Экс-спонсор (Новелла) | Глава 146
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
На протяжении последних трёх лет этот дом был для Мун Дохона не просто местом жительства. Он стал точкой притяжения, неизменным финалом любого маршрута. Как бы далеко он ни уезжал, сколько бы дел ни наваливалось на него в офисе, под конец дня гравитация этого места неумолимо возвращала его обратно.
Теперь причина, заставлявшая его возвращаться, исчезла. И вместе с ней исчезла и сама гравитация. Дом превратился в пустую оболочку, а невыносимое чувство одиночества пропитало сам воздух, давя на него с каждой минутой, проведённой в этих стенах.
Поначалу он был абсолютно спокоен. Уверен. Чонён вернётся. Эта уверенность строилась на холодной незыблемой логике, которая управляла всем его миром: никто и никогда не сможет предложить Ю Чонёну больше, чем он.
Он был убеждён, что Чонён, столкнувшись с реальностью, сделает тот же самый выбор, что и его собственная мать, что и все люди, из которых состояла его вселенная. Выбор в пользу денег, статуса и безопасности.
Но реальность, впервые за долгое время, нанесла удар в спину. Его расчёты оказались неверны.
Когда поток воспоминаний иссяк, Дохон, до этого сидевший неподвижно с закрытыми глазами, медленно открыл их. За то время, что он провёл в этом полузабытьи, солнце успело сесть. Комнату заливал густой, бархатный мрак.
Он сел на кровати, чтобы нащупать телефон и проверить время. И с удивлением осознал, что даже не помнит, как и когда оказался в постели. Впрочем, эта мысль тут же была отброшена как несущественная.
Сквозь щель под дверью спальни в темноту пробивалась тонкая полоска света. Словно ведомый невидимой силой, Дохон поднялся с кровати и пошёл на этот свет.
Распахнув дверь, он увидел ярко освещённый коридор. И по привычке, выработанной за три года, его взгляд тут же метнулся в сторону комнаты Чонёна.
Но вместо привычной плотной темноты за приоткрытой дверью горел свет.
Имя сорвалось с его губ шёпотом, вопросом, обращённым скорее к пустоте, чем к человеку. Не веря, не смея поверить, Дохон почти сорвался на бег, его шаги гулко отдавались в тишине пустого дома.
Он резко, без стука, распахнул дверь в спальню. И лишь потом осознал всю неуместность своего вторжения.
— А? Вы сегодня не идёте в компанию? Я думал, вы уже собираетесь…
На кровати, протирая сонные глаза, сидел Чонён. Его голос был мягким, немного растерянным от внезапного появления Дохона, но в нём не было ни капли той враждебности, что стала привычной.
Дохон несколько раз перевёл взгляд с фигуры на кровати на знакомые очертания комнаты, словно пытаясь силой воли заставить этот мираж обрести плотность, стать реальностью.
— …Когда ты пришёл? — спросил он, медленно, почти наощупь, приближаясь к кровати. Присутствие Чонёна здесь, в этом доме, было одновременно и невыносимо радостным, и до странного неправильным.
— Что вы такое говорите? Я всё время был дома, — Чонён, одетый в знакомую шёлковую пижаму, удивлённо моргнул.
Его голос звучал так чисто, так живо, что Дохон на мгновение усомнился в собственном рассудке. Может, это он спит? Или, как и говорит Чонён, всё это время он просто ошибался, и никакого ухода не было?
— А, точно! Вы же говорили, что на следующей неделе будет приём. Мы можем сегодня вечером вместе съездить в магазин и выбрать мне одежду?
Дохон молчал, не в силах вымолвить ни слова. Чонён, сочтя его молчание странным, осторожно подошёл ближе.
Он внимательно рассмотрел лицо, склоненное набок с вопросительным выражением. Чистая белая кожа, растрёпанные после сна волосы — всё было донельзя реалистичным. Может ли сон быть таким отчётливым? Во взгляде Чонёна, обращённом на него, было столько тепла и жизни, что у Дохона что-то болезненно-сладко сжалось в груди. Он был в полном смятении.
Его взгляд машинально скользнул в сторону, к консоли у стены. И зацепился за знакомый флакон духов. Флакон был полон.
Мысль была холодной, острой и ясной, как осколок льда.
Потому что в реальности тот флакон, что оставил после себя Чонён, был почти пуст. Дохон сам опустошил его, ночь за ночью вдыхая этот аромат в пустоте этой спальне.
И хотя он теперь с абсолютной уверенностью понимал, что и это пространство, и это время, и сам этот послушный, ласковый Чонён — лишь иллюзия, порождённая его собственным сознанием, Дохон не хотел просыпаться.
— Правда? — лицо Чонёна мгновенно просветлело.
— А когда вы освободитесь? До скольких он работает? В будни они, наверное, рано закрываются… — затараторил он.
— С-сейчас? — от такого ответа Чонён удивлённо запнулся. — А как же компания?
— Один день можно и пропустить. Можно и вообще не ехать.
— Правда? В компании точно ничего страшного не случится? — и хотя в его голосе всё ещё слышалось сомнение, Чонён не смог сдержать счастливой искренней улыбки.
Дохон не отрывал взгляда от блестящих глаз и мягкого овала лица напротив.
«Он всегда так улыбался? Кажется, нет. Может, это просто искажение памяти, обман, на который способен лишь сон?»
Он всегда думал, что улыбка Чонёна принесёт ему покой, но сейчас сложные тяжёлые чувства сплелись в такой тугой узел, что, казалось, перехватило горло. Даже понимая, что всё это — лишь иллюзия, Дохон не мог заставить себя говорить. Ему потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе голос.
— В прошлый раз ты говорил, что хотел бы сходить на представление. Пойдём и на него тоже.
— А, тот мюзикл! Вы помните? — Чонён изумлённо прикрыл рот рукой, его глаза вспыхнули неподдельным восторгом.
Чем отчётливее Дохон осознавал нереальность происходящего, тем сильнее скручивало внутренности, подкатывала тошнота.
— На выходных… нет. Пойдём прямо завтра.
— Хорошо! — без малейшего колебания ответил Чонён и шагнул к нему, сокращая дистанцию. Когда Дохон, повинуясь инстинкту, положил руку ему на талию, тот на мгновение удивлённо замер, а затем доверчиво прижался всем телом.
Дохон уткнулся лицом в изгиб его шеи, вдыхая знакомый родной запах и закрыл глаза. Ощущение тепла, гладкости кожи под пальцами было до боли реальным.
Сердце бешено заколотилось, готовое пробить рёбра. От тревоги, от полного бессилия перед собственным телом Дохону стало не по себе. И в то же время он подумал, что отдал бы всё, чтобы поцеловать эти раскрасневшиеся от смущения щёки.
— О чём… — голос Чонёна был приглушённым, почти шёпотом.
От этого признания Чонён растерянно отстранился, заглядывая ему в глаза.
— Директор-ним… вы меня любите? — После недолгого молчания он заговорил снова. — Что вы сейчас сказали?
От этого официального холодного обращения — «директор-ним» — тело Дохона мгновенно напряглось.
За все три года их брака Чонён ни разу. Ни единого раза не назвал его так.
— Директор-ним? — Чонён, сочтя его молчание странным, отстранился ещё на шаг и позвал снова.
От его удивлённого взгляда у Дохона на мгновение всё поплыло перед глазами. Сон начал трескаться, рассыпаясь на части.
Он прижал ладонь ко лбу, нахмурившись от внезапного приступа дурноты. И в тот же миг у Чонёна из носа пошла кровь.
— Ю Чонён? — испуганный до смерти, он обхватил его лицо ладонями. Белки глаз Чонёна налились кровью, ярко-красные на фоне смертельно побледневшей кожи. Губы, ещё секунду назад такие живые, высохли и приобрели синюшный оттенок.
— Чонён-а! Что с тобой? Почему… почему вдруг кровь?! — Дохон бессвязно бормотал что-то, пытаясь рукавом пиджака стереть алую струйку, ползущую вниз. Но кровь не останавливалась. Она текла густыми тёмными каплями, стекая по подбородку и падая на пол.
Тело Чонёна обмякло, начало заваливаться набок. В первобытном ужасе Дохон изо всех сил вцепился в него, удерживая. Отвратительное липкое тепло крови, капающей на тыльную сторону его ладони, парализовало дыхание.
В тот момент в его голове не было ни одной мысли. Вид страдающего, умирающего в его руках Чонёна полностью отключил его способность рассуждать.
Он не мог даже принять самое простое решение — вызвать скорую или хотя бы позвать на помощь. Он мог лишь смотреть.
Крик, вырвавшийся из самой глубины его существа, разорвал тишину и его самого выдернул из кошмара. Глаза резко распахнулись.
Яркий безжалостный свет хлынул в зрачки, проникая в самое сознание. От внезапной яркости Дохон рефлекторно нахмурился, заслоняясь рукой от залитого солнцем окна. Снаружи было очень светло. Проверив время, он понял, что всё ещё день.
…Он помнил только, как утром вернулся после встречи с бабушкой, поднялся в спальню и, даже не переодевшись, сел на край кровати. Когда именно накопившаяся за последние дни усталость окончательно сморила его, он не знал. Поняв, что с того момента прошло всего несколько часов, Дохон провёл рукой по растрёпанным волосам, пытаясь отогнать остатки ужаса.
Едва он поднялся, как его взгляд упал на стол. На конверт с документами, который он оставил там утром. Заявление об отказе от наследства. Подпись Ю Чонёна внизу была чёткой и окончательной.
Сколько бы он ни смотрел на эту бумагу, её смысл был предельным ясен. Это был вердикт, вынесенный без права на апелляцию. Чонён, даже в тот момент, когда все его многомесячные усилия рушились в прах, не просто не нуждался в нём. Он хотел вычеркнуть, выжечь само его существование из своей жизни.
— Ху-ух… — дыхание всё ещё было прерывистым. Образ из сна — падающий Чонён, кровь, стекающая по его подбородку, остекленевшие глаза — продолжал стоять перед глазами с фотографической чёткостью. И хотя разум холодно твердил, что всё это нереально, душа, перевёрнутая этим кошмаром, никак не хотела успокаиваться.
Он заставил себя подняться, стараясь игнорировать бешено колотящееся сердце. Ещё несколько секунд он смотрел на документы, а затем, словно спасаясь бегством, скрылся в ванной.
Приняв душ и переодевшись, он увидел пропущенные вызовы от секретаря Шима и сиделки. Дохон тут же набрал номер первого.
— Что случилось? — его голос был ровным и деловым, в нём не осталось и следа пережитого ужаса.
— Директор-ним. Только что Хан Ирам был замечен при попытке проникнуть в здание офистеля господина Ю Чонёна. Служба безопасности задержала его и в данный момент удерживает.
— Хан Ирам? — услышав это имя, Дохон сузил глаза. — Тот самый, с которым был связан скандал?
— Верно. Он пытался войти, но, учитывая возможный интерес прессы и нежелательные домыслы, его остановили.
Зачем Хан Ираму понадобилось пробиваться к Чонёну? Особенно сейчас. Это не принесёт пользы ни одному из них. Такое поведение можно было истолковать лишь одним образом: у них была какая-то особая, тайная причина для встречи.
Рука Дохона, державшая телефон, сжалась.
— Передайте, чтобы держали его до моего приезда. Я выезжаю немедленно.