Мерцание звёзд забытых дней стирает пройденные лиги Они кружат, как будто им веками некуда спешить И та что справа - это я. Влекомый искрой в чьём-то мире Творю случайных песен тех цветные миражи

Чайками ли, синицами… Моё трепетное и волнующее по небу к тебе примчится И потом The Daily Telegraph На развороте первой, самой главной страницы Покажут смешное фото

(разговор коменданта и матери пятерых детей)

Красивый и полупьяный как пафосный Дастин Хоффман "И только бы не подохнуть", - шумит в голове упрямо Вчера словно знали что-то - строптивые, несвободные Сегодня молчим испуганно, залив до винта стоп краны

Когда на ладони твои, белой дымкой опустится снег И убогий калека, фальцетом затянет песню о маме В переходе, замрёт на коленях почти целый век Словно горстка монет, чьих-то брошенных воспоминаний.

Давай будет так: нас просто разъединят, Вот как при междугородних переговорах – И я перестану знать, что ты шепчешь над Ее правым ухом, гладя пушистый ворох

Без году неделя, мой свет, двадцать две смс назад мы еще не спали, сорок — даже не думали, а итог — вот оно и палево, мы в опале, и слепой не видит, как мы попали и какой в груди у нас кипяток. Губы болят, потому что ты весь колючий; больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены.

Разве я враг тебе, чтоб молчать со мной, как динамик в пустом аэропорту. Целовать на прощанье так, что упрямый привкус свинца во рту. Под рубашкой деревенеть рукой, за которую я берусь, где-то у плеча. Смотреть мне в глаза, как в дыру от пули, отверстие для ключа.

На страдание мне не осталось времени никакого. Надо говорить толково, писать толково Про Турецкого, Гороховского, Кабакова И учиться, фотографируя и глазея. Различать пестроту и цветность, песок и охру. Где-то хохотну, где-то выдохну или охну, Вероятно, когда я вдруг коротну и сдохну, Меня втиснут в зеленый зал моего музея.