Экс-спонсор (Новелла) | Глава 178
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Чонён ожидал, что тело после пробуждения будет невыносимо липким, но, видимо, Дохон позаботился об этом, пока он спал. На удивление, он был чистым.
Тем временем Дохон открыл массивный шкаф у изголовья и небрежно накинул на себя плотный халат. Чонён машинально проводил взглядом движение, задержавшись на внутренних рядах аккуратно развешанной одежды. Его внимание мгновенно приковала знакомая ткань, и глаза удивлённо распахнулись.
— Это… как вы это сделали? Отремонтировали?
Съёмочный костюм, который Дохон в порыве страсти разорвал на нём, теперь висел на вешалке, безупречно целый.
— Я же обещал, что куплю новый, — ответил Дохон с такой небрежной лёгкостью, будто речь шла о какой-то пустяковой вещи. Он достал из шкафа второй халат, мягко подошёл и, не спрашивая разрешения, заботливо накинул его на плечи Чонёна.
Чонён растерянно запахнул полы, кутаясь в приятную тяжелую ткань.
— Спасибо, конечно, но… зачем вообще нужно было рвать мою одежду?
— Я сделал это, чтобы ты не сбежал. Хотя, если честно, не думал, что ты просто наденешь что-то другое и сбежишь всё равно, — в голосе Дохона прозвучала едва заметная усмешка. — В следующий раз, пожалуй, придётся конфисковать твой телефон.
— Я… я не сбегал. Просто другие дела беспокоили… — Чонён осёкся, сжав губы, и невольно вздохнул.
Он бросил взгляд в окно: за стеклом мягкий закат уже окрашивал небо, и до Чонёна вдруг отчётливо дошло — с Дохоном он провёл почти сутки.
«Сколько же дел придется разгребать теперь…» — невесело подумал он, ощущая неприятную тяжесть в груди. Телефон с вчерашнего вечера так и не проверялся, а теперь придётся срочно придумывать правдоподобные оправдания для Чон Соын и остальных сотрудников.
— Просто… думаю, как мы снова дошли до такого, — Чонён ответил неожиданно честно, хотя понимал, что это едва ли подходящая реплика после совместно проведённой ночи.
Теперь, когда алкоголь давно выветрился, а течка отступила, трезвая реальность навалилась с прежней остротой, напоминая: между ними с Дохоном не может быть ничего настоящего. Им нельзя быть вместе — не здесь, не сейчас, не вообще. Эта мысль безжалостно впилась в ребра.
«Скоро придётся вернуться к прежней жизни, сделать вид, будто ничего не было…» — с горечью подумал Чонён, и в груди ощутимо защемило. Оказалось, прошлое так и не смогло его отпустить. Все отчаянные попытки в течение этих шести месяцев не вспоминать о Дохоне, вытеснить его из мыслей, казались теперь напрасными. Всё, что он так старательно строил, рухнуло за одну ночь, стоило только дать слабину.
Внезапно накатило чувство пустоты. Пальцы невольно теребили пояс халата, однако мягкая ткань не спасала, а наоборот подчёркивала уязвимость. Чонён опустил взгляд, а затем заставил себя поднять голову, глубже вдохнул, чтобы не выдать внутренней дрожи.
Только сейчас до сознания Чонёна постепенно стал доходить настоящий беспорядок, царящий в номере. В углу валялась снятая наспех одежда; воздух был плотным от смешавшегося запаха феромонов и застоявшейся страсти; на простынях виднелись засохшие пятна телесных жидкостей, как неловкое напоминание о случившемся. Всё вокруг казалось каким-то неправдоподобно чужим, словно он оказался здесь по ошибке. Неуверенность и стеснение вдруг разлились по телу — к горлу подступила волна стыда.
Встретить Дохона в Нью-Йорке само по себе — удивительная случайность. Но то, что он позволил себе переспать с ним, Чонён воспринимал как чистый импульс, слабость, которой следовало бы противостоять. Всё было бы проще, если бы он тогда, на пороге гостиничного номера, просто развернулся и ушёл. Или хотя бы, приехав в Америку, не забыл позаботиться о подавителях — возможно, тогда и итог был бы совсем другим.
Он с досадой чувствовал, как раздражение на самого себя нарастает с каждой секундой: слишком легко он снова потерял над собой контроль, снова позволил прошлому взять верх. Теперь уже и на контракт нельзя было сослаться — никаких оправданий не оставалось.
Мысли роились, разбегаясь в разные стороны и не желая складываться в связные фразы. Чонён раздражался ещё больше, ощущая собственную неспособность выразить всё, что бурлило внутри.
Нет, а может быть, он просто не хотел этого признавать.
— Директор-ним… — Чонён вдруг, будто приняв решение, глубоко вдохнул, расправил плечи и поднял голову, встречаясь с Дохоном взглядом. В голосе не было ни дрожи, ни сомнений. — Между нами не будет «следующего раза».
В этот момент Чонён ясно понял, что если не обозначить границы сейчас, он снова окажется в ловушке собственных чувств и чужой воли. Ему нужно было сохранить себя, не дать втянуться в этот замкнутый круг.
— Вы ведь только что сказали, что в следующий раз конфискуете телефон, — напомнил он максимально спокойно, стараясь выдержать ровный, отстранённый тон. — Но теперь этого «следующего раза» не будет. У вас, директор-ним, больше нет такого права.
— …Верно, — с запозданием признал Дохон. — Я превысил свои полномочия.
В спокойствии его голоса не было ни упрёка, ни раздражения, но от этого внутри Чонёна всё сжалось лишь сильнее.
Некоторое время они оба молчали, каждый уткнувшись взглядом куда-то в пустоту. Будто между ними пролегла невидимая трещина, которую невозможно было перешагнуть.
В этот момент из тишины вынырнул короткий вибрирующий звук. Взгляд Чонёна, только что блуждавший где-то в пустоте, тут же отыскал источник — телефон на ночном столике возле кровати ожил и замигал экраном. Именно тот телефон, который он совсем недавно искал в полубессознательном состоянии.
Чонён поспешно схватил его, чтобы не пропустить вызов.
Имя на экране оказалось слишком неожиданным, и Чонён быстро бросил на Дохона украдкой взгляд. Не хотелось, чтобы тот что-то заподозрил. Он уже созванивался с бабушкой перед поездкой в Америку, и сам звонок не был чем-то особенным, но в этот момент ему не хотелось делиться даже этим.
«Нужно будет потом перезвонить», — подумал Чонён, на ходу сбрасывая вызов.
— Мне, пожалуй, пора собираться и уходить, — бросил он, пытаясь вернуть себе хотя бы иллюзию спокойствия.
«Нужно пойти и встретиться с менеджером или кем-то из сотрудников. За это время расписание съёмок могло снова измениться, да и Чон Соын наверняка беспокоится, что я до сих пор не выходил на связь».
— Я сначала приму душ, так что вы, директор-ним, тоже… одевайтесь, — добавил Чонён, не желая оставлять паузу в этом неловком пространстве между ними.
Он скользнул взглядом по Дохону, всё так же стоявшему рядом с кроватью, словно застывшему в раздумьях. Только после едва заметного кивка тот чуть расслабился, и Чонён, не оглядываясь больше, собрал свою одежду и ушёл в ванную. Однако чувство, между ними оседает непроговорённое, будто тёплый пар на зеркале, так и засело на краю сознания.
Боясь, что Дохон тоже захочет занять ванную, Чонён торопился закончить — вода обжигала кожу, струи стекали по спине слишком быстро, не давая укрыться в собственных мыслях. Он поспешно вытерся, наскоро оделся и, выходя в комнату, заметил, что Дохон уже полностью собран — строгий костюм сидел на нём безупречно, словно той ночи вовсе не было. Видимо, пока Чонён был в душе, кто-то из помощников успел принести свежую одежду и помочь привести себя в порядок.
Мелькнула острая мысль: всё произошедшее будто и не имело места, как будто прошлой ночи не существовало вовсе. Что, если она была только в его голове, пригрезилась на короткий бессмысленный миг.
Чонён, украдкой взглянув на Дохона, вытер мокрые волосы полотенцем и достал из шкафа куртку, задержавшись перед зеркалом, чтобы ненадолго спрятаться за ритуалом сборов.
— Сразу уходишь? — негромко спросил Дохон, наблюдая за его движениями отражением.
— Нужно идти, — отозвался Чонён, стараясь звучать ровно.
В этой скупой фразе было что-то окончательное. У Чонёна вдруг внутри тоже стало сухо.
Они походили на угли, что однажды вспыхнули ярким пламенем, но слишком быстро потухли, оставив после себя только едкий дым и тяжёлый пепел. В комнате стало невыносимо душно, и Чонёну казалось, что с каждым вдохом он наполняет лёгкие лишь этим обугленным безжизненным воздухом.
— …Я тогда пойду первым. Вы, директор-ним, тоже не спешите, соберитесь и поезжайте.
Приняв решение уходить, он прошёл к двери, но в тот самый момент Дохон неожиданно перехватил его за руку.
Чонён, остановившись, удивлённо оглянулся, встретившись с ним взглядом через плечо.
Они замерли, не говоря ни слова, — только рука Дохона, сжимавшая его запястье, то напрягалась, то чуть ослабевала, словно он никак не мог решиться — удержать его или всё-таки отпустить.
В комнате повисла тишина, и на миг Чонён ощутил, как замирает время.
— Я видел тебя в детстве. Ты, наверное, не помнишь, — после нескольких секунд неловкой тишины Дохон вдруг заговорил, выбрав совершенно неожиданную тему. Его голос был осторожным, будто он сам удивлялся тому, что произносит вслух.
— Ты был вот такого роста… — Он поднял ладонь на уровень талии, обозначая невысокого ребёнка. — Я увидел тебя в больнице.
— Что вы такое… — Чонён не сразу понял, к чему тот клонит, но Дохон поспешил его перебить.
— Ты ещё и рассказал мне, какие подарки хочешь на день рождения, — продолжил тот, мысленно возвращаясь в то время. Чонён удивлённо склонил голову набок, не скрывая растерянности. — А когда я снова увидел тебя на похоронах… мне вдруг стало интересно, получил ли ты их.
— И ещё, кажется, я тогда подумал, что не хотел бы, чтобы ты плакал.
Чонён, не понимая, зачем Дохон вспоминает всё это сейчас, дёрнул рукой, пытаясь освободиться из его хватки. Дохон, будто не замечая этого, даже не подумал ослабить хватку и продолжил:
— Поэтому я и захотел заключить с тобой брак.
— …Что вы сказали? — Чонён вскинул голову, не веря своим ушам.
— Я подумал, что если ты тогда не получил те подарки, то, возможно, я смогу их тебе подарить. И был уверен, что смогу сделать так, чтобы ты больше не плакал.
Чонёну было трудно понять логику этих признаний — в голосе Дохона не было привычной сдержанности, и оттого всё звучало слишком чуждо, будто эти слова произносит кто-то другой. Сам факт, что он заговорил о той давней встрече, сбивал с толку, рождал внутри смесь недоверия, неловкости и чего-то ещё неуловимого.
— К чему вы сейчас эти разговоры?
— Ты ведь в прошлый раз сказал, что тебе интересно, почему я взял тебя в мужья, — напомнил Дохон, пристально глядя ему в глаза.
«Говорил, конечно. Но это было уже в прошлом», — подумал Чонён, чувствуя, как воспоминание отдаляется от него, становится неважным, растворяется во времени. Он больше не мучился этим вопросом, больше не ворочался по ночам, разбирая чужие мотивы. Всё это казалось чем-то из другой, очень далёкой жизни.
«Поэтому не должно быть никакого волнения. Не должно… Но почему же внутри всё так переворачивается?» — только и пронеслось в голове у Чонёна, когда крепко сжал кулаки, пытаясь скрыть предательскую дрожь в пальцах.
— …Так почему вы говорите это только сейчас? Нужно было сказать до развода.
— И правда. Я только сейчас понял, но, оказывается, когда человек в отчаянии, он становится многословным.
Несмотря на произнесенное этими холодными сухими губами «отчаяние», выражение лица Дохона оставалось таким же бесстрастным, как и всегда. Это делало происходящее настолько нереальным и невозможным, и Чонёну вдруг почудилось, будто над ним издеваются.
— Я не хочу тебя отпускать, вот и пробую всё подряд. Просто вспомнил, что ты говорил, что тебе интересно.
— Вы говорите так гладко, словно по сценарию.
— Я прокручивал это в голове бесчисленное количество раз. Эту ситуацию, эти слова… — Дохон взглянул прямо ему в глаза, заметив его растерянность. — Я же сказал. Я в отчаянии.
— Если вы так давно меня знали… почему? Почему ни разу не сказали? — только после нескольких попыток Чонён выдавил из себя этот вопрос.
— Это была трусость, но… я хотел быть для тебя спасителем. Не потому, что я часто о тебе думал, не потому, что ты первым пришёл мне на ум, когда речь зашла о женитьбе. А потому, что предлог «позаботиться о тебе, потерявшем семью» давал мне более выгодное положение в отношениях.
«Мог ли быть более «Дохоновский» ответ на этот вопрос?» — От резкости этой честности у Чонёна сам собой сорвался тихий сдавленный смешок, похожий скорее на выдохнувший воздух шарик.
— В итоге ваш выбор оказался правильным. Все три года я жил с чувством долга.
— Нет. Я говорю, что сейчас жалею о том выборе, — на этих словах прежде сухой голос Дохона едва заметно дрогнул. Чонён на мгновение замер, не веря собственным ушам.
Он поднял голову и встретился с мужим взглядом. Только сейчас Чонён заметил, что Дохон стоит спиной к окну, за которым медленно садилось солнце. Лицо его было скрыто в густой глубокой тени, и ни одной эмоции невозможно было разглядеть — только силуэт и чуть сгорбленные плечи.
— Ты же говорил. Что в мире есть вещи, которые нельзя купить за деньги.
— Ты был прав, — тихо произнёс Дохон и шагнул к Чонёну, его движения были сдержанными, почти неуверенными. — Я полностью ошибся, и теперь это понимаю. Понимаю, что, какие бы выгодные условия я ни предлагал, не смогу вернуть твоё расположение.
Он замолчал на долю секунды, а затем вдруг наклонился и уткнулся лбом в плечо Чонёна, словно вся тяжесть, накопившаяся за годы, навалилась на него разом. Голос стал едва слышным:
— Я теперь это точно знаю… Но, если это не работает через сделку, я не знаю, как ещё можно тебя заполучить.
Чонён был настолько ошеломлён, что не мог вымолвить ни слова, застыв среди комнаты с ощущением давления на собственном плече. В груди тяжело стучало сердце, и он сам не понимал, отчего так дрожат пальцы.
— Поэтому, пожалуйста, скажи мне ты, Чонён-а, — до его слуха донёсся сдавленный отчаянный голос, в котором наконец-то полностью рассыпалась та холодность, что Дохон годами носил как броню.