Белому офицерству

Умирай на войне, оставайся последним солдатом в опустевшем окопе среди изувеченных тел, за тобой – только Бог, и, возможно, ещё император в снисходящей на жалкое тело твоё пустоте. Он глядит на тебя из широкой походной палатки, шерстяного шатра, окружённый командой подлиз, на его монархическом лбу – напряжённые складки, точно кожа от кромки фуражки стекается вниз. Он внутри напряжён, но снаружи – спокоен и бледен, у него голубые, как небо над битвой, глаза. Он – тут сложная связь – не сказать, чтоб уверен в победе, но не верить в победу ему, как монарху, нельзя. Он не знает, как ты умираешь, поскольку солдаты за него каждый день штабелями ложатся во рвы, но запомни: пока за тобой государь-император, есть на Родине нечто важнее озёр и травы.

По причине того, что сражаться нельзя за пустышку, за какой-то устав, по приказу и против себя, офицеры идут на войну, как герои-мальчишки, с перевязанной грудью, не глядя, наотмашь рубя. Офицер одинаково точен – ружьём и булатом, одинаково храбр в любом предстоящем бою, потому что за ним – только Бог и ещё Император, за последнего стоит подставить и шею свою. Император есть слово, солдат, соответственно, дело. Если слово – закон, значит, дело – его результат. Есть одно только «но»: офицер может быть только белым, государь-император не любит другие цвета.

Но когда времена измениться решат не на шутку, твоя Родина, друг мой, впадёт в нищету и террор, и нормальные прежде внезапно лишатся рассудка, и испуганно спрячет писец золотое перо, ты узнаешь, что трон ниспровергнут и власть изменилась, что твои идеалы отправлены камнем на дно. За тобою останется Бог, его сила и милость, и, конечно же, будет сражаться с тобой заодно.

Это плохо звучит. Не поднять из окопа солдата, если Бог остаётся – на все остальные бои.

И поэтому – в бой. Ведь за нами стоит император. Весь в крови и в грязи, но – поверьте, ребята – стоит.