Три песни

Есди когда-нибудь будут возводить монумент графомании, то между Юрием Петуховым и Дарьей Донцовой нужно будет впихнуть меня... Сегодня я умудрился выдать аж три текста. Один - вполне ничего, два проходных.

СЛЕПЦЫ

Когда бы я в стране слепых
Родился зрячим,
Среди невидящей толпы
Глаза таращил,

Я вряд ли был бы здесь весом,
Любим народом –
Я стал бы ярмарочным псом,
Шутом, уродом.

Звенело б красное словцо,
Репьи б летали,
Моё бы трогали лицо,
И хохотали.

И говорили б доктора:
Что за наросты?
Похоже на осклизлость ран
Твоё уродство.

Ну, что поделать, чёрт возьми,
Куда деваться?
Как затесаться меж людьми?
Как затеряться?

Я б усмехнулся пустоте
И лёг под скальпель,
Чтоб стать таким же, как и все,
Чтоб стать нормальным.

КАМО ГРЯДЕШИ?

Просто люди вокруг мельтешат, как всегда,
По делам, по гулянкам, по прочим местам
Все торопятся, мчатся, идут поезда,
Пролетают машины.
Я сижу на поребрике, молча смотрю,
Как от августа время течёт к декабрю,
Как опять за столом открывается брют,
Как хмелеют мужчины.

А с утра – то же самое: мысли, слова,
Банкоматы и лампочки в тысячу ватт,
Построение фраз, натяжение вант:
Я теряюсь в пространстве.
И сливается мир в бесконечный поток,
Я уже не уверен, что будет потоп,
Хотя, может, он будет, но только потом,
После Третьего Царства.

Впрочем, это неважно, ведь некто идёт
Супротив направления, вот идиот,
Полагаю, что он свою долю найдёт
И сольётся с потоком.
Но ведь нет, упирается, смотрит в глаза,
Продвигается медленно (быстро – нельзя),
И ни шагу назад, ни полшага назад,
Точно движимый Богом.

Он идёт в этот город, к кресту на горе,
Принимая распятие в том декабре,
В январе, в сентябре-октябре-ноябре,
Что, бесспорно, вторично.
Он идёт в этот город, где только враги,
Чтобы тяжкую чашу испить за других,
На земле остаётся лишь след от ноги
Просто след, как обычно.

Камо грядеши, Господи? Это ли ты?
Страшный век не приемлет твоей чистоты,
Мы задули костры и спилили кресты,
Только лучше не стало.
Камо грядеши, Domine? Стой, где стоишь,
Ты не слышишь меня? Постарайся, услышь!
И внезапно на мир опускается тишь
Ледяным покрывалом.

Я к нему подхожу. Я горю, мы горим.
Он глядит на меня. За спиной моей – Рим.
Рим на западе, юге, востоке, внутри
Моей жалкой персоны.
Рим сожрал всё вокруг, Рим стал центром миров,
Рим пролил много крови, но снова льёт кровь,
Рим наполнился дымом различных костров,
Пропитался озоном.

И тогда я киваю и делаю шаг
В направлении города. Солнечный шар
Ослепительно зол. Но я, точно ишак,
Упираясь, шагаю.
Камо грядеши, Господи? Камо? Куда?
Для таких ли, как мы, ты нисходишь с креста?
Для таких ли, как мы, раскрываешь уста?
Рим – от края до края.

Никого за спиной, только люди бегут
По делам, на работу (- Як справы? - Zehr gut!),
Суетятся, обиды прощают врагу,
На бегу умирают.
Возвращаюсь я в Рим – мне не смейте пенять,
Чтобы в Риме распятие снова принять.
“Камо грядеши, Domine?” – спросят меня,
Я отвечу: “Не знаю”.

ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ

Я – лук. Оружие дальнего боя. Натянута тетива.
Молчи, стрелок. Я рядом с тобою. Суть моя такова.
Тис – лучшая древесина. Накладки из кожи льва.
Я – лук, Вильгельм, со мною – сила. Суть моя такова.

Мы – стрелы. Острее поди найди-ка. Ждём своего стрелка.
Лежим до поры красиво и тихо. Но это только пока.
Стальной наконечник, слышишь, Вильгельм? Пёрышки у виска.
Видел ли ты нас в бою? Не видел. Но это только пока.

Кто ты такой, скажи нам? Дающий право на жизнь?
Тверда ли твоя земля?
Чуешь ли ты апрель?
Слышишь нас, Вильгельм Телль?
Слышишь нас, Вильгельм Телль?
Стреляй.

Я – дерево, старый корявый дуб. Огрызок былых времён.
Кора жестка, но верхи – в цвету. Тобою я заклеймлён.
Я вижу: вращается небосвод. Я вижу полотна знамён.
Стрелок, не спи. Наступил твой ход. Тобою я заклемлён.

Я – яблоко. Спелый и сочный плод. Щёки мои полны.
Я думал, ребёнок меня сорвёт, почуяв приход весны.
Я думал, ребёнок меня найдёт, я видел сладкие сны.
Ребёнок – рядом. Но вот – не тот. Я чую приход весны.

Мальчик, открой глаза. Стрела в полёте.
Смирно постой. Нельзя двигаться вовсе.
Мальчик, я знаю сам – завершим на коде.
Кода – последний свист. Далее – осень.

Лук и стрела, дерево, яблоко, мальчик и Вильгельм –
Целое.
Лук и стрела, дерево, яблоко, мальчик и Вильгельм –
Тело и
Гештальт-организм, сиамские монстры, что-то такое
Странное.
Не промахнись, Вильгельм, в себя, твёрдой рукой не
Рань себя...

Ты твёрдо чувствуешь цель?
Скажи нам!
Ты твёрдо чувствуешь цель?
Право на жизнь?
Слышишь нас, Вильгельм Телль?
Слышишь нас, Вильгельм Телль?
Слышишь нас, Вильгельм Телль?
Слышишь?

Я слышу тебя, лук. Я слышу тебя, стрела. Я слышу тебя, дерево. Я слышу тебя, яблоко.
Я слышу тебя, лук. Я слышу тебя, стрела. Я слышу тебя, дерево. Я слышу тебя, яблоко.
Я слышу. Мальчик, я слышу тебя.

Я – Телль. Лучший из всех стрелков. Лучший из всех стрелков.
Если удел должен быть таков, пусть он будет таков.
Я – дерево, яблоко, тетива, лук и стрела в одном.
Я – Телль. Участь моя такова.
Стреляю. Без всяких “но”.
Стреляю.
Гори огнём.