Линия смерти | Глава 54
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Глава 54
Семь лет, семнадцать, двадцать семь… А теперь, в двадцать семь, ему оставалось лишь уйти из этого мира. Он мечтал о прекрасной жизни, но она до самого конца оставалась такой же убогой.
— Так скажи мне. Хотя бы ради моей молодости, которую я вложил в тебя, ты можешь быть честен? Эй, ты знаешь, сколько стоили акции, которые я тогда продал? — спросил директор, и даже попытался пошутить, но на самом деле ему было очень важно узнать, что у Рю Довона на уме.
Но Рю Довон оставался невозмутим. Казалось, он всю жизнь тренировался, чтобы сыграть эту роль. Он вел себя так, будто ему нечего было скрывать, и директор тяжело вздохнул.
— Довон… Ха-а… Я не хотел этого спрашивать...
Голос директора стал тише. Менеджер Ким, обеспокоенный, взял директора за руку и покачал головой, умоляя молчать. Рю Довон поднял голову.
Директор, поколебавшись, убрал руку менеджера Кима, и с решительным видом спросил:
В этот момент в кабинете, где не было напольных часов, раздался их бой.
Мир перевернулся с ног на голову, и день сменился синеватым рассветом. В момент, когда стрелка была между тремя и четырьмя часами, он вышиб ногой дверь в комнату. Когда он услышал оглушительный крик, стрелка была между пятью и шестью, а сдавленные рыдания матери — между шестью и семью. Стрелка часов, как сумасшедшая, двигалась по этим отрезкам, и раздался бой.
— Нет, директор! Не говорите! — воскликнул менеджер Ким.
— Я тоже не хотел этого говорить. Но Довон не идет на контакт.
— Хённим! Посмотрите, как он побледнел! Довон, все в порядке. Все хорошо.
Все его поры раскрылись. Рю Довон начал обливаться потом. Было жарко. Чувство, будто его душили, было таким же, как когда он, свернувшись калачиком, накрылся одеялом.
— Он пришел в компанию и просил о помощи, и я дал ему денег. Я даже взял с него расписку, чтобы он больше не приходил. Но я же знаю, какой твой отец человек. Я понимал, что расписка без заверения нотариуса ничего не значит, но все равно спросил, зачем ему деньги. Я спросил, пришел ли он, чтобы разрушить жизнь сына из-за азартных игр.
Директор сдавленно вздохнул и закурил. Рю Довон опустил трясущиеся руки под стол. Его горло пересохло. Он хотел сбежать, не хотел больше слушать. Он хотел заткнуть уши и кричать: «Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь!»
— Твоя мать очень больна. Говорят, ей осталось недолго. Если ты хочешь ее навестить…
Стул со скрипом отодвинулся. Он не хотел больше ничего слышать. Его тошнило. Кулаки отчаянно тряслись. Рю Довон посмотрел на силуэт, прислонившийся к стене рядом с дверью, и с трудом выговорил дрожащим голосом:
— Пожалуйста, назначьте мне встречу на вечер.
— Довон… Успокойся. Ты же знаешь, что мы с ним очень переживаем за тебя. Твой отец поэтому и не хотел тебе говорить. А директор рассказал, потому что не хочет, чтобы ты потом жалел, когда твоей матери не станет.
Менеджер Ким поспешил с салфетками, чтобы вытереть пот с его лица, но Рю Довон оттолкнул его руку.
— Эй. Что ты делаешь? Зачем уходишь? Я же просто волнуюсь за тебя!
Табачный дым, как слизь, проник ему в ноздри. «Волнуюсь... Волнуюсь». Какое простое слово. Рю Довон выдавил из себя улыбку.
— Я сказал, что ничего не слышал. Просто скорректируйте расписание. Ладно?
— Довон! Как ты можешь так с директором! — воскликнул менеджер Ким.
Менеджер Ким, который сначала пытался успокоить Рю Довона, а потом даже повысил голос, внезапно оцепенел. Он посмотрел в глаза Рю Довона и увидел в них полную отрешенность, будто ему было все равно, что произойдет дальше. Они были тусклее, чем выцветшая бумага.
Рю Довон, обливаясь холодным потом, процедил сквозь зубы:
Менеджер Ким не смог остановить его, когда тот открыл дверь и вышел. Из приоткрытой двери вырывались ругательства и сигаретный дым директора.
Чха Минхёк, что стоял, скрестив руки на груди, смотрел на Рю Довона, который прошёл мимо, даже не взглянув на него. Из переговорной доносились крики: «Не стоило так поступать!», «А что я должен был сделать, чтобы заставить его говорить?!».
— Придурки, — пробормотал Чха Минхёк. — Вечно у людей проблемы с языком.
Он оттолкнулся от стены и последовал за Рю Довоном.
Рю Довон сидел на корточках в углу парковки. Он не поднимал опущенной головы, словно не видел стекающихся к нему злых духов. Чха Минхёк тем временем отпинывал и давил тех, кто подползал слишком близко, сливаясь в один большой ком. Те визгом разлетались на куски, а и их слизь пачкала его туфли.
Он тряхнул ногой, стряхивая грязь, но тут, словно из ниоткуда, появился жнец, и тут же начал читать заклинание, чтобы убрать слизь. Он действовал тихо и быстро, стараясь не мешать Чха Минхёку. Тот, однако, выражением лица показывал, что жнец недостаточно расторопен.
— О… обработка завершена. Я… я… я возвращаюсь, — сказал жнец, низко поклонился и поспешно скрылся.
Чха Минхёк, внимательно следивший за каждым движением вокруг, начал щелкать пальцами.
Рю Довон все еще не двигался. Чха Минхёк развернулся в его сторону, присел перед ним на корточки, наклонил голову набок и попытался заглянуть в глаза.
Рю Довон поднял голову, и его чёлка колыхнулась.
— Я хочу убить их, — произнёс он безжизненным, монотонным голосом.
Он не назвал имён, но Чха Минхёк понял, что он говорит о родителях. Он посмотрел в глаза Рю Довона. Голубое мерцание его духовного зрения раз за разом вспыхивало и гасло в его зрачках, что говорило о нестабильном состоянии.
— Ты не убьешь их, они и так скоро умрут, — спокойно ответил Чха Минхёк.
Ему не было смысла беспокоиться из-за нестабильного состояния Рю Довона.
— Я знаю. И я умру раньше них.
Левая бровь Чха Минхёка дернулась.
— Это так несправедливо, что я просто схожу с ума. Почему я должен умереть первым? Что я сделал не так, чтобы умереть раньше?
То ли это досада, то ли гнев, а может, и вовсе чувство полнейшего опустошения. Чха Минхёк не знал, как на это реагировать. «Какой же он разносторонний человек. Когда я его впервые увидел, он был таким бесцветным…» Он провел языком по внутренней стороне щеки, и сказал:
— Эй, это классическая фраза злого духа. Знаешь, что происходит, когда ты умираешь с таким настроем? Ты заставляешь жнецов работать в поте лица, сам страдаешь, а в итоге скитаешься в одиночестве и превращаешься в злого духа.
— Сейчас я хочу стать злым духом, чтобы разорвать их на куски.
— Ах, тц. Ну перестань, — Чха Минхёк протянул руку и слегка ущипнул Рю Довона за губы. Рю Довон, чьи губы сложились в утиный клюв, просто смотрел на него. «Хм, это, кажется, больше похоже на гнев, чем на обиду». В его глазах плескалась синяя ярость. — Успокойся. Ты только зря расходуешь свою энергию.
Рука, сжимавшая губы, наконец разжалась. Рю Довон, потирая щёку и подбородок, удивлённо уставился на Чха Минхёка. «Он хоть немного меня понимает? Обычно он такой вспыльчивый, а сейчас так спокойно говорит, что я должен успокоиться, почему…»
— Не говорите так легко о том, что вас не касается.
Внутри него все сжалось. Чха Минхёк с интересом посмотрел на Рю Довона, который отвернулся от него.
Он продолжал настойчиво преследовать его, улыбаясь, чтобы встретиться с ним взглядом, как будто хотел подразнить. Дело было не в том, что он не понимал, а в том, что он давно всё понял и манипулировал им, и от этого всякое желание злиться пропало.
Он ещё какое-то время избегал его взгляда, но потом сдался. Чха Минхёк большим пальцем коснулся его века.
— Ты сказал, что чувствуешь несправедливость. Тогда я сделаю так, чтобы тебе было не так обидно.
С этими словами он поднял его на ноги. «Нечего такому чистюле сидеть в пыли», — проворчал он, отряхивая пыль с его поясницы и ягодиц. Потом, как ни в чём не бывало, вытер пот с его лица и посмеялся: «Ты что, тут тренировался?»
Только что он выводил его из себя, а теперь обращался с ним как с ребёнком. Но Рю Довон не сопротивлялся. Как ни странно, неуклюжие и грубоватые жесты Чха Минхёка успокаивали его.
— Судьбы у людей разные, но все они идут в одно место после смерти. За исключением тех, кто сбегает от жнецов. Все пересекают реку Сандзу. А потом прибывают на Место Суда, где Трое Судей решают, получат ли они новую жизнь или будут мучиться, пока не исчезнут навсегда.
Его голос звучал так, будто он рассказывал сказку на ночь. Рю Довон даже не заметил, как оказался на пассажирском сиденье машины Чха Минхёка, пристёгиваемый ремнём.
— Ну, а если при жизни ты набедокурил, то и отвечать придётся, так? Говорят, нет человека без грешка, но чем больше этой «пыли», тем суровее наказание. У Трёх Судей нет ни капли сострадания, а за грех против божественного пути — и подавно. Так что твои родители, по-моему, отправятся прямиком в Ад, и исчезнут там, став самыми несчастными душами. Конец.
Когда он произнес «конец», машина выехала с парковки. Он ехал не по главной дороге, а между зданиями, даже не сбавляя скорости перед лежачими полицейскими. Кажется, его ужасный стиль вождения не изменился. Машину постоянно трясло, а вместе с ней и Рю Довона.
— Ох, от разговоров у меня пересохло в горле. Ну-ка, дай мне руку.
И сам взял левую руку Рю Довона, переплетая их пальцы.
Рю Довон задумался, как связаны сухая глотка и его рука, но потом посмотрел на их сцепленные ладони.
«Может, это его способ утешить меня?»
Что-то вроде: «Не надо так убиваться и страдать из-за того, что умрешь раньше своих родителей». Утешение было странным, если не сказать абсурдным. Кто знает, что у него в голове, но Рю Довон точно знал: Чха Минхёк — не мастер нежностей. И всё же, несмотря на всю нелепость, он чувствовал, как злость уходит и наступает спокойствие… и ему вдруг стало интересно: «А может, это и есть утешение?».