Константин Циолковский и Александр Чижевский. Дружба гениев и соратников
«Дружба с К.Э. Циолковским была настолько искренней и большой, что я никогда не мыслил какого-либо большого научного дела без него, ибо мои научные дела мы всегда подвергали совместному обсуждению и критике. Мой старший друг платил мне той же приязнью, делился со мной своими мыслями, читал мне свои неопубликованные произведения, по многим вопросам мы производили совместные вычисления, он поручал мне выяснить или решить ту или иную задачу, стоящую перед ним, и т. д. В моей личной научной деятельности Константин Эдуардович сыграл очень большую роль», — А.Л. Чижевский
27 марта 1914 года в Калуге произошло знакомство Александра Чижевского, тогда ещё ученика частного реального училища Шахмагонова, и К.Э. Циолковского. В своих воспоминаниях Чижевский так говорит об этом:
«Константин Эдуардович Циолковский предстал передо мною не фантазёром, не дилетантом, а непонятной и неожиданной человеческой громадой. Я увидел то, чего просто не предполагал увидеть, ибо считал его эрудированным, даже талантливым человеком, а столкнулся с каким-то огромным, монументальным знанием и необычайной, пронизывающей интуицией… Он не был ни безумцем, ни безудержным фантазёром — он был, прежде всего, исследователем, видевшим на несколько десятилетий вперёд. Зоркость подлинного научного зрения у него была развита в такой огромной степени, что он даже видел свои космические корабли, вырывающиеся из строк его писаний. Подчёркиваю: он не только верил, но и видел. Таким особым зрением обладают только подлинные гении. Это — не фантазия, не галлюцинация, не мираж, не «кажущееся», а именно особая зоркость, позволяющая людям делать великие открытия. Только ожидаемое подвластно нашему мыслительному аппарату. С ожидаемым человеческий мозг может делать реальные опыты, которые его приводят с помощью эксперимента или математического анализа к открытию или изобретению. Как эксперимент, так и математический анализ суть две стороны одного и того же процесса — процесса ожидания или видения».
И дружеские отношения, несмотря на разницу в возрасте, устанавливаются между ними на долгие годы. Дружба Циолковского и Чижевского, как пишет об этом сам Александр Леонидович:
«...основывалась на новых научных направлениях, новых дерзаниях в науке. Научные интересы связывали наши жизни прочней любого цемента. А так, вообще говоря, мы ничем не походили один на другого, кое в чём мы расходились, мы спорили и не были согласны, одни и те же факты и явления действовали на нас по-разному. Но в одном мы были согласны и настроены весьма воинственно: мы оба были против догматизма, против любого -изма, который тянул наш ум вспять и мешал нашим идеям, нашим работам».
С благословения Циолковского Чижевский принимается за многолетнюю работу по созданию новой науки — космобиологии. Это поистине революционный шаг.
С предисловием Чижевского в 1924 году выходит брошюра Циолковского «Ракета в космическое пространство».
Чижевский хорошо знал все работы Циолковского, в свою очередь Циолковский интересовался и был в курсе всех работ Чижевского, даже поэтических. Часто они обсуждали вопросы, интересные обоим, спорили о жизни и разуме в Космосе.
«В самом деле наши научные интересы имели лишь одну точку соприкосновения, одну — но какую! Он изучал Космос и теоретически строил космические ракетные корабли, я — влияние на нас космоса и воздух, которым мы дышим...»
К.Э. Циолковский, чья всемирная известность началась с публикации работы «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903), впоследствии утверждал, что теорию ракетоплавания он разработал лишь как приложение к своим философским изысканиям. И даже больше — как первую ступеньку к развитию антигравитационных двигателей, о чём мы читаем в мемуарах А.Л. Чижевского «Вся жизнь»:
«Внутреннее зрение, свойственное гениям, может быть чуждо даже самым выдающимся эрудитам! Многие из них лишены этого «чувства». Внутреннее зрение — это то самое, что отделяет мир гения от мира обыкновенного человека. Это два различных мира. Гений всегда впереди своих современников. Не прибегая к каким-либо приборам, он видит несоизмеримо дальше их, слышит несравненно больше. Приборы служат для подтверждения и уточнения его догадки. Гений часто забегает вперёд и мечтает о вещах, пока ещё не существующих. Много раз Константин Эдуардович говорил о космических кораблях не ракетных, а антигравитационных, которые он считал дальнейшим допустимым развитием ракет».
Общение обогащало духовно, поддерживало морально и способствовало более успешному решению задач. Отношения строились на дружелюбии, такте и глубоком уважительном и человечном отношении друг к другу — они были и друзьями, и соратниками, понимающими всё.
«Высокое благородство души Константина Эдуардовича с трудом выносило окружающую его обстановку — тупость дореволюционной провинциальной жизни, мелкое мещанство, людей в футлярах, чиновников и бюрократов, которые смотрели на него сверху вниз и пользовались всяким случаем, чтобы указать ему «дистанцию» между ними и им — вольнодумцем, фантазёром, самоучкой и «бездельником». Трудно ему было всю жизнь прожить в провинции, где знали его уже десятки лет и где за ним по пятам ходили самые ложные и нелепые слухи. Больше всего его смешила ставшая обязательной добавка к его имени «самоучка».
— Подумайте,— говаривал он,— большинство людей, пишущих обо мне даже в самом доброжелательном духе, удостаивают меня почётного звания «самоучки». Ну, что ж? Я действительно самоучка чистых кровей.
Далее Чижевский вспоминает, что эту тему Константин Эдуардович часто развивал в разговорах. Он считал, что многие выдающиеся умы человечества всегда были самоучками, и даже составил таблицу гениев-самоучек. Оказалось, что в эту таблицу вошли многие одарённые люди всех времен и народов: Аристотель, Демокрит, Гиппократ, Леонардо да Винчи, Декарт, Ломоносов, Фарадей, Пастер, Эдисон.
Незадолго до смерти Константин Эдуардович писал:
«Неприлично упрекать таких самоучек, как Райт, Фарадей, Ватт, Стефенсен, Морзе, в отсутствии академических знаний. Если бы они были академиками, то не сделали бы того, что сделали. Не надо забывать, что один двигатель прогресса, например, Эдисон, стоит больше, чем десять академиков и тысячи профессоров. Невежливо же тыкать Райтам, что они — велосипедные мастера, или Фарадею, что он не знает математики».
Уже в самом слове «самоучка» заложено нечто очень большое, а именно: представление о человеке, который научил сам себя. Это далеко не всем дано. Если эту тему развивать дальше, легко увидеть, что всякий большой учёный является своего рода «самоучкой», ибо, имей он хоть десять дипломов об окончании высших учебных заведений, он не мог бы стать большим учёным, если бы сам себя не научил дальнейшему. Каждый настоящий учёный — это человек, который прежде всего всё время учится в основном по книгам учёных, своих современников, а то и предшественников.
Константин Эдуардович рассматривал эпитет «самоучка» только как крайнюю некорректность по отношению к нему и неуважение или очевидное непризнание его работ.
«Мне… стыдно было за старую, царскую Россию, мою родину, когда я слушал подобные рассказы Константина Эдуардовича. Стыдно и больно за бесконечное невежество, за неуважение к своим героям, за неумение их вовремя оценить и поддержать, за рутину, казённый дух и непролазный бюрократизм!»
А.Л. Чижевский и К.Э. Циолковский обладали универсальными знаниями и способностями, которые принесли из прошлых воплощений. Благодаря явленной обоими силе духа, присущей каждому сыну Звёздной Расы, сотрудничеству и взаимоподдержке им многое удалось сделать для развития и блага Родины.
К сожалению, многие труды учёных до сих пор замалчиваются или не востребованы.
Но Россия встанет с колен. Наша Родина сейчас находится в движении, на трудном, но вертикальном, как взлёт ракеты, пути от государства к Державе. И пример дружбы выдающихся граждан Отечества вдохновляет, показывает, как на базе синергии общих идей и смыслов зарождаются созвучие и соборность, пускай пока очагами.
Это тот урок жизни, который они нам преподали, подсветили путь. Об этом нельзя забывать. Нужно обратить свои взоры к наследию выдающихся русских учёных, оно поможет нам. Найдутся новые, молодые Ломоносовы и Кулибины, которые смогут воплотить в жизнь знания К.Э. Циолковского и А.Л. Чижевского, а наша Родина станет территорией смыслов и развития, творческой лабораторией, где каждый может творить свободно и являть миру свои изобретения.
Закончить же рассказ о дружбе двух гениев хочется стихотворным посвящением А.Л. Чижевского К.Э. Циолковскому.
Ночные небеса в сияньи тайном звёзд
Роднят меня с тобой сквозь бег тысячелетий.
Все те ж они, как встарь. И те же миллиарды вёрст
Разъединяют нас. А мы — земные дети —
Глядим в ночной простор с поднятой головой.
Хотим в сияньи звёзд постичь законы мира,
Соединив в одно их с жизнью роковой
И тросы протянув от нас до Альтаира.
Я, как и ты, смотря на лучезарный хор,
Стараюсь пристально проникнуть в сочетанья
Живой мозаики, хочу понять узор
Явлений жизненных и звёздного сиянья.
Для нас с тобою мир — родное существо,
Столь близкое душе, столь родственно-простое,
Что наблюдать за ним — для мысли торжество,
Что радостно будить молчанье вековое
В туманностях, во мглах, во глубине земной
И в излучениях — солярном или звёздном,
Вскрывать покрытые глухою пеленой
Перед невеждами — космические бездны.
Для нас едино всё: и в малом и большом.
Кровь общая течёт по жилам всей вселенной.
Ты подошёл ко мне, и мыслим мы вдвоём,
Вне всех времён земных, в отраде вдохновенной
И вне пространств земных. Бежит под нами мгла,
Стихии движутся в работе повсеместной,
Бьёт хаос в берег наш; приветлива, светла,
Глядится жизнь сама из глубины небесной.
И явственно сквозь бег измышленных времён
И многомерные, крылатые пространства
Пронизывает мир незыблемый закон
Стихий изменчивых под маской постоянства.
И вот редеет мгла. Из хаоса стремят
Формотворящие строительные токи,
И утверждают их движения на сроки.
И в созиданиях мы чувствуем полней
Взаимодействие стихий между собою —
Отброшенных на нас вселенскою борьбою.
Мы дети Космоса. И наш родимый дом
Так спаян общностью и неразрывно прочен,
Что чувствуем себя мы слитыми в одном,
Что в каждой точке мир — весь мир сосредоточен...
И жизнь — повсюду жизнь в материи самой,
В глубинах вещества — от края и до края
Торжественно течёт в борьбе с великой тьмой,
Страдает и горит, нигде не умолкая.