Глава 5. БИНГО КРАСНЫЙ ОДИН.

Воспринимайте своих солдат как своих детей, и они пойдут за вами в самые глубокие долины. Смотри на них как на своих любимых сыновей, и они будут рядом с тобой даже до смерти!

-СУН ЦЗУ

После целого дня встреч мы оделись в нашу лучшую форму и присоединились к афганцам на традиционный пир, который мы устраиваем в честь замены команды. Это показывало нашу признательность и помогало установить столь необходимое взаимопонимание, которое так важно в бою. Из хижины цвета бисквита лился теплый свет, а снаружи стояли афганские солдаты. Когда мы вошли в дверь, на нас обрушились запахи жареной и приготовленной на гриле козлятины, тушеного кабачка, моркови, острого перца и тонны риса. Тарелки с лепешками, свежим луком, огурцами и помидорами заполонили весь стол.

В комнату набилось более двухсот афганских солдат. Грязные, неулыбчивые, с плохими зубами и в специальной униформе, все они выпрямились, когда мы вошли. Подполковник Шинша вышел вперед, отдал мне идеальное приветствие, а затем повернулся лицом к своим людям. Он открыл торжество короткой рычащей речью, представив мою группу как почетных гостей и похвалив нас за помощь в освобождении их страны от талибов. Благодарность освобожденного народа умиляет, и я подумал о том, каково было тем солдатам во время Второй мировой войны, которые освобождали Европу.

После речи афганцы не теряли времени на общение с нами. Старые и новые лица проходили передо мной, пожимая мне руку, обнимая меня, произнося приветствия на пушту короткими фразами и призывая нас сесть и покушать. В другом конце комнаты я увидел знакомое, покрытое шрамами лицо Али Хусейна, лейтенанта афганской армии. Когда я видел его в последний раз, его грузили в санитарный вертолет. Я поспешил к нему. Он протянул руку, чтобы пожать мне ее, и я увидел, что его глаза затуманились.

Он выглядел расстроенным и сердито отстранил других солдат, стоявших вокруг нас. Внезапно я подумал, не ждет ли меня порка. В прошлом году я был довольно строг к нему.

Когда мы впервые встретились во время моей крайней командировки, его люди открыто насмехались над ним. Он был невысоким и худощавым, и было известно, что его племенные связи с хазарейцами и сердечное "пожертвование" обеспечили ему службу в армии. Во время патрулирования он выглядел испуганным и неуверенным. Дикие существа, такие как солдаты и собаки, могут учуять страх, и его афганские солдаты не испытывали к нему доверия.

После нескольких заданий я больше не мог этого выносить. Вести людей в бой - занятие не для слабаков, и я хотел, чтобы он понимал всю серьезность своего положения. По ночам он приходил ко мне в комнату, и мы разбирали главы из руководства для рейнджеров. Мы изучали, как вести патрулирование, устраивать засады и очищать помещения от вражеских бойцов. Я ругал его за каждую ошибку и просчет. Через несколько месяцев он уверенно отправился со своими людьми в длительное патрулирование в долину Горак вместе с моей группой SF.

Это был конец 2005 года.

Мы выезжали из района, где только что провели операцию. Мой грузовик шел впереди, мы осторожно двигались по вади, сухому руслу ручья, недалеко от границы долины реки Гильменд. Противотанковая мина была хорошо спрятана среди гладких серых камней ручья, и мы проехали мимо нее на несколько дюймов. Через секунду в нее врезался грузовик Али. Я высунулся из машины в поисках мин, когда взрыв сорвал мою гарнитуру и разнес переднюю половину его грузовика Ranger. Осколки убили нескольких его людей и раскроили лицо Али до черепа. Мы эвакуировали его, и я решил, что он уйдет в отставку после того, как заживут его раны.

Но он не ушел. Когда группа Шефа была окружена в Панджвайи, Али отказался оставить Фюрста, раненого ефрейтора. Он отбил несколько атак талибов. Когда они пытались подкупить его, чтобы он выдал американца, он обменивался с ними оскорблениями. Если Али был тем воином, которым, по словам Шефа, он стал, то я хотел видеть его своим союзником. Стоя там, на пиру, я ждал, не собирается ли он сначала дать мне попробовать мое собственное лекарство. После того как он разогнал ближайших солдат, он повернулся ко мне и сказал на акцентированном английском: "Ты мой капитан, ты мой командир. Я хочу умереть с тобой. Ты сделал Али мужчиной. Теперь у моей семьи есть честь, потому что Али - мужчина".

"Я слышал, ты теперь лев, брат", - сказал я, пожимая ему руку.

Я обнял его за плечи, и мы пошли к столу. Али подозвал Шамсуллу. Это становилось настоящим воссоединением семьи. Шамсулла, которого звали Таз, был американским рейнджером, помещенным в тело афганца. Я стоял и смотрел на них двоих. Таз определенно занимался тяжелой атлетикой. Пока нас не было, он тоже набрал мышечную массу. Я подвел его к Биллу, который расплылся в огромной улыбке, когда я напомнил ему о некоторых подвигах Таза.

Таз стал печально известен в 2005 году благодаря двум инцидентам, первый из которых произошел на контрольно-пропускном пункте недалеко от города Кандагар, который мы установили для поиска установщиков придорожных бомб. После нескольких часов, проведенных под жарким солнцем, я решил собрать вещи. Любые боевики "Талибана" в этом районе, вероятно, слышали о блокпосте и избегали его. Я наблюдал, как побитый серый седан "Тойота" несется по дороге в сторону КПП, поднимая за собой клубы пыли. Внезапно водитель остановился, включил задний ход и с ревом поехал назад. Таз работал на скрытой позиции охраны тыла в заброшенной хижине. Дорога была слишком неровной, чтобы "Тойота" могла набрать реальную скорость, и, увидев, что машина разворачивается, Таз и еще двое солдат бросились в погоню. На полпути к машине Таз остановился и выстрелил из своего АК-47 в двигатель, заставив ее остановиться. С оружием наизготовку Тэз подошел к водителю, который проклял его, назвав собакой. Внезапно Тэз, обезумев от ярости, нырнула в машину. Другие афганские солдаты начали кричать, чтобы мы подошли. Мы с сержантом моей группы Вилли помчались к машине с оружием наизготовку. Я услышал два приглушенных треска, а затем Таз высунулся из окна, весь в крови и кусочках мозгового вещества. Он улыбался.

Водитель пытался вытащить пистолет, и во время борьбы он выстрелил, к сожалению, два раза под подбородком водителя. Упс. В багажнике машины мы нашли автоматы АК, шарикоподшипники, проводку, мины и взрывные капсюли. Все это были обычные компоненты для СВУ - придорожных бомб. Излишне говорить, что пассажир автомобиля был более чем готов сотрудничать.

Второй случай произошел две недели спустя. Около полуночи Таз постучал в мою дверь. Выхватив пистолет, я последовал за ним в одну из комнат казармы ANA. Один из переводчиков группы, Хик, лежал на коврике, весь в крови. Он пошел с отцом на базар, чтобы купить припасы для солдат, и был остановлен на контрольно-пропускном пункте Афганской национальной полицией. Афганская национальная полиция была известна во всем Афганистане как коррумпированные, необученные бандиты. Они требовали взятку, и когда Хик от этого отказался, они стали угрожать ему и его отцу. За его верность отцу полицейские избили его и проткнули ему легкое.

Мы отвели Хика в медпункт, где его начали латать, а я с Тазом отправился в лагерь ANA. Там я обнаружил всех военнослужащих ANA вооруженными и сгрудившимися у небольшого складского здания. Внутри два головореза ANP были брошены на грязный пол хижины, связанными в живые клубочки и лежащими в позе эмбриона.

После того как терп, пошатываясь, вернулся в лагерь, Таз отправился на КПП, избил продажных полицейских, закинул их в кузов своего грузовика и отвез в хижину, но не убил их. Наши занятия по вопросам гражданского общества и прав человека частично сработали. Потребовалось несколько дней переговоров между ANP и ANA, но в конце концов мы убедили Таза отпустить двух злоумышленников. Более важным уроком было то, что Таз взял потрепанную группу ANA, сформировал их в подразделение и приучил к абсолютной преданности, хотя и в афганском стиле, преследуя коррумпированных парней, которые причинили вред терпу.

Слишком часто люди увлекаются популярной голливудской версией того, что мы делаем, и забывают, что спецназ был создан не просто для уничтожения объектов, а для работы в чужой культуре, чтобы превратить своих солдат в действующую армию.

Я изучал социологию в колледже и с детства был очарован иностранными обществами, культурами и языками. Я также вырос в горах Северной Каролины, где охота, рыбалка и отдых на природе - это образ жизни. Спецназ удовлетворил все мои желания. Моя карьера началась, когда я поступил на службу в 1993 году. Я служил в 25-м пехотном полку на Гавайях, прежде чем получил свой комиссию. Во время своей первой командировки в Афганистан я служил в 82-й воздушно-десантной дивизии. В 82-й воздушно-десантной дивизии я многому научился, особенно лидерству и тому, как создавать сплоченность подразделения. Во время этой командировки я познакомился со спецназом в Кандагаре. Их миссии - изучение языка, уважение к культуре и борьба с партизанами на вражеской земле - мне понравились. Тогда я понял, что мне нужен более серьезный вызов.

Теперь этот вызов означал превращение ANA в боевую единицу, способную справиться с возрождающимся Талибаном. С момента прибытия я слышал только плохие новости. Рассказ о том, что бойцы "Талибана" почти уничтожили группу Шефа, а Шинша сказала мне, что талибы открыто передвигаются по улицам, где раньше они боялись сделать даже шаг, ошеломил меня. Мы воевали уже пять лет. Этого не должно было быть.

Я пытался снова сосредоточиться на празднике, когда тяжелая рука опустилась мне на плечо. Это был один из солдат с ТОС нашей огневой базы.

"Сэр, пойдемте со мной", - сказал он. Черт, еще один вкусный обед пропал зря.

Я извинился и направился к ТОС. Я вспомнил сцену из фильма "Зеленые береты", когда Джона Уэйна прерывают во время ужина кодовым словом "Табаско". Кодовое слово означало чрезвычайную ситуацию. Что бы ни хотел сейчас ТОС, это было плохо и не по сценарию. Единственное, чего не хватало, так это кодового слова.

На ТОС раздавались неистовые радиовызовы о помощи. По акценту я понял, что это не группа спецназа. Судя по звуку, подразделение ISAF попало в засаду, причем по-крупному.

"Вы уже получили сообщение от KAF или TOC?" спросил я радиста.

"Сэр, они ждут вашего звонка по спутниковому телефону", - ответил он.

Я взял громоздкий черный телефон и направился на крышу, чтобы получить четкий сигнал.

"Это 31. Соедините меня с боссом", - сказал я. Через несколько мгновений Болдюк вышел на связь.

"Подразделение ISAF попало в переделку, и я хочу, чтобы вы были готовы оказать им помощь", - сказал он мне. Я спросил его, следует ли нам ждать приказа о выступлении или просто немедленно отправиться в путь.

"Ждите, пока я не получу четкую картину", - сказал он. "Я не собираюсь посылать вас в опасную ситуацию, если это не нужно. Подготовь свой комплект как QRF".

К тому времени, как я закончил разговор, Билл был в ТОС. Я сказал ему, что мы были QRF для канадского подразделения, которое попало в засаду. "Скажи ребятам, чтобы они тихонько погрузили свои комплекты, оружие, шлемы, бронежилеты в грузовики". Билл исчез в темноте. Вернувшись в ТОС, я подключился к одному из компьютеров и запросил свежую информацию. Мне нужно было разработать план, и у меня было много вопросов.

Где была засада? В 22 километрах от Кандагара.

Сколько канадских солдат было ранено? Неизвестно.

Сколько боевиков противника находилось в этом районе? По лучшим прикидкам, от 25 до 40.

К тому времени, когда группа прибыла на ТОС, мы с Биллом разработали два варианта действий. Мы могли отправиться к месту засады и оттуда оказать помощь подразделению ISAF. Или мы могли определить направление движения противника и устроить засаду. Мы были полностью готовы маневрировать в тылу врага и убить этих дикарей там, где они находились.

Не имея пока разрешения на выход, мои ребята сидели за столом и слушали радио, пока поступали сообщения о потерях.

"Они просто сидят там, капитан", - сказал Билл.

"Их дело", - сказал я. "Это профессиональная армия, и они знают правила. Если они в контакте и не могут переместиться в более безопасное место или штурмовать вражеские позиции, то им придется терпеть, пока мы не получим сигнал к старту".

Голос на другом конце рации дрожал. Никто им не помогал, да и они сами не очень-то справлялись.

"Похоже, что они в шкафчике для раненых", - сказал Дейв, имея в виду, что они в плохом состоянии.

"Возможно, так и есть", - сказал я, молясь, чтобы мы могли отправиться им на помощь.

Прошло минут двадцать, а казалось, что несколько часов. Я перебирал в уме множество вариантов. Я подумал о подразделениях ISAF, которые прослушивали их, когда команда Шефа находилась в тяжелом контакте. "К черту", - сказал я. "Поехали. С последствиями я разберусь позже. Мы не оставим их там без помощи".

С явным облегчением мои товарищи по группе двинулись к двери. Мы направились в автопарк и загрузили грузовики. Было приятно, очень, очень приятно вернуться на свое место. Я слышал, как патроны входят в патронники тяжелых пулеметов. Радио трещало от новых сообщений о ситуации. Ситуация становилась все хуже - больше раненых, больше выведенных из строя машин. Я зарядил патронную ленту в пулемет, установленный на моей стороне грузовика. Двигатель GMV заурчал. Это было чертовски хорошее начало нашей командировки 2006 года.

"Поехали, парни", - сказал я в FM-радио, когда грузовики поползли к выезду из гаража.

Джума Хан подошел к моему окну, цепляясь за АК-47 и жилет с патронами. "Я хочу пойти", - сказал он. Я не уверен, чья улыбка была больше, его или моя.

"Wali na", - сказал я - почему бы и нет? - подавая ему знак запрыгнуть на заднее сиденье.

Затем по радиостанции канадский голос сказал: "Бинго Красный 1, это Бинго Красный 7. Мы вырвались из засады. У нас много раненых, и мы находимся в двадцати километрах от аэродрома Кандагар".

Наши машины остановились. Билл подошел к моему грузовику.

"Я не думаю, что они продвинулись далеко, капитан. Наверное, у талибов закончились боеприпасы".

"Мы можем отправиться в KAF и узнать настоящую историю", - сказал я.

Грузовики работали, план был разработан, радиостанции работали. Мне нужен был только приказ Болдука о старте. Наконец он отдал приказ, но это был не тот приказ, который мы хотели: "Отставить".

Мне это не понравилось, но я сделал это. Я доверял Болдюку, и если миссия не удалась, значит, она не удалась. Разочарованные, мы вернулись в автопарк и выгрузили свои вещи, чтобы вернуться к празднованию.

На следующее утро мы начали наш интенсивный цикл тренировок с ANA. Под лучами только что взошедшего солнца мы занимались физическими упражнениями и бегали по пятимильной дорожке, которую мы построили прямо у стен базы. Помимо того, что мы поддерживали себя в форме, эта рутина укрепляла связь с афганцами и позволяла нам выявлять проблемных ребят. Те, кто не мог идти в ногу со временем, привлекали наибольшее внимание.

Я взял офицеров, включая Али, под свое крыло. Остальные члены группы работали с сержантами и солдатами. Мы с Биллом сосредоточили обучение на трех областях: передвижение, стрельба и коммуникация - основы ведения боя. Мы работали с некоторыми из этих солдат в прошлом, но прежде чем брать их в бой, я хотел знать, что у меня имеется.

Как и все в армии, мы тренировались в три этапа. Ползали. Передвигались шагом. Бегали.[1] После утренней тренировки мы завтракали и снова собирались на полигоне для проведения этапа "переползание". Базовая огневая подготовка начиналась с приведения оружия к нормальному бою. Если прицельные приспособления не пристреляно, то попасть в цель было невозможно. Это должно было быть простое упражнение. Вместо этого у нас ушло все утро, потому что многие афганцы потеряли уважение к своему оружию. Вместо того чтобы ухаживать за ним, они ленились и стучали по винтовкам или возились с прицелами. Каждый аспект дисциплины должен поддерживаться.

Во время перерыва наша группа под руководством Билла работала над индивидуальными навыками меткой стрельбы с помощью "стресс-шутера"[2], который представляет собой гонку на время. Билл установил ряд мишеней, которые заставили нас двигаться в полной экипировке и поражать мишени, одновременно меняя магазины или переходя от винтовки к пистолету на многочисленных огневых позициях. Победитель получал право хвастаться, что было предметом большой гордости в команде умников. Перед началом соревнований нам всем дали пробежаться по дистанции, чтобы прочувствовать ее и исключить отмазки.

Дистанция была шириной примерно в половину футбольного поля и такой же длины. Дистанция выходила далеко за пределы оградительных стен и медленно поднималась по каменистой местности к основанию соседней горы. Земля была плоской, гравий размером с мякиш обеспечивал некоторую устойчивость, но не очень большую. В течение дня камни работали как зеркало, отражая жар полуденного солнца на наши пекущие тела.

Мишени были нескольких типов. У нас были фанерные щиты для стрельбы в обход, над, под и сквозь них. Билл добавил кучу стульев, GMV, квадроцикл и ненужную машину. Первые мишени представляли собой смесь стальных пистолетных и винтовочных силуэтов, плоских пластин в форме головы и плеч человека, которые падали при ударе. Другими мишенями были коммерческие картонные мишени с изображением угрожающих лиц или ситуаций с заложниками, что повышало уровень сложности.

Я наблюдал, как моя команда тщательно и методично отрабатывала курс. Они делали это легко, несмотря на громоздкие бронежилеты.

Билл открыл соревнования. Как сержант команды, он установил высокий стандарт. Он мчался из-за "Хаммера" к куче стульев. Пинг. Пинг. Его точные попадания эхом разносились по всему полигону. Он достиг последней мишени, перевел свой уже пустой М4 в сторону и плавно достал пистолет. В течение нескольких секунд он уже стоял почти в упор к последней мишени, с плотным скоплением попаданий на груди мишени, с опустошенным пистолетом в руке.

Когда он закончил, он прошел по дистанции с каждым из членов команды, спокойно инструктируя их.

"Медленно - это плавно, а плавно - это быстро. Расслабьтесь, почувствуйте спусковой крючок. Нажимайте, не дёргайте. Смотрите на цель", - наставлял он, пока мы переходили от точки к точке. "Меняйте магазины, не отрывая глаз от мишени. Переходите к своему второму оружию, не ищите, знайте, где оно находится. Знайте, где ваши магазины. Все должно быть мышечной памятью".

Билл знал, что в ближнем бою постоянный, последовательный стрелок всегда выйдет победителем. Билл был последователен со всеми, когда дело доходило до тренировок, даже со мной. Существовал стандарт, которого нужно было достичь. Если ты не справляешься, ты идешь домой. Все было так просто. Я любил эти курсы. Это были одни из лучших боевых тренировок, которые только можно было получить. В прошлом у меня все получалось, и мне не терпелось узнать, как я справлюсь сейчас.

Взяв в руки винтовку, я посмотрел в прицел и поразил первую мишень. Пробежав к следующей точке за фанерой, я снова навел прицел на мишень и услышал знакомый пинг. Два на двоих. Мои внутренние часы отсчитывали секунды. Мое тело перешло на автопилот, пока я контролировал свой пульс. Пот заструился по глазам, и слишком скоро мои легкие стали тяжелеть и задыхаться на большой высоте. Через несколько минут я убрал пистолет в кобуру и ждал, пока Билл оценит меня.

" В среднем звене", - сказал Билл. Даже если я показал хорошие результаты, Билл не раздавал комплиментов.

Стив стрелял последним, и ему досталось больше всего внимания Билла. На финише он выглядел взволнованным, и после того, как Билл подсчитал количество попаданий, у него оказался худший результат. Подавленный, Стив сказал Биллу, что ему нужно пристрелять оружие. В мгновение Билл вскинул оружие Стива и сделал два выстрела в стальную мишень в двухстах метрах от него, сбив ее. Он подошел к столу с оружием и взял дробовик. "По крайней мере, с этим, Стив, тебе не придется целиться", - сказал он со знакомой ухмылкой. Стив отнесся к этому спокойно, но я знал, что позже увижу его тренирующимся на полигоне, когда никого не будет рядом.

Наш командир роты, Джаред, прибыл в KAF и провел весь последний день или около того, знакомясь с масштабной операцией. Он командовал несколькими группами спецназа, включая мою, и хотел посвятить меня в детали. Я договорился, чтобы он прилетел на вертолете на огневую базу с коротким визитом, чтобы ввести нас в курс дела.

До того, как мы покинули KAF, до меня дошли слухи о большой операции. Но я не хотел в ней участвовать. Я представлял себе комнату, полную командиров из полудюжины стран коалиции, сидящих за столом и пытающихся разработать план, каждый из которых был уверен, что он самый умный. Но, судя по тому, что мы столкнулись с большой, дерзкой группой боевиков во время следования колонны на базу, плюс ракетные обстрелы, плюс все остальное, что я слышал, им точно нужно было что-то делать, и как можно скорее.

После операции "Анаконда" группы спецназа редко принимали участие в крупномасштабных операциях, особенно с участием общевойсковых подразделений. Во время операции "Анаконда" в марте 2002 года войска 101-й воздушно-десантной дивизии и 10-й горной дивизии планировали перекрыть пути отхода противника, но вся миссия сорвалась, когда часть спецназа и зарождающееся афганское ополчение вступили в бой с закаленными боевиками "Аль-Каиды" в Гардезе в долине Шахи-Хот, где царил лютый холод. В итоге все стороны допустили критические ошибки, и некоторым лидерам Аль-Каиды и Талибана удалось скрыться. После этого 10-я горная и 101-я воздушно-десантная части практически не взаимодействовали с группами спецназа. Со своей стороны, мы получили столько порицаний за эту операцию, что не стоило и пытаться участвовать в других.

В результате этого афганцы утратили отношения с обычными командирами, которые теперь считали афганских ополченцев ненадежными. Поэтому спецназ продолжал действовать самостоятельно, "с помощью, вместе и через" местные афганские силы. В результате мы создали крайне важные отношения и структуру для развития афганской армии. Со временем командиры сухопутных сил стали делать все больший акцент на партнерстве общевойсковых подразделений с зарождающейся афганской армией. Мы были с ними, чтобы удостовериться в их успехе. Теперь я узнал от Джареда, что Болдюк рассматривал эту новую операцию как шанс действительно показать ISAF и всему миру, что Афганская армия может внести свой вклад. Наша работа заключалась в том, чтобы обеспечить воплощение его намерений в жизнь.

Я объявил приказ о готовности к поддержке операции ISAF, к большому огорчению моей группы. Мы находились на базе всего неделю. Они хотели больше времени провести с афганцами. Наши солдаты ANA нуждались в дополнительной подготовке, чтобы убедиться, что все знают базовые боевые навыки. Нам нужно было больше сержантов и офицеров, чтобы они руководили солдатами. Но больше всего, несмотря на то, что мы знали некоторых из них по прошлым командировкам, нам нужно было возобновить и продолжить строить наши отношения. Нам нужен был уровень доверия, который мог бы выдержать трудности боевых действий.

Я сообщил всем, что через двадцать четыре часа мы отправляемся в KAF. Проклятая миссия еще даже не была официально объявлена, но я должен был заручиться поддержкой афганцев. Мы провели совещание группы в небольшом глинобитном ТОСе, и почти все комментарии начинались со слов: "Но капитан...". У нас не было другого выбора, кроме как сделать миссию успешной, поэтому мы организовали чаепитие с афганским руководством в их лагере.

Шинша, афганский командир, и Али Хуссейн, мой протеже со шрамами, пришли и устроились вместе со мной и Биллом на полу их главной глинобитной хижины, которая использовалась в качестве штаба ANA. За кипящим горячим чаем я начал со своей лучшей речи футбольного тренера перед большой игрой. Я активно использовал многовековой неписаный племенной кодекс "Пуштунвали", древнюю идеологию, которая управляет действиями членов пуштунского племени. Они верят, что после смерти их будет судить их бог, Аллах, по тому, насколько точно они следовали кодексу Пуштунвали. Я вдалбливал им кровную вражду с талибами (бадал), обязанность чтить семью (нанг), любовь к пуштунской культуре (дод-пасбани) и их клятву защищать ее (тохм-пасбани).

"Запомнит ли ваш народ ваши имена? Хотите ли вы снова жить под пятой талибов?". Затем я воскликнул: "Вы - львы Кандагара! Вы - защитники южного Афганистана! Мы сражались и проливали кровь вместе с вами много лет. Неужели вы не будете сражаться со мной сейчас?" Мои афганские товарищи, одетые в форму и сидящие на полу со скрещенными ногами, казалось, сосредоточились на моих словах.

"Ни одна страна никогда не помогала Афганистану так, как Америка. Разве мы не помогли вам победить русских?" спросил я.

Затем я сказал им, что это их шанс получить бадал, или месть, за то, что случилось с группой Шефа, и залечить открытую рану. Это то, чего они отчаянно хотели. Сузив глаза, они хмыкнули и кивнули.

Али повернулся к Шинше.

"Wali na?"[3] - сказал он.

Теперь наступала самая трудная часть. Мы должны были придумать, как рассказать им о миссии, не раскрывая слишком много подробностей. Я решил, что мы можем дать им достаточно информации, чтобы их идеи вписались в уже составленные нами планы, заставив их думать, что это их план. Если бы это был их план, они бы держали его в тайне, зная, что если они проболтаются, то талибы будут предупреждены. Лояльность в Афганистане можно купить, и мы знали, что у талибов есть шпионы в афганской армии. Черт, мы знали, что на огневой базе были талибы. Мы просто не знали, кто они. Я объяснил, что никто из солдат не может покинуть базу, все оружие должно быть заперто, а все мобильные телефоны и телефон в казарме должны быть конфискованы.

Шинша попросил нас уйти. Он хотел поговорить со своими командирами, расположившимися в комнате. Он знал, что я немного говорю на пушту; это был его тонкий способ быть вежливым. Мы вышли из хижины. Когда мы вернулись, они согласились присоединиться к миссии и выполнить все мои просьбы. В итоге из более чем ста военнослужащих ANA мы взяли в добровольцы почти шестьдесят солдат и около десяти надежных командиров. Остальные бойцы готовились к отпуску.

Тем временем Джаред снова поговорил с Болдуком и узнал немного больше об операции. Планировщики в KAF хотели, чтобы мы перекрыли талибам пути отхода из района, что я предпочел бы сделать, чем идти на эту операцию вместе с канадским подразделением. Нам нужно было пробраться в район, чтобы сохранить элемент внезапности и инициативы.

Проинструктированный по основным вопросам и подготовив афганцев, я обратился к Джареду по поводу возвращения в KAF, где нас введут в полный план операции. Джаред командовал моей группой несколькими годами ранее, когда был капитаном, и оставался на хорошем счету в подразделении - он получал "одобрительные гримасы"[4] от операторов, когда они узнали о его возвращении. Его рост составлял шесть футов[5], и он был в хорошей форме. Хотя он был заядлым бегуном, он также поднимал тяжести, и его телосложение было далеко от стереотипа среднестатистического бегуна. Общительный, уверенный в себе, с копной светлых волос и окладистой рыжей бородой, он был желанным членом команды. Слова на миллион долларов, которые проницательные парни подбирали во время работы с высокопоставленными офицерами, звучали странно в его густом западновирджинском акценте. Он, как и многие офицеры полевых классов в то время, провел в Афганистане всего одну командировку (а некоторые и вовсе ни одной), но он компенсировал это тем, что был умным, легким в службе и готовым принять рекомендации своих командиров.

Вскоре после возвращения Джареда, в духе роты "Чарли", все подразделения продемонстрировали свою поддержку ему, прикрепив наклейки своей группы на бампер, стекло и заднюю дверь его красного пикапа "Шевроле 4×4", а также другие украшения, продуманно выбранные в честь его известного пристрастия к охоте. Среди парашютов, мечей, черепов и стрел переплетались наклейки, свидетельствующие о принадлежности к организации PETA[6], лозунги против оружия, разноцветная радуга и плакат "Голосуй за Джона Керри".

Джареда поселили в комнате командира базы, которую я занимал годом ранее, когда в этой части лагеря не было командира роты. Он не преминул выразить мне признательность за то, что я отремонтировал для него комнату. Я сдержался, чтобы не сказать, что это была шутка в его адрес. Комната находилась прямо напротив оперативного центра. Его комната была первой остановкой для решения любой проблемы и любого вопроса. За последние годы мне редко удавалось выспаться.

В любом случае, это было справедливо. Я и еще один командир группы, Мэтт из ODA 333, также известный как 3X, в прошлом разыграли несколько хороших шуток над Джаредом, последней из которых был ужин, который мы и наши жены разделили в хорошем японском стейк-хаусе. В тот вечер мы сказали хозяевам, что у Джареда день рождения, и мы хотим сделать из этого действительно большое событие. Когда пришло время, владелец достал праздничную шляпу и попросил весь персонал спеть ему "С днем рождения" вместе с остальными посетителями ресторана. Джаред надел шляпу и согласился со всем этим, чтобы не оскорбить владельца и всех остальных, несмотря на то, что это был далеко не его день рождения.

Джаред был хорошим командиром и искренне переживал за бойцов и их благополучие. Мне нравилось, что с ним можно было вступать в очень жаркие споры о проблемах, и при этом он никогда не переходил на личности. Именно это делало Джареда исключительным офицером. Он понимал, что у каждого есть свой голос, своя точка зрения или мнение. Он также понимал, что в конце дня все хотят поступить правильно.

Началось углубленное планирование маршрутов и порядка движения колонны обратно в KAF. Мы решили выехать той же ночью и проехать через город, а не объехать его. Движение будет легким, и по этой дороге уже несколько месяцев не проходили американские подразделения, что, как мы надеялись, собьет с толку талибов. Скорость была также хорошей защитой от заминированных автомобилей, и мы знали, что сможем проехать по асфальтированной дороге.

К вечеру у ворот выстроились GMV, маскарадные джингл-траки[7] и пикапы ANA. Маскарадные грузовики получили свое название от сотен висящих бубенцов, колокольчиков и украшений, которые звенели на удачу из местных грузовиков, когда они ехали по колеям грунтовых дорог.

Брайан завел наш грузовик и посмотрел на меня, чтобы отдать приказ двигаться. Мы с Брайаном служили в одних и тех же подразделениях до спецназа и вместе проходили квалификационный курс спецназа. Само собой разумеется, когда Брайан стал готов к отбору в группу, я упорно боролся за него, и он присоединился к команде вскоре после меня, в 2005 году. Брайан знал меня. Ни для кого не было секретом, что я никогда не пойду за спинами своих людей в бой, я везде пойду первым, если только сержант моей группы не скажет иначе. Я не мог смириться с мыслью, что кто-то из моих людей будет ранен или убит, когда я должен был быть впереди него. Брайан верил в эту философию так же искренне и глубоко, если не больше, чем я. Я думаю, именно поэтому он сразу же решил, что он будет водителем ведущего грузовика, моего грузовика. Он анализировал каждую тропинку, перекресток и канаву так же тщательно, как любой из его любимых гонщиков NASCAR изучал дневную трассу, и принимал бесконечные меры предосторожности на протяжении всего пути. Во многих случаях я лично приписывал свое выживание ему и его отличным инстинктам, благодаря которым мы остались живы в этом грузовике.

Во внеслужебное время Брайан жил для NASCAR. Он знал гонщиков, их статистику, трассы, все это. Я думаю, его привлекал вызов индивидуального соперничества и технические знания, которые оно требовало. Он жил просто, но был очень непростым и технически подкованным человеком. Я восхищался и ценил его за все, чем он был. На базе у него была своя мастерская, похожая на логово суперзлодея, с антеннами, телефонными трубками и кабелями, занимавшими маленький стол. Если мы не были на задании, он возился там, создавая "то, что должно быть у армии". Он относился ко всему как к событию, не терпящему отлагательств. Когда нужно было общаться с другими, то ты это делал, и точка.

Брайан был старшим сержантом группы по связи; если он настраивал вашу рацию, вы знали, что она будет работать. Но как бы ни была важна эта роль, Брайан был не просто старшим связистом, он был моим близким советником и другом. Брайан, с его худощавым телосложением, рыжеватыми волосами и веснушками, Смитти, наш сержант разведки, и я, и можно было подумать, что у нас ирландская команда. Брайан не мог отрастить бороду, чтобы сохранить свою жизнь, но со своими усами и душевной нашивкой он напоминал мне Дока Холлидея из фильма "Tombstone"[8]. Одним словом, он был дотошным. Он также был моей версией МакГайвера[9]. Он мог взять обертку от жвачки, банку из-под кока-колы, батарейку АА, алюминиевую фольгу и изоленту и сделать радио, которое могло работать на двух концах Земли.

Мы любили шутить о том, что Брайан, вероятно, провел годы своего становления в доме престарелых, потому что он был таким дотошным. У каждой вещи было свое место на планете Брайана, и ее лучше было вернуть туда, как положено, если он вообще позволил вам ее взять. Господи, помоги тебе, если это было не так. Несмотря на это, Брайан был одним из самых спокойных членов группы. Но он был безжалостен, когда дело доходило до дела.

Как я уже сказал, у меня была команда уровня Суперкубка. Брайан - лучший специалист по связям с общественностью, которого я когда-либо видел за пятнадцать лет службы в армии. Он поставил свою работу и ответственность за передвижение, стрельбу и общение на новый уровень. Он и Смитти были смертоносной комбинацией в любой комнате.

Брайан был простым человеком, его никогда не отвлекали обычные мирские соблазны - шикарные машины, мотоциклы, деньги или женщины. Как и большинство парней, он был глубоко преданным семьянином. Он относился к своей семье так же серьезно, как и к своей работе. Это была черта, которую я высоко ценил и призывал других членов группы брать с него пример.

Наш цыганский караван въехал в спящий город через часть базара. Днем все лавки были заполнены людьми и переполнены всем - от развешанного мяса и ковров до товаров для дома. В этот час рынок был пустынен, и многочисленные закрытые лавки служили хорошим прикрытием для тех, кто следил за нашими передвижениями. Легковые автомобили, грузовики, тележки с ослами и обгоревшие корпуса старой советской военной техники, стоявшие вдоль дороги, были удобными местами для укрытия фугасов.

Мои очки ночного видения позволяли мне заглядывать в дверные проемы и подворотни, когда я искал опасность. Маленькие белые точки от лазерных прицелов наших винтовок перемещались из переулка в переулок и шныряли вдоль зданий. Мы увидели впереди контрольно-пропускной пункт Афганской национальной полиции и передали им инфракрасный сигнал. Мне не составило труда разглядеть широкую ухмылку афганского полицейского под зеленым свечением прибора ночного видения, когда мы проезжали мимо. Он подал нам гавайское "шака"[10] - знакомый сигнал большим пальцем и мизинцем руки.

Брайан был старшим сержантом команды по связи; если он настраивал вашу радиостанцию, вы знали, что она будет работать. Но как бы ни была важна эта роль, Брайан был не просто старшим связистом, он был моим близким советником и другом. Брайан, с его худощавым телосложением, рыжеватыми волосами и веснушками, Смитти, наш сержант разведки, и я, можно было подумать, что у нас ирландская команда. Брайан не мог отрастить бороду, чтобы спасти свою жизнь, но со своими усами и душевной повязкой он напоминал мне Дока Холлидея из фильма «Тумстоун». Одним словом, он был дотошным. Он также был моей версией МакГайвера. Он мог взять обертку от жвачки, банку из-под кока-колы, батарейку АА, алюминиевую фольгу и электрическую ленту и сделать радио, которое могло работать на двух концах Земли.

Мы любили шутить о том, что Брайан, вероятно, провел годы своего становления в доме престарелых, потому что он был таким дотошным. У каждой вещи было свое место на планете Брайана, и ее лучше было вернуть туда, как положено, если он вообще позволил вам ее взять. Господи, помоги тебе, если это было не так. Несмотря на это, Брайан был одним из самых спокойных членов команды. Но он был безжалостен, когда дело доходило до искусства «бизнеса».

Как я уже сказал, у меня была команда уровня Суперкубка. Брайан - лучший специалист по коммуникациям, которого я когда-либо видел за пятнадцать лет службы в армии. Он поднял свою работу и ответственность за передвижение, стрельбу и общение на новый уровень. Он и Смитти были смертоносной комбинацией в любой комнате.

Простой человек, Брайан никогда не отвлекался на обычные мирские соблазны - шикарные машины, мотоциклы, деньги или женщины. Как и большинство парней, он был глубоко преданным семьянином. Он относился к своей семье так же серьезно, как и к своей работе. Это была черта, которую я высоко ценил и призывал других членов команды подражать ему.

Наш цыганский караван въехал в спящий город через часть базара. Днем все магазины были заполнены людьми и переполнены всем - от развесного мяса и ковров до товаров для дома. В этот час рынок был пустынен, и многочисленные закрытые лавки служили хорошим прикрытием для тех, кто следил за нашими передвижениями. Легковые автомобили, грузовики, тележки с осликами и обгоревшие корпуса старых советских военных машин, припаркованные вдоль дороги, были удобными местами для укрытия придорожных бомб.

Мои очки ночного видения позволяли мне заглядывать в дверные проемы и подворотни, когда я искал опасность. Маленькие белые точки от лазерных прицелов наших винтовок перемещались из переулка в переулок и шныряли вдоль зданий. Мы увидели впереди контрольно-пропускной пункт Афганской национальной полиции и передали им инфракрасный сигнал. Мне не составило труда разглядеть широкую ухмылку афганского полицейского под зеленым свечением прибора ночного видения, когда мы проезжали мимо. Он подал нам гавайскую «шака» - знакомый сигнал большим пальцем и мизинцем руки.

Мы выехали на главную трассу, и как только последний автомобиль миновал полицейский пост, Брайан дал полный газ. Техники роты поддержки, большие поклонники NASCAR, настроили регуляторы так, чтобы наши грузовики могли разгоняться и поддерживать невероятную скорость с помощью своих дизельных двигателей с турбонаддувом. Я чувствовал себя в большей безопасности, когда ехал быстро, в особенности когда мы приближались к наиболее опасному участку города, известному как Аллея самодельных взрывных устройств.

Около 70 процентов всех смертников и самодельных взрывных устройств подрываются на этом участке дороги в Кандагаре. От одного только вида этого места у меня сводило задницу. От взрывов на асфальте остались следы. Большие, глубокие ямы, которые могли легко разбить ось или сломать подвеску грузовика, заставляли нас снижать скорость. Если мы сможем проехать этот участок и добраться до окраины города, то все будет в порядке.

Когда мы притормозили, чтобы объехать яму, достаточно большую, чтобы поглотить наш грузовик, по радио раздалось предупреждение: "Мотоцикл на три часа!".

Я заметил мотоцикл, двигавшийся параллельно колонне по соседней улице. Террорист-смертник? Или хвост, чтобы помочь своим приятелям организовать засаду? Было два часа ночи, так что вряд ли он ездил за молоком.

Билл передал по рации, что мотоцикл проехал по переулку в сторону колонны. Я крепче сжал винтовку, готовый к тому, что мотоцикл вот-вот вырулит к нам. Предупредительная очередь из АК-47 афганского солдата перебила гул моторов. Я только успел поймать заднюю часть мотоцикла, как он помчался по переулку прочь от колонны. Возможно, мотоциклист был просто гражданским, который был невнимателен и теперь должен был сменить штаны. Если бы он был террористом-смертником, он бы продолжал ехать.

Мы проехали под бетонными арками, напомнившими мне логотип "Макдоналдса", который обозначал официальный въезд в сердце города. Я наконец выдохнул, когда мы выехали на мрачное шоссе, ведущее через весь город, и набрали скорость. На улицах афганских городов нет ярких фонарей. Над пыльной дорогой толстым крестом висели линии электропередач. Приземистые коричневые здания проносились мимо нас как в тумане, пока мы мчались к аэродрому. Вскоре мы увидели его яркие огни, светящиеся вдали.

Мы подъехали к мосту, где два дня назад патруль талибов разоружил охрану. Колонна остановилась, и я спросил солдата ANA, не было ли проблем. Он покачал головой - нет. У него было оружие, и к нему присоединились еще два охранника.

Мы проехали через первые ворота афганской службы безопасности на северной стороне базы, где располагался лагерь афганской армии. Охранники приветствовали нас улыбками. Грузовики с бубенцами свернули с дороги, когда мы продолжили углубляться на территорию аэродрома. Ворота коалиции были защищены угрожающими пулеметными гнездами, обложенными мешками с песком, и двумя бетонными башнями, ощетинившимися пулеметами. Мой грузовик затормозил, и я помахал рукой охраннику. Никакого ответа. Ворота оставались закрытыми, что было странно. Мы были в четко обозначенных американских грузовиках с оружием.

"Американец. Откройте ворота", - крикнул я охраннику ISAF.

Голос в приглушенном рупоре приказал нашим афганским солдатам сдать оружие и пройти в зону контроля с колючей проволокой, где афганских рабочих и водителей обыскивают перед началом работ на базе. Что?

"Эй, партнер, в чем тут проблема? Мы американцы, и они с нами!". Я был в полном замешательстве. Мы были американскими солдатами, в американской форме, ехали в американских грузовиках с оружием, и нам отказывали во въезде на ту самую базу, которую захватили и основали Соединенные Штаты. Эти афганцы не были гражданскими лицами - это были солдаты афганского правительства, сопровождавшие группу спецназа. Я не собирался помещать этих афганских солдат в изолятор, как обычных преступников или домашних животных, чтобы они ждали нашего возвращения. Я вышел из своего грузовика и подошел к охраннику.

"Эй, напарник, в чем проблема?" повторил я.

Охранник сделал шаг назад за небольшой бетонный барьер и перевел свое оружие в положение боевой готовности.

"Какого хрена ты делаешь?" прорычал я.

Я потребовал, чтобы сержант охраны вышел и поговорил со мной. Никто не откликнулся. Теперь я действительно начинал злиться. Я видел, как они разговаривают по телефону, следуя длинному списку протоколов, пытаясь дозвониться до своего начальства. Наконец, сержант охраны подошел к окну бункера и потребовал - не попросил - чтобы я сдал свое удостоверение личности.

Достав его из кармана рубашки, я протянул его. "Выйди сюда и возьми его!"

Неудивительно, что он не сдвинулся с места. Раздосадованный, я вернулся к своему грузовику, вызвал ТОС по радиоканалу, который контролировали все подразделения коалиции на юге Афганистана, и сообщил, что солдаты ISAF задержали мою группу, включая моих афганских солдат, у ворот. Голос Дэйва из турели прошептал: "Полегче, Гриз". Гриз - это прозвище, которое Мэтт из 3X дал мне для таких моментов, как этот.

Боевой капитан вернулся через мгновение и сказал: «Оставайтесь на месте, мы сейчас уладим конфликт.»

Я придержал язык. Прислонившись к грузовику, мне вдруг захотелось рассмеяться. За последние несколько часов мы промчались через центр Кандагара, уклоняясь от придорожных бомб и террористов-смертников, а в итоге встали перед воротами нашего места назначения. Нам предстояло начать масштабную боевую операцию с этими же силами. Какие-то члены команды, подумал я. Я надеялся, что это не было предзнаменованием грядущих событий.

Через пять минут к воротам подъехал грузовик и прервал поединок взглядов. Один из наших бойцов зашел в караульное помещение, а когда он вышел, сержант караула кивнул. Охранник без слов открыл ворота.

Когда мы проезжали мимо, сержант охраны показал нам палец.

[1] Передвижение переползанием, перебежками, ускоренным шагом или бегом (в полный рост или пригнувшись).

[2] cтpecc-тecтa

[3] «Почему нет?»

[4] В оригинале “wink, wink, nod, nod”

[5] 1,83 м

[6] PETAот англ. People for the Ethical Treatment of Animals — Люди за этичное отношение к животным, американская организация, позиционирующая свою деятельность как ведение борьбы за права животных.

[7] Барбухайки

[8] «Тумстоун: Легенда дикого запада»

[9] Главный герой сериала «Секре́тныйаге́нтМакГа́йвер», который получил высшее физико -математическое образование, во время войны во Вьетнаме служил в Силах специального назначения Армии США в качестве технического специалиста по обезвреживанию взрывоопасных боеприпасов. Находчивый и обладающий энциклопедическими знаниями в области физики, МакГайвер решает сложные проблемы при помощи обычных предметов, а также швейцарского армейского ножа и клейкой ленты, которые он всегда носит с собой.

[10] Шака — приветственный жест в виде оттопыренных большого пальца и мизинца и прижатых к ладони указательного, среднего и безымянного пальцев.