Апология изъяна: парадокс отражения
В анналах некой забытой картографии упоминается город, чьё имя стёрлось, однако чья судьба служит притчей. В этом городе жил мастер по имени Илларион. Летописцы избегают называть его магом, предпочитая более точное — specularius, создатель зеркал.
Его зеркала были необычны. Вместо амальгамы из ртути и олова, он, как утверждают, использовал сплав из лунного света, застывшего эха и человеческих снов. Его зеркала отражали не то, что было, а то, что могло бы быть.
Движимый тем чистым, почти слепым огнём, что заставляет героев верить, будто они могут подарить миру спасение, Илларион решил даровать своему городу высшее благо. Создал своё величайшее творение, Speculum Imago Splendens, Зеркало Совершенного Образа. Оно лишь показывало каждому человеку ту версию его судьбы, что была бы возможна, если бы каждый его выбор в прошлом был идеален.
И установил это Зеркало на центральной площади.
Последствия были предсказуемы и катастрофичны. Город замер. Купец, который увидел в отражении себя императором, перестал зазывать покупателей. Подмастерье, который узрел себя великим зодчим, бросил свой резец. Старуха, которая нашла в стекле отражение себя в окружении никогда не рождённых внуков, начала вязать для них пинетки из воздуха. Город превратился в галерею живых статуй, заворожённых собственным несбывшимся потенциалом. Предпочли идеальную копию несовершенному оригиналу.
Великий замысел Иллариона обернулся провалом. Его дар стал проклятием. И тогда, как это часто бывает с теми, кто пытался спасти мир, но лишь навредил ему, в нём проснулся гнев. Той же ночью он пришёл на площадь с тяжёлым кузнечным молотом, намереваясь уничтожить своё творение, разрушить эту тюрьму из совершенных образов.
Занёс молот. Но в безупречной глади Зеркала увидел не свой идеальный образ, а себя-настоящего: человека с искажённым от ярости и отчаяния лицом, с молотом в руке. Увидел разрушителя, готового сокрушить одно зло, чтобы породить другое — хаос осколков.
В этот миг Илларион понял. Систему не нужно разрушать. Её нужно уравновесить.
Вернулся в свою мастерскую. Молот остался лежать на брусчатке.
На рассвете принёс на площадь своё новое творение. Это было маленькое, кривое, мутное зеркальце, похожее на кусок отполированного олова. Повесил его рядом с величественным Зеркалом Совершенства.
Новое зеркало, которое горожане прозвали Speculum Persona, Зеркало Персоны, обладало парадоксальным свойством. Не отражало ни реальность, ни мечту. Находило в лице человека его главный, самый болезненный изъян и показывало скрытую в нём красоту.
Усталые морщины купца отражало как замысловатую карту его мудрых решений. Мозоли на руках подмастерья — как грубую печать его великого упорства. Глубокое одиночество старухи — как бескрайнее пространство для тишины и покоя.
Люди, один за другим, начали подходить к новому зеркалу. Смотрели в него, потом — в Великое Зеркало, потом — снова в кривое. Они видели свою Мечту и свою Персону. Свой идеал и свою правду.
Они не выбрали одно из двух. Разворачивались и шли жить.
Город медленно оживал. Люди не отказались от своих отражений в Великом Зеркале. Теперь они знали, что это — лишь одна из карт. А кривое зеркальце наглядно показывало, что та земля, на которой они стоят сейчас, тоже имеет свою, пусть и несовершенную, ценность.
Илларион же больше не создавал зеркал. Сидел в своей мастерской и писал трактат «О симметрии и необходимости изъяна». Говорят, последняя глава этого трактата состояла из одного-единственного, пустого листа.