Палачи.

Если мир неожиданно станет пустым и плоским, не двухмерным, а именно плоским, как поле льна, я спокойно скажу, мол, готов, господин Юровский, мол, стреляйте, прошу вас, до встречи, моя страна – потому что я знаю, что это слепое царство, это минное поле, татарская Бугульма, тоже против позёрства и рухнет во тьму не за сто, а за лет эдак десять, не больше, сойдя с ума. Я не буду показывать зубы, когда их нету, и не буду придерживать спину, как Гумилёв, потому что мой профиль и так уже – на монетах вытесняет смотрящих незнамо куда орлов, потому что сознание долга – сильнее долга, ну а я не умею бывать у других в долгу, так стреляйте, Юровский, вы слишком глядите долго, слишком долго вы целитесь – больше я не могу.

Это суть представления – выстрел, его основа и его же верхушка, его боевой конёк, не получится сразу – придётся стараться снова, я смирился – смиритесь и вы, это общий рок. Это общее дело расстрельного и убийцы, это братство стрелка и мишени, огня с водой, мне не нужно повязки – мне важно увидеть лица, и особенно ваше – с нечёсаной бородой, с навесными бровями, с холодным умелым взглядом, с аккуратной причёской, лицо моего врага, и помимо того мне уже ничего не надо, остальное (помимо убийцы) – одна пурга. Просто казнь – это тоже отчасти подвид искусства, нечто вроде поэтики методом буриме, нечто вроде кондитерской – быстро, легко и вкусно, нечто вроде отточенной арии из «Кармэн».

Так спросите меня – Гумилёв ушёл в двадцать первом, так причём тут Юровский, перфоманс-то тут при чём? Я отвечу вам скомкано, даже немного нервно, что все жертвы едины друг с другом – и с палачом. Что палач палачу ближе сына и даже брата, что Сансона свободно возможно считать отцом тем солдатам, которые целились в грудь Мюрата, опасаясь случайно испортить его лицо. Метод тоже неважен – по свежему, по старинке, время тоже не важно – что в мае, что в январе; император Тиберий умрёт на Собачьем рынке, а какой-нибудь нищий – в Париже на пляс де Грев. Так что стоит стрелять – не подменивать петлю розгой, не держаться за нары, как будто от них есть прок, а достать пистолет (пистолет, господин Юровский!), и смириться. Смиритесь и вы – это общий рок.

Но закончить пустым рассуждением – это плохо. Не хватает морали – и чёрт с ней, о чём печаль? Если жертву свободно умеет создать эпоха, значит, эта эпоха умеет – и палача. Что тянуть за канат, что на нём же висеть на рее: хэппи-энды случаются только в дрянном кино. Выбирай себе сторону, друг мой, решай быстрее. Выбирай, кем ты будешь. А третьего – не дано.