"ЭЙР АМЕРИКА"

Двенадцать – так от берега и до берега, совсем не страшно, не бойся, родная, верь.
Но знаешь – я ненавижу “Эйр Америка”, за то, что их самолёты взлетают вверх.
Взлетают и исчезают вверху, за тучами, за грозовыми иглами темноты.
Ребята, ну какие же вы везучие! В полудне от высокой своей мечты.
В полудне от известной рекламной Статуи, в полудне от Манхэттенской беготни,
Конечно, я завидую тем ребятам, и мечтаю быть, конечно, одним из них.

Ну, мама, ну не надо опять истерики, никто не умер, и дочь твоя не умрёт,
Ты знаешь, я ненавижу “Эйр Америка” за то, что их самолёты летят вперёд.
Сверкают посеребренными глазницами, в них Солнце и, естественно, в них Луна,
Летят они над Каннами и над Ниццами, и где-то там, безусловно, летит она.
То спит, то слушает музыку, то знакомится с соседом – бейсболистом и наглецом,
Не надо, мама, не надо твоей бессонницы, бледнеет твоё накрашенное лицо.

Что-что? Прогноз погоды опять по телеку. Вернись, я умоляю тебя, вернись.
Ты знаешь, я ненавижу “Эйр Америка” за то, что их самолёты летают вниз.
Не просто вниз, а красивым эффектным штопором. Снаружи – в коридоре нелётном – шторм.
И мама – как обычно – молитву шёпотом. И так она застывает – с открытым ртом.
А это что? Это кажется, их фамилии. Конечно, их обязаны выдать СМИ.
Не слушай. Но надейся. Две белых лилии для каждой ежедневной Саманты Смит.

Не слушай. Она вернётся. Лишь бы ты верила. Возможно, вера – не выход, но просто шанс.
Ты знаешь, я ненавижу “Эйр Америка”. А также “Люфтганзу”, не менее, чем “Эр Франс”.
Не слушай, всё успокоится, всё уладится. Я знаю, нет, конечно же, я не вру.
Храни, храни девчачие её платьица. А я сохраню касания её рук.
Память о том, какими мы были резвыми. Радостными, счастливыми, век живи.
Ненависть – это глупо, но это следствие. Выкормыш изуродованной любви.