, и мы начали шаркать в сторону двери. Вид людей, выходящих за борт под рев двигателей, вызвал прилив адреналина, и через несколько секунд я уже держался за внешнюю обшивку C-130, пытаясь выпрыгнуть за человеком передо мной. Все мое внимание было приковано к нему, и это не давало мне вернуться к моему последнему эпизоду прыжка с парашютом. Как только этот момент пройдет, я освобожусь от воспоминаний о прошлых событиях.
Я не помню, как считал вслух до счета 1004, когда мне нужно будет схватиться за D-образное кольцо моего запасного парашюта. Знакомый хлопок раскрывающегося парашюта и внезапный удар ножных обхватов подвесной системы, сразу дали мне понять, что у меня над головой раскрытый купол. Небо было моим, и я мог наслаждаться спуском на площадку приземления.
Я резко развернулся вправо, пытаясь сориентироваться на точку приземления. Вокруг меня в небе были десятки парашютов, и все мы слышали голоса, доносившиеся через рупоры на земле. Выход на высоте 1300 футов (396,24 м.) не давал нам много времени для зависания в воздухе, и время быстро пролетало, чтобы принять правильную позицию для приземления. Площадка приземления была плоской, а земля мягкой, но я хотел быть уверенным, что не повторю свой прошлый опыт. У меня оставалось достаточно времени, чтобы развернуться по ветру, «дожать» стропы и подготовиться к легкому приземлению. Как только я почувствовал, что нахожусь в 20 футах (6,1 м.) от земли, я отпустил клеванты и выполнил хороший PLF. Не было никакого жёсткого удара о землю, и я остался в стоячем положении, глядя на Дока Блисса и мастер-сержанта Молджески.
- Не так уж плохо для парашютиста «вишенки». Какие-нибудь проблемы с этим прыжком? - спросил Молески.
- Нет, сэр, все прошло нормально. Один парень застрял в дверях на пару секунд и поцеловал борт самолета[16] при выходе, но в остальном никаких проблем не было. Можно многое сказать об армейском методе выхода людей из самолета так быстро, как это делают эти парни. Он сильно отличается от того, который я использовал на Филиппинах».
Уложив свой парашют в сумку для переноски, мы пошли обратно к точке сбора на площадке приземления.
Для меня это был незабываемый момент огромного облегчения. Зная, что я только что совершил свой пятый прыжок, я с нетерпением ждал получения «золотых крыльев»[17] после возвращения в 3-ю разведывательную роту. Мне нужно было совершить еще пять прыжков, чтобы считаться «продвинутым» парашютистом. Морпехи разведчики, прошедшие квалификацию парашютиста, не считали тех, кто носил армейские «ведущие крылья», равными себе. На самом деле, тех морпехов, которые были назначены в разведывательное подразделение и не имели квалификации парашютиста, с пренебрежением называли просто "прямоногие"[18].
Док Блисс и мастер-сержант Молески указали мне путь к восстановлению утраченной уверенности. Они сказали, что каждый из них тоже пережил подобный момент, когда страх перед неизвестностью взял верх, но вернуть утраченную уверенность легко, если только есть желание. Через два дня мне удалось принять участие в еще одном незабываемом прыжке на острове Окинава.
В Кадене базировалось подразделение ВВС с несколькими эскадрильями транспортных самолетов C-141 Старлифтер, и периодически они использовались для проведения парашютных операций с армией. Крайний прыжок для роты курсантов, с которой я был накануне, был запланирован на ночь. Ночной прыжок считался самым сложным из пяти обязательных прыжков из-за очевидных визуальных ограничений и ощущений от прыжка. Различные звуки двигателей самолета, постоянный запах авиационного топлива, витающий в воздухе, и динамический удар при раскрытии парашюта ничем не отличаются от дневного прыжка. Но необычное ощущение выхода в черную пустоту тьмы создает дополнительное ощущение неизвестности. Первый ночной прыжок привлекает внимание в первую очередь.
Наш C-141 покинул взлетно-посадочную полосу в Кадене вскоре после 22:00 в лунную ночь нашего прыжка. Я был в последней из четырех палок (потоков) из десяти парашютистов на борту, и между нами было очень мало разговоров. Когда прозвучала команда «приготовиться», все внутри самолета стали действовали на автомате. Тусклое, красное освещение огромного грузового отсека сделало эффект еще более волнительным, когда громкий ноющие звуки гидравлических моторов оповестили нас об открытии грузовых дверей. Этот звук быстро сменился визжащим тоном реактивных двигателей самолета, и ощущение теплого, влажного, наружного воздуха заполнило салон самолета. Команда "встать и пристегнуться" привела нас в движение, а за ней быстро последовала долгожданная команда "пошёл".
За бортовым реактивным двигателем был установлен щит, чтобы защитить нас от мощной струи реактивного двигателя, но это действительно мало помогало, когда скорость полета во время выхода была близка к 160 милям в час (257,495 км/ч.)! Раскрытие парашюта в полной темноте кажется вечностью.
Во время выхода из самолета C-141 у меня не возникло никаких проблем. Наша палка (поток) не задержалась, продвижение к двери прошло гладко. Разница была в том, что происходило за пределами самолета. Пытаться представить, где я нахожусь по отношению к площадке приземления, было трудно. Я знал, что у меня купол в норме. Я чувствовал его, когда я разворачивался, чтобы осмотреться окрестности на 360-градусов, у меня не было никаких проблем. Ночное небо было наполнено голосами других парашютистов-десантников, которые переговаривались друг с другом, пытаясь понять, как высоко они находятся. Из инструктажа мы знали, что высота нашего прыжка составляет 1800 футов (548,64 м.), и было легко определить время спуска на землю. Просто сам факт темноты для ориентирования, делал прыжок таким страшным. Никто не хотел быть застигнутым врасплох, внезапным приземлением. К счастью, благодаря тому, что я и мои товарищи по прыжку находились в четвертом потоке, у нас было достаточно времени, чтобы услышать ворчание и стоны тех, кто находился под нами, когда они встречались с поверхностью площадки приземления. Это был лучший способ определить, как скоро мы окажемся среди них. Недалеко площадки приземления находилась собачья конура, и дополнительные звуки лая собак подсказали нам их местоположение и место, которого следует избегать.
Как только мы оказались на земле, прошло всего несколько минут, прежде чем мы нашли всех членов "потока". Никто из курсантов не пострадал. То, что раньше считалось сложной ситуацией, теперь стало приятным воспоминанием, и я чувствовал уверенность в том, что смогу стоять в проёме дверей без дрожи в коленях.
Проведя эти четыре дня на Окинаве, меня, наконец, определили на рейс, который доставил меня обратно во Вьетнам. Я поблагодарил дока Блисса и мастер-сержанта Молески за всю их помощь и руководство, благодаря которым я смог совершить эти два прыжка. Это имело огромное значение.
Неся только наполовину заполненный вещевой баул, я снова стоял в длинной очереди на посадку в реактивный лайнер компании American Airlines, который вез более ста морских пехотинцев и санитаров во Вьетнам. Мысль о воссоединении с 3-й разведывательной ротой дала мне много поводов для размышлений, и, в отличие от тех людей, которые испытали полное одиночество в этом полете, мой разум впервые был полон предвкушения встречи с моими самыми близкими друзьями еще раз.
[1] "Старлифтер" (англ. Starlifter, общевойсковой индекс — C-141) — американский тяжелый, стратегический, военно-транспортный самолёт. Эксплуатировался ВВС США в 1965—2006 годах.
[2] В оригинале training towers. Парашютных вышках.
[3] Прямоногие, (leg – прямая нога) – прозвище среди десантников тех кто не совершал прыжков с парашютом. Простые военнослужащие.
[4] Джеймс Моурис Гейвин (англ. James Maurice "Jumpin' Jim" Gavin; 22 марта 1907, Бруклин, штат Нью-Йорк — 23 февраля 1990, Балтимор, штат Мэриленд) — американский военачальник, генерал-лейтенант армии США (1944), один из основных теоретиков и практиков применения воздушно-десантных войск США, командир 82-й воздушно-десантной дивизии во время Второй Мировой войны. Получил прозвища «прыгающий Джим» и «прыгающий генерал» за то, что в ходе войны совершил 4 боевых парашютных прыжка.
Мэтью Банкер Риджуэй (англ. Matthew Bunker Ridgway; 3 марта 1895 — 26 июля 1993) — генерал армии США. Занимал ряд высоких постов, самый известный из которых — командующий войск ООН во время Корейской войны.
[5] В англоязычных странах остроту зрения, как правило, определяют по таблице Снеллена и обычно обозначают простой дробью: в числителе стоит расстояние, с которого проводят исследование (обычно 20 футов, или 6 м), а в знаменателе — расстояние, с которого эмметропический глаз видит знак, правильно прочитанный исследуемым (20/20 — эквивалентно 1,0; 20/200 ~ 0,1. 20/40 ~ 0,5).
[6] А́ннаЭлеоно́ра (Э́ленор) Ру́звельт (англ. Anna Eleanor Roosevelt, МФА [ˈænəˈɛlənɔr ˈroʊzəˌvɛlt]; 11 октября 1884, Нью-Йорк — 7 ноября 1962, там же) — американская общественная деятельница, супруга президента США Франклина Делано Рузвельта. Другому президенту, Теодору Рузвельту, Элеонора приходилась племянницей
[7] Гадить кирпичами (англ. Shit bricks) — идиома, пришедшая из английского языка, обозначающая крайнюю степень испуга, что вызвала дефекацию («медвежью болезнь»). Фраза может быть также использована для описания крайней степени возмущения, направленной на любителя комфорта.
[8] Курсант, надев подвесную систему с макетом запасного парашюта Т-10М и грузовым контейнером, по ступенькам взбирается на верхнюю площадку тросовой горки. Здесь инструктор прикрепляет подвесную систему к несущей рабочей каретке. Курсант по команде инструктора «Пошел» спрыгивает с площадки, отделяется от «самолета», и спускается по тросу вниз, выполняя элементы прыжка: группируется для того, чтобы встретить рывок купола; заправляет главную лямку подвесной системы; снова группируется, чтобы встретить землю; а дальнейшее его скольжение по тросу останавливается специальным стопором и руками страхующих курсантов.
[9] Сherry - Десантники-парашютисты без опыта. Новичок.
[10] Парашютная вышка является комплексным снарядом, на котором курсанта знакомят с высотой и отрабатывают подготовку к приземлению и технику приземления. Курсанта с надетой подвесной системой и макетом запасного парашюта прицепляют к макету купола со стропами, поднимают на высоту, и затем он выполняет снижение
[11] Douglas DC-3 — американский ближнемагистральный транспортный самолёт с двумя поршневыми двигателями
[12] Douglas C-47 Skytrain — американский военно-транспортный самолёт, разработанный и производившийся компанией «Дуглас эйркрафт» на базе пассажирского DC-3
[13] Boeing C-17 Globemaster III — американский военно-транспортный самолёт
[14] Специализированный вертолет UH-1C, известных как "Huey Hog" имеющий в передней части управляемую турель с 40-мм автоматическим гранатометом.
[15] "Шоу собак и пони" - это разговорный термин, который стал обозначать широко разрекламированное, часто чрезмерно инсценированное представление, презентацию или мероприятие, призванное повлиять или убедить общественное мнение в политических или, реже, коммерческих целях. Обычно этот термин используется в уничижительном смысле, чтобы обозначить презрение, шутливое непонимание или недоверие к представляемому сообщению или усилиям, предпринятым для его представления. Показательные выступления, показуха
[16] "Пересчитал заклёпки борта" - армейский юмор
[17] Знак отличия парашютиста, также известный как «свинцовые сани» или "свинцовые крылья", вручается личному составу после успешного завершения базового курса обучения в воздушно-десантной школе сухопутных войск и пяти прыжкам с принудительным раскрытием парашюта. Серебряный базовый знак отличия парашютиста выдается за завершение базовой подготовки парашютиста, пяти квалификационных прыжков. Золотые знаки отличия парашютистов ВМФ и Корпуса морской пехоты (впервые разрешены для морской пехоты в 1963 году и парашютистов ВМС в 1941 году) выдаются после пяти дополнительных квалификационных прыжков. Окончание школы парашютистов ВМС США больше не является обязательным для получения знака.
[19] "Мабута"