Никита Немцев. «Немать»
старые глаза, усталые морщины, бесцветные волосы. А когда-то в приглашали…
Выключила свет и из ванной, от греха подальше: к компьютеру, под книги, в очки с . Раньше на машинке всё, а теперь сиди у – слепни. Так, надо заявку на конференцию отправить: почитает там про Блока и – ну этого, как же его… Как Саша Чёрный, только символист, ну? Который… Хм. Письмо…
« …болезни Альцгеймера сначала забываются существительные, потом глаголы, затем служебные части…»
Ильинична тяжко встала из-за стола и померила сахар: 6,2 – нормально. Только что она хотела сделать?.. Белёсыми глазами водила по полкам: Бальзак, Деррида, Фуко, Конфуций, Зебальд, Богородица (на всякий) – вот помрёт она, и кому это всё?.. А не помирает никак – уж и -то замучилась. И время тя-я-янется, издевательски медленное, и
какие-то головастики с ушками, атом раскуроченный и эта серая баба – как сапог . Кто повесил сюда эти
вспомнила! Надо сходить в магазин.
и подошла к окну: осеннее месиво пустыря, небо бетонного цвета, Родина-мать с стальными глазами: Ильинична её не любила.
Так, так, шкаф: свитер, штаны, шарф обязательно
с тележкой на колёсиках. Ильинична долго сопротивлялась, но . Три раза проверила дверь. А главное, резко так: тётка, тётка – и раз, уже бабка.
Синие двери, выгрызенная кнопка – тыкала-тыкала, так и не нажалась. Ильинична стояла как дура, смотрела на . Тут на прогулку выбежала хорошенькая девочка в розовом с зелёными глазками, в платочке, как Богородица: в руках – красный . Она сбежала по – шажочки гулко летали, – но вдруг остановились. Звонко крикнула:
Она подскочила, улыбаясь как солнышко. Детская ручка взяла дряхлую ладонь: вдруг выпал из рук и откатился в пролёт. Ильинична заглянула и на бетонном
Держась за руки, они стояли у дверей на первом этаже: как под землёй, как в шахте бункера. Она точно закрыла дверь?
– Послушай, девочка, а как называется это красное?..
– Это? – Девочка подняла . – Это мяч.
– Ах. Вот оно что. Мяч… – Ильинична не выпускала руки.
– Да. У меня этот… синдром… как его….
– Мама говорит, стихи надо учить.
– Стихи… – Ильинична улыбнулась сухонько. – Как тебя зовут, девочка?
– Ах, Марфа… Как Мироносицу… Ты ведь хорошая девочка?
Марфа покрутилась игриво. Посмотрела на мяч.
– Не знаю. Сестра говорит – я хорошенькая.
– Это правда. – Ильинична положила руку ей на головушку. – Девочка может дарить жизнь, а может
врёт и не краснеет эта весна! Да только на девяносто пятом году уже не проведёшь, нет…
Медленно, не торопясь – главное, не торопясь – Ильинична двигалась в сторону магазина. Через пустырь, битые бутылки, арматуру, ржавые качели, мимо Гены из шин, там завернуть за до́ма, увидеть бараки, теплотрассу, Родину-мать – о-о-ох… Целый поход!
Дребезжа тележкой, Ильинична видела мальчишек с палками в расстёгнутых , видела на шпильках и мамаш с колясками: зелёные почки, вычурные цветы, воробьи возятся в нефтяных , блики по глазам – всё так спешит, так торопится , бессмысленно пережёвывая одно и то же… А Ильинична не понимала, как в этот уродливый мир можно пускать живое существо: боль, унижение, бесконечное , тоска и – единственное утешение: искусство, любовь, которые тут же – и сидеть над клочками воспоминаний.
жизнь аббата-филолога её вполне устраивает.
А она точно закрыла дверь? Ключи, кажется
какая колбаса дорогая! да, эти ничего
очень вкусное какао, как в детстве
Очередь длиною в . Какой-то вкрадчивый молодой человек уступил место, а на кассе вдруг:
– У нас скидка после четырёх не действует.
– Но я ветеран ВОВ, у меня свидетельство…
– Простите-простите, вы ветеран Великой отечественной ?
– Да, я, – проговорила Ильинична не без бравады.
Застыло молчание. Вкрадчивый молодой человек произнёс:
– Но я думал, ветеранов не осталось. Последний умер в прошлом
тележка приятно звякала сбоку – как хорошо со свободными руками.
– …а окончил истфак. Раскапываю останки бойцов и вожу родственникам. Многие отказываются
Я думал вот: ведь прячется же что-то такое внутри человека. Фрейд наверное, потому что мужчина агрессивен к
Слово – ведь такое же насилие над природой. Если я сказал А, то я уже не сказал Б, и
– Вы совершенно правы, – проговорила Ильинична довольно. – Это как искусство после...... Ну то есть, шутки-шутки – лишь бы не… эта… как это называется, которая…
– …память ведь тоже конструкт. И история конструкт. – Игнат говорил-говорил. – Я иногда думаю, может, белое забвение и лучше, чем
Вы знаете картину «Кронос пожирает…»
– Ну что – до завтра? – сказал вкрадчивый молодой
– Как – что? Интервью. – Он улыбнулся.
– Какое интервью? Не надо никаких интервью!
Ильинична затряслась с ключам как
– Ну для внуков, для истории! А то кто же вспомнит!
стальной тик часов – и так до конца дня, месяца, года, . Цепляться за капельницы, таблетки, анализы, только бы
Тяжело встала с кресла. Точно – статья! Надо отправить тезисы. Там… Этот, как его… Кудрявый, светленький: «Незнакомка», «Прекрасная дама»… Ильинична не могла вспомнить… Ну поэт, который… Точно! Можно же в файле посмотреть! Белой мышкой провела – компьютер закряхтел, пробуждаясь, а там: « Альцгеймера сначала
Встала, подошла к . Дрезденская коллекция, уродливая серая баба, Бальзак, Конфуций, Зебальд… Что-то знакомое. Взяла «Симулякры и симуляции», стала читать – интересно так, интересно… А смотрит – поля все исписаны, поперечёркнуты, мысли такие умные да это же её почерк!
звонок в . Охая, поковыляла открывать.
в розовой и платочке Богородицы.
– Вы просили зайти, – сказала тоненько Марфа.
– Рассказать что-то хотели. – И зелёными глазками
Марфа уселась на кухне, как будто всегда так сидела – и сразу стало веселей. Ильинична с тихой улыбкой мыла чашку: а когда-то она так сидела у бабушки, качала ножкой, пила какао, облизывала усы.
– А змиюка вооооот такая была! Самая настоящая!
– Вот как? Да ты бери-бери конфеты, бери. – Ильинична сухонько улыбнулась. – Знаешь, а я дочку хотела. Но потом решила…
Девочка как-то и . Где она видела эти глаза?
– Когда?.. – Лилия Ильинична еле выговорила. Рука тряслась.
– Ну тогда. Я всё помню. Как начался обстрел, ты повела нас
проснулась – темно. Взяла и померила: 0,9 сахара. Меееедленно встала ( как болтается), дошла до , выковыряла из сахарный кубик, неспешно положила его в , перевернула языком и принялась рассасывать. Сидела. Когда помрачение прошло – мимо отвратительных , мимо Родины-матери (таращится в окно), – села на , достала из тучный красный альбом: письма старинные, фотографии чёрно-белые… в мундирах, в купальниках, в смешных, в сапогах, в платьях , с причёсками, с дипломами, с детьми.
Родина-мать, рассвет, белёсая память, мир гаснет. Только она, она одна это видела. Когда её не станет – куда денется прошлое?.. А оно вообще было?
звонок в . В пузатом глазке – стоят двое: бородатый и вкрадчивый
– Лилия Ильинична, здравствуйте!
– Я Игнат, мы в магазине встретились и договорились об интервью.
Игнат сел на напротив Лилии Ильиничны. Когда человек с камерой встал у – вкрадчивый закашлялся и заговорил как по телевизору.
– Сегодня мы в гостях у Лилии Ильиничны, последней свидетельницы трагических событий Сталинградской
даже на гречку. Что вы на это скажете, Лилия Ильинична?
– Я не помню, – призналась Лилия Ильинична с виноватым
встал, а человек с – следом. Они подошли к
– Это же «Сталинградская Богородица»!
– Картина немецкого . Я думал, она в Берлине…
Лилия Ильинична уставилась бледными . Свившася в какой-то палеолитный клубок, в покрывале, грубом и тяжёлом как сапог, серая труженица прятала у груди, храня от бетонного мира, кроху-младенца.
– Я напомню. Вы были сестрой в сорок втором, когда
С ослепительной ясностью, она была
когда начался В бетонном было с
по отвела в Продолжались целую
приносили эвакуацию, но прорвались и взяли
Когда в курили, ходили, смеялись. У были
и что-то зарисовывал. А сапогом прямо По-немецки но – свинцовый запах крови
махнули на показали: баю-бай. Смеялись, курили
прикладом баю-бай орало, стонало, звенело швырнул баю-бай.
– Я понимаю, это тяжёлая травма…