Мастер

Наш мельник сидит у ворот. Клабустер, клабастер, Клабум! Работник из дома идет. Клабустер, клабастер, Клабум!

Танцует, играет, безумствует, вьётся метелица,
Шварцвальд покрывается снегом холодным и яростным,
Но мелет в мороз и пургу Козельбрухская мельница,
Молчат деревенские, смотрит опасливо староста.

А мельница мелет, и мелет, и мелет,
Снуют подмастерья, таскают мешки,
Ни знает вода ни мороза, ни мели,
Толкая жернов, лёд дробит на куски.
И Мастер молчит, он не знает отказа:
Ведь каждое слово – бесспорный закон,
И бархатом чёрным глаз правый повязан,
А в левом пылает холодный огонь.

И только когда наступает усталая пятница,
Слетаются чёрные вороны в комнату Мастера,
И мастер за труд с подмастерьями лихо расплатится,
Читая им белые строки из чёрного кляссера.

А мельница мелет декабрьской ночью,
Луна поливает Шварцвальд серебром,
Приедет Хозяин – сегодня уж точно,
На шляпе сверкнув петушиным пером.
И Мастер, склонясь перед ада владыкой,
Таскает мешки, как простой ученик,
Не видно под шляпой сурового лика,
Известного всем из магических книг.

Давай, вертись-вертись-вертись-вертись, колесо!
Давай, крути-крути-крути-крути жернова!
Давай, дави-дави-дави на чаши весов,
Я слышу голос издалека, мальчишка Крабат!

Он-весел, красою цветет, Клабустер, клабастер, Клабум! А мельник и зол и угрюм! Клабустер, клабастер, Клабум!

Гуляют на Пасху девицы по узеньким улицам,
Волшебные песни поют голосами прелестными,
А если какой-нибудь пьяный случайно к ним сунется,
То будет, конечно, нещадно отлуплен невестами.

А мельница мелет весеннюю слякоть,
Поют подмастерья “клабастер-клабум”,
Певунья, не смей, златовласая, плакать,
Твой локон, я знаю, изменит судьбу.
А мастер не помнит печального Тонду,
Сжимая в руке почерневший клинок,
И снег превращается в грязную воду
И липнет к ногам, как бездомный щенок.

А Солнце течёт, разливатся, стелется, вертится,
Серьга золотая блестит в левом ухе у странника,
Но вряд ли его приютит Козельбрухская мельница:
Не жалует Мастер бродяг, поливает их бранью так,

Что мельница мелет, краснея при этом,
Волнуется Михал, мрачнеет Крабат,
Серьёзен Андруш, беспокоится Мертен,
А Лышко спускает сердитых собак.
Плутай-удирай через горы, подлесья,
Куда не беги ты – сюда прибежишь,
Следит одноглазый орёл с поднебесья,
Из норки следит одноглазая мышь.

Он смел и подмогу найдет! Клабустер, клабастер, Клабум! Он с мельником счеты сведет! Клабустер, клабастер, Клабум!

Рождественской ночью Певунья, одетая в белое,
Придёт и объявит, хочу, мол, увидеть я мельника.
И мастер с холодным лицом, обескровленным, меловым
В сердцах проклянёт своего подмастерье-изменника.

Чего же ты хочешь, скажи мне, девица,
Поди, жениха, коли он ещё жив:
Не жерди сидят чернокрылые птицы,
Какой из них твой – на него укажи!
Бледнеет Певунья, но нечего делать,
Вдоль чёрного ряда бесстрашно идёт,
Душой задрожишь – потеряешь и тело,
Ведь мастер, как прежде, стоит у ворот.

Боится на девушку глянуть и пялится в сторону,
Небесные хоры играют нестройное “Ameno”…
Не глядя, Певунья укажет на верного ворона,
Обрушится мельница ночью, объятая пламенем.

Сменяется тьма развесёлым “Клабастер!..”
И в лунных пещерах скрывается мрак,
Уходит в горящую мельницу Мастер,
Ему всё одно не дожить до утра.
И вскоре забудется тёмное место,
Поскольку всегда побеждает добро…
Уходит Крабат, обнимая невесту,
И мир покрывается снежным ковром.

Давно стоит-стоит-стоит-стоит колесо!
Давно молчат-молчат-молчат-молчат жернова!
Давно потерян Мастера след в пространствах лесов…
Певунья снова тебе поёт, мальчишка Крабат!