Колокольная хворь
В славном городе Перезвонске приключилась беда — замолчал главный колокол на ратуше. Это был не просто колокол, а сам голос города. По нему начинали печь хлеб, открывали лавки, сверяли часы и созывали народ на площадь в случае пожара. И вот этот голос охрип и затих.
Городничий, человек самых прогрессивных взглядов, читавший столичные газеты, решил подойти к проблеме по-научному. Он, разумеется, не стал звать старого звонаря, а учредил «Чрезвычайную комиссию по аудиту и восстановлению кампанологических функций». Слово «кампанологический» так понравилось Городничему, что он повторял его на каждом углу.
В Комиссию немедленно вошли самые уважаемые люди города. Профессор Стружкин, знаток металлов, который тут же начал писать трактат об «атомном усыхании бронзы». Доктор Пыльнов, городской архивариус, который зарылся в летописи в поисках «историко-ритуального контекста правильного звона». Маэстро Акустиков, который с важным видом расставлял вокруг ратуши свои приборы для измерения «резонансных частот тишины». И ещё дюжина чиновников, которые составляли отчёты, сметы и протоколы заседаний.
Комиссия трудилась не покладая рук вот уже полгода. За это время истратила всю городскую казну, исписала гору бумаги и выпустила три предварительных доклада о возможных причинах молчания колокола. А колокол всё молчал.
Всё это время на площади, прямо на ступеньках ратуши, сидел местный подметальщик Ерёма. Он был парень ленивый, нелюбопытный и предпочитал работе созерцание облаков и лузганье семечек. Видел, как важные господа входили и выходили, слышал их умные споры про «дисперсию» и «амплитуду», и ничего в этом не понимал. Да и не хотел понимать.
Однажды, когда из дверей ратуши вышла особенно разгорячённая спорами Комиссия, Ерёма смачно сплюнул шелуху и громко, на всю площадь, спросил:
— Господа хорошие, вы тут полгода всё замеряете да изучаете… А за верёвку дёргать кто-нибудь пробовал?
На площади повисла тишина, ещё более густая, чем прежде. Члены Комиссии остолбенели.
— Невежда! — первым нашёлся профессор Стружкин. — Мы имеем дело со сложнейшей научной проблемой! Ваш примитивный подход оскорбляет саму суть познания!
— Это святотатство! — подхватил доктор Пыльнов. — Без понимания исторического контекста любое действие будет вульгарным!
Ерёму с позором прогнали с площади и запретили даже приближаться к ратуше.
На следующий день Ерёме просто надоело. Тишина звенела в ушах и мешала ему дремать. Пока Комиссия проводила очередное экстренное совещание о «необходимости формирования подкомитета по изучению влияния голубиного помёта на акустику башни», Ерёма взял свою метлу и полез на колокольню.
Никто туда не поднимался уже много лет. Все боялись «атомного усыхания» и «непредсказуемых вибраций». Ерёма же ничего этого не боялся. Залез наверх и увидел до смешного простую картину: толстая верёвка от языка колокола просто соскочила и зацепилась за старую балку, а сам язык забился плотным птичьим гнездом.
Ерёма пожал плечами. Деловито сунул черенок своей метлы в гнездо и выковырял его. Потом с силой дёрнул за застрявшую верёвку.
В тот самый миг над городом Перезвонском раздался оглушительный, чистый, могучий звон.
Комиссия в зале заседаний подпрыгнула на стульях. Городничий выглянул в окно и увидел на колокольне Ерёму, который весело махал ему метлой.
На следующий день Чрезвычайная комиссия выпустила свой финальный отчёт. В нём на двадцати страницах научно доказывалось, что «применение низкочастотного механического воздействия (в просторечии — «дёрганье за верёвку») в уникальном сочетании с устранением инородного биологического объекта (гнезда) привело к спонтанному восстановлению кампанологических функций».
Ерёму наградили почётной грамотой и мешком семечек, а Комиссия в полном составе была представлена к орденам за успешное решение этой сложнейшей городской проблемы.