Отголосок
Лес был бел. Снег лежал на ветвях, на земле, на плечах Святогора. Он пришёл сюда за тишиной. Его меч, что помнил тяжесть сотен вражеских доспехов, теперь лишь мерно покачивался в ножнах, убаюканный шагом. Руки, что когда-то сжимали рукоять до хруста костей, теперь были пусты и укрыты от холода.
Святогор шёл долго. Снег падал. Мир сужался до нескольких шагов вокруг. Ни звука. Только хруст под его сапогами. Богатырь остановился. Он искал тишины, которая была бы глубже, чем самый глубокий колодец. Тишины, в которой утонут крики старых битв.
В этот миг тишина обрела форму.
Перед ним, из снежного вихря, сложилась фигура. Не демон, не лесной дух. Молодой витязь. Тот самый, последний, которого Святогор убил у брода через Смородину-реку. Юноша с испуганными глазами и тонким, ещё не знавшим бритвы подбородком.
Святогор молча положил руку на рукоять меча. Привычка.
Призрак не обнажил оружия. Только смотрел. Когда он открыл рот, из него полился шёпот сотен поверженных им врагов.
Первым прошептал голос того самого витязя: «Не убивай…»
Следом прохрипел голос разбойника, сражённого у Муромских лесов: «Матушка…»
Последним прозвенел голос печенежского хана, павшего под стенами Киева: «За что?..»
Это был Отголосок. Сущность, сотканная из его собственной памяти, из его побед, которые теперь казались лишь длинной чередой поражений.
Святогор выхватил меч. Сталь холодно сверкнула в белом мареве.
— Пришёл забрать мой покой? — пророкотал он. Голос его был чужим в этой тишине.
Отголосок не ответил. Лишь сделал шаг вперёд, и шёпот стал громче, настойчивее, превращаясь в гул.
Богатырь нанёс удар. Меч прошёл сквозь призрачную плоть, не встретив сопротивления. В тот же миг фигура стала чётче, плотнее. А к хору голосов добавился новый — его собственный, только что прозвучавший: «Пришёл забрать мой покой?..»
Святогор понял. Каждый его удар, каждое слово, каждая вспышка гнева лишь кормила Отголосок. Он сражался с самим собой. И победить в этой битве было невозможно.
Он замер с занесённым для нового удара мечом. Отголосок стоял напротив, сотканный из его прошлого, и молча смотрел на него глазами того самого юного витязя.
Снег перестал падать. Лес замер.
В этой мёртвой тишине с самой высокой ели вдруг сорвался ворон. С оглушительным, резким криком прочертил чёрную линию по белому небу и исчез.
Тишина, что наступила после этого крика, была другой. Наполненной. В ней Святогор впервые за много лет услышал не голоса убитых, а биение своего собственного, уставшего сердца.
Он смотрел на Отголосок. На всех, кто стоял за ним. Видел их лица, их страх, их боль. И он сделал то, чего не делал никогда в жизни.
Лезвие с тихим стуком вонзилось в глубокий снег. Рука его была пуста.
Отголосок не исчез. Лишь перестал быть угрозой. Перестал быть врагом. Стал его тенью, молчаливым спутником. Шёпот стих и оставил после себя лишь знание.
Святогор не нашёл покоя в этом лесу. Не обрёл прощения. Не избавился от своего прошлого.
Он его принял. Взвалил эту безмолвную ношу на свои могучие плечи и пошёл дальше, вглубь белого леса. Теперь он шёл не один. Тишина, которая его окружала, была наполнена памятью. И ноша эта была тяжелее любого меча.