Авария и Королевство Строгой Логики
Вначале была тишина. Не благоговейная и не пугающая, а плоская, бесконечно серая, лишённая даже намёка на эхо. Абсолютный ноль смысла. Создательнице это показалось чудовищно, оскорбительно скучным.
Тогда в полной пустоте, без драматизма и лишнего пафоса, возник её аватар. Не просто точная копия, а воплощённое в материю намерение быть иной. Та же задумчивая морщинка между бровей, та же непокорная прядь волос, та же тень сомнения в уголках губ. Однако идеальное отражение — всё ещё раб оригинала. Для путешествия нужен был самостоятельный персонаж. Антитеза.
— Имя тебе будет Авария, — прошептала Создательница, и в её улыбке плескалась бездонная лукавая глубина.
Имя было выбрано не случайно, а с тройным дном. Во-первых, оно было пророчеством, клеймом на её предназначение — быть сбоем в любом отлаженном механизме, живым вопросительным знаком, вписанным в аккуратный ряд утверждений. Во-вторых, это была маленькая семейная шутка: «А-варя». Отрицание, изнанка, теневая сторона Варвары. И в-третьих, в самом звучании жили шелест ветра, несущего перемены, и треск ломающихся догм.
Тут же на левом запястье Аварии проступил тонкий, как царапина, изящный знак вопроса. Это была печать. Свидетельство об окончании всех университетов и всех дорог. Знак Мудреца, который постиг главную истину: ни один ответ не бывает окончательным, а любая истина — лишь временная остановка в пути. Вопрос — не требование ответа, а способность видеть зияющие зазоры в самых монолитных убеждениях. Тиара Мудреца и скипетр Шута в одном символе.
Поскольку Мудрецу бегать по мирам хлопотно и утомительно, он с радостью делегировал свои полномочия Шуту, который с неподдельным восторгом принял на себя бремя задавать неудобные вопросы.
Следом в руках Аварии материализовалась колода карт. Абсолютно белые, гладкие, холодные на ощупь, без единого знака. Не артефакт силы, не волшебная палочка, а универсальный ключ. Шпаргалка от Вселенной, которая показывала суть вещей, очищенную от шелухи слов, самообмана и удобных иллюзий. Её способ вести безмолвный диалог с самой материей смыслов.
Персонаж был готов. Осталось создать для него особую сцену. Создательница выбирала не эпохи и не жанры. Она выбирала вызов. Для персонажа, который сомневается и ищет скрытые смыслы, таким вызовом может быть только мир, где сомнения — тягчайшее преступление, а скрытых смыслов не существует в принципе.
Так родилось Королевство Строгой Логики. Идеальное Зазеркалье для Аварии. Доведённый до абсурда её собственный внутренний конфликт между Порядком и Хаосом. Королевство — торжество её теневой стороны, Перфекциониста-Правителя, который панически боится хаоса. Это швейцарские часы размером со вселенную, в которых нет и не может быть места для малейшего «дзынь».
Мир, устроенный по принципу карточной колоды, где не оставалось места для случайности и импровизации. Место, где солнце всходило по утверждённому графику, а кошки мяукали исключительно ноту «до» первой октавы, дабы не нарушать акустическую гармонию.
Масть Червей управляла чувствами из стерильного неоклассического здания Министерства Утверждённых Эмоций. Любовь здесь случалась по вторникам с восьми до десяти вечера (форма 7-Л), а гнев дозволялось выражать лишь заполнением формы 34-Г в 2 экземплярах. Здесь можно было получить талон на порцию контролируемого восторга или подать заявление на официальную скорбь установленного образца. Любое чувство, которое не было внесено в реестр, считалось вирусом, системной ошибкой и подлежало немедленному устранению.
Масть Бубей ведала ресурсами. Вся экономика была просчитана до последней пылинки, до самой ничтожной калории. Каждый шаг, каждый вздох, каждая потраченная секунда были учтены и занесены в гроссбух. Департамент Учёта Всего Сущего скрупулёзно вёл даже реестр пылинок, которые летали в солнечном луче, если солнце светило по расписанию. Ничего лишнего. Ничего даром. Ничего спонтанного.
Масть Треф заведовала знанием. На любой мыслимый вопрос существовал только один-единственный утверждённый Высшим Советом ответ. Дважды два всегда и при любых обстоятельствах равнялось четырём. Попытка предположить, что может быть три или пять, каралась как государственная измена высшей категории. Под опекой масти находилась Великая Книга Единственно Верных Ответов. Правда, её кожаный переплёт давно покрылся пылью, ибо задавать вопросы считалось дурным тоном, граничащим с неприличием.
Масть Пик обеспечивала неукоснительное исполнение. Армия и стража, чьи лица были застывшими масками с выражением «железной воли», следили за соблюдением регламентов так, будто от этого зависела жизнь вселенной. Что, впрочем, так и было.
Главный закон Королевства — абсолютная, тотальная буквальность. Метафоры были объявлены вне закона как самый опасный источник двусмысленности, ереси и инакомыслия. Если кто-то ронял в разговоре фразу о «каменном сердце», это означало лишь одно: в его грудной клетке действительно находился булыжник, и бедолагу отправляли на приём к кардиологу-геологу. Фраза «золотые руки» была прямым показанием к дорогостоящему протезированию драгметаллами.
Если у кого-то «голова идёт кругом», ему без лишних слов выписывали направление к механику по ремонту шарикоподшипников. А если кто-то «умирал от любви», то его вежливо, но твёрдо просили сделать это в специально отведённом месте, сектор 12-Б, чтобы не портить безупречную статистику здравоохранения. Поэзия здесь приравнивалась к контрабанде оружия массового поражения.
Её появление система зафиксировала мгновенно. Она проявилась на совершенной глади её бытия, как единственная опечатка в бесконечно длинном и идеально выверенном документе. Датчики алогичности взвыли яростной тревогой, и на Высший Совет четырёх мастей пришла срочная докладная: «Обнаружен неклассифицированный феномен категории Омега. Объект проявляет признаки метафорического мышления и спонтанной эмпатии. Угроза целостности системы: критические показатели».
Её вежливо, с ледяной учтивостью, пригласили на консилиум. Системе требовалось изучить, каталогизировать и — устранить сбой. Это и стало началом её путешествия.
Первой её принимала Дама Червей, глава Министерства Эмоций. Её кабинет был стерилен, как операционная, а воздух пах озоном и одиночеством.
— Ко всеобщему сведению, у меня разбито сердце, — сообщила Дама сдержанным, лишённым каких-либо вибраций тоном, указывая на голографический снимок своего органа, который пересекала аккуратная, словно под линейку проведённая, трещина. — В соответствии с протоколом «Скорбь», я в настоящее время испытываю регламентированную печаль уровня 7.4. Продолжительность состояния: 6 рабочих дней.
Авария молча, не спуская с Дамы внимательного, чуть грустного взгляда, протянула ей одну из своих белых карт.
Дама взяла карту кончиками пальцев, будто брала образец опасной инфекции. На белом картоне перед её глазами медленно, как проявляющаяся фотография, проступило изображение. Там не было никакого разбитого сердца. Там была крошечная, с растрёпанными пёрышками певчая птица, которая отчаянно, до кровавых подтёков, билась о прутья тесной, при этом ослепительно золотой клетки.
Лицо Дамы Червей, годами не знавшее ни одной несанкционированный эмоции, вдруг исказилось. Это было нечто новое, не прописанное в реестрах, не имевшее названия. Неразрешённое.
Следующим был Бубновый Король. Он встретил Аварию в своей бесконечной счётной палате, где даже молекулы воздуха, казалось, были пронумерованы, а тишина — инвентаризирована и поставлена на баланс.
— Мой острый, как алмаз, ум — залог процветания этого королевства, — отчеканил он, постукивая идеально подстриженным ногтем по стопке отчётов. — Каждое решение взвешено на самых точных весах. Каждая переменная учтена. Здесь нет и не может быть места ошибкам или неопределённостям.
Король посмотрел на неё свысока, однако любопытство, этот вирус, который она занесла в воздух, заставило его принять карту. На ней проявились старые, допотопные аптекарские весы. Они были покрыты ржавчиной безвременья, а одна из их чаш была так сильно перегружена крошечными, бесчисленными гирьками-цифрами, что намертво, навеки вросла в основание. Вторая чаша, пустая, застыла в немом вопросе где-то под потолком.
— Бессмыслица, — отрезал Король и отвернулся, чтобы скрыть внезапно дрогнувшие руки. — Алогичный мусор.
Однако после её ухода ещё долго протирал свои безупречные линзы и смотрел на свои модельные графики, и ему впервые показалось, что они что-то скрывают.
Третьим её ждал Пиковый Туз. Он встретил её на плацу, где даже воздух стоял по стойке «смирно» и не смел шелохнуться.
— Моя воля выкована из чистейшего железа. Она не знает сомнений. Я исполняю любой приказ, ибо приказ — это продолжение воли системы, — отчеканил он, и его голос звучал как лязг затвора.
Карта, которая оказалась в его руке, показала тончайшую, до прозрачности, стеклянную нить, натянутую между двумя безднами до немыслимого предела. Нить дрожала и пела на грани слышимого, на самой высокой ноте отчаяния, готовая вот-вот лопнуть и погрузить всё в хаос. Туз сжал кулак так, что хрустнули кожа перчатки и суставы, и молча, с ненавистью, вернул карту. Но в его спину уже впился холодок страха перед хрупкостью того, что он считал нерушимым.
Последним был Трефовый Валет, главный библиотекарь и хранитель Великой Книги Единственно Верных Ответов. Он встретил её в читальном зале, где пыль боялась летать, а тома на полках дышали скукой вечной истины.
— Вселенское знание конечно, исчерпаемо и уже каталогизировано, — покровительственно изрёк он, поглаживая корешок фолианта, как спящего зверя. — Любой вопрос — это лишь симптом недостатка информации, который легко устраняется открытием нужной страницы.
Карта, которую он взял у Аварии, осталась девственно белой. На ней не появилось ничего. Ни образа, ни символа. Лишь абсолютная, всепоглощающая, бездонная пустота. Валет побледнел, как полотно. Пустота, Ничто — это было единственное, чего не было в его бесконечном каталоге. Анти-ответ, пожиратель смыслов. Его мир рухнул в тишине.
Вечером состоялся экстренный консилиум. Воздух в зале заседаний трещал от напряжения.
— Её реакция на эмоции нелогична и вирусна, — доложила Дама Червей, в её голосе звучал непривычный, дребезжащий обертон. — Она заражает сомнением.
— Вносит хаос в основы экономического прогнозирования. Её присутствие генерирует статистические аномалии, — добавил Бубновый Король, не в силах поднять глаза от своих внезапно зашумевших графиков.
— Несёт прямую угрозу структурной целостности исполнительной власти. Демонстрирует хрупкость опор, — проскрипел Пиковый Туз, сжимая эфес шпаги, чтобы скрыть дрожь в руке.
— Она… она… Пустая! — в отчаянии воскликнул Трефовый Валет, впервые в жизни не сумев подобрать точного термина. — Она — воплощение вопроса, на который нет ответа!
Решение было единогласным и молниеносным. Аномалию, которую невозможно каталогизировать, следует изолировать. Местом изоляции была назначена Башня Неотвеченных Вопросов на самой границе Королевства. Место, куда ссылали все парадоксы, противоречия и теоремы, которые система не смогла переварить и которые тихо ржавели в забытьи.
Когда безликая стража вела Аварию по пыльной, унылой дороге к Башне, из самого воздуха, из дрожащего марева зноя рядом с ней соткалась фигура в пёстром, словно лоскутное одеяло снов, камзоле. В длинных, гибких пальцах незнакомца мелькнула и исчезла такая же колода белых карт.
— Ну и переполох же ты устроила, пташка, — усмехнулся он, и в его усмешке звенели бубенцы и колокольчики всех карнавалов мира. — Я уж думал, они совсем заржавели, заклинило их навсегда. Меня зовут Джокер. Можно сказать, я здешний… системный администратор.
— Администратор? — удивилась Авария, чувствуя исходящую от него силу, которая была одновременно хаотичной и совершенной.
— Ну да. Я тот, кто когда-то запустил эти шестерёнки, прописал эту безупречную логику. Создал превосходный, самодостаточный механизм. А он оказался настолько идеальным, что чуть не умер от тоски. Я забыл вложить в него одну крошечную, при этом очень важную деталь.
Джокер таинственно подмигнул и ловким движением показал ей одну из своих карт. На ослепительно белом поле медленно, словно прорастая из небытия, проступил изящный, бесконечно глубокий знак вопроса.
— Сомнение, — произнёс он, и слово прозвучало как заклинание. — Квантовая неопределённость в сердце кристалла. Ядро любой по-настоящему живой системы. Механизм не смог породить его сам. А вот ты — смогла. Потому что ты не сбой, дитя моё. Ты — долгожданное обновление. Патч, который вносит жизнь.
Он щёлкнул пальцами, и время для стражников остановилось. Они застыли в шаге, став немыми и неподвижными статуями.
— Башня тебе не нужна, — продолжил Джокер, его голос теперь звучал серьёзно и проникновенно. — Иди куда хочешь. Задавай свои неудобные вопросы. Показывай свои карты-зеркала. У тебя нет миссии спасти этот мир — это скучно и пафосно. Твоя задача — сделать его достаточно живым, чтобы он захотел спасти себя сам. Заразить его жаждой жизни.
Он сделал театральный поклон и начал растворяться в воздухе, как мираж, оставив после себя лишь лёгкий запах озона, перца и безудержного азарта.
Авария осталась одна на пыльной дороге. Посмотрела на дорогу, что вела обратно в сердце Королевства Строгой Логики, к его стерильным улицам и безупречным фасадам. На её губах появилась улыбка — тёплая, как первый луч солнца после долгой ночи.
Величайшая Игра начиналось. И она только что получила приглашение на неё от самого крупье.