Джекил и Хайд

Пропал мой друг. Не погиб, но исчез куда-то,
Оставил на карточке месячную зарплату,
На столике в кухне – недоеденного салата
Полмиски, плюс немытый пустой стакан,
А после он вышел – в октябрь, во мглу – из дома,
Его, говорят, ещё видели на Садовой,
Он шёл неуверенно, будто под белладонной,
Хотя, вероятнее, просто был в стельку пьян.

Он был весельчак, помнил множество анекдотов,
Смеялся над шефом, чуть-чуть презирал работу,
Рубашки его обязательно пахли потом –
И он их старательно два раза в день менял
Он пел под гитару и знал три аккорда с лишним,
Однажды на праздник по пьянке залез на вишню,
И мы его, как напроказившего мальчишку,
Снимали оттуда, как помню, почти полдня.

Он очень любил собак, а котов – чуть меньше,
Но больше всего обожал он, конечно, женщин,
Подобных Джоконде, как будто с картин сошедших,
Слегка непонятной, божественной красоты.
Он несколько лет назад вдруг решил жениться,
И выбрал такую таинственную девицу,
Что та ухитрилась обчистить его и смыться,
Разрушив его намеренья и мечты.

Он много читал, и смотрел регулярно телек,
Ему никогда не хватало на что-то денег,
Местами он был как классический неврастеник,
Задёрганный, огрызающийся, смурной.
Порой он бесился от мелочи, без причины,
И даже ударить мог, что женщину, что мужчину,
Такие черты обычно неизлечимы,
Наследственность – говорил он – всему виной.

Потом отходил и опять становился добрым,
Подкармливал птиц покупной ароматной сдобой,
На лето хотел слетать, например, в Кордову,
И всех приглашал с собой, говорил: «Плачу!».
Он весело жил, он писал пресмешные хайку,
Но жизнь, как обычно, слегка подкрутила гайки,
Ему предъявив слишком сложный, пожалуй, райдер,
Задув его, как оплывающую свечу.

А как его звали – Джекилом или Хайдом –
Я, собственно, даже не помню. И не хочу.