Линия смерти | Глава 29
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Таким образом, он решил сделать его точь-в-точь как реквизит, чтобы в глазах других людей не прослыть безумцем, размахивающим мечом, и чтобы его можно было использовать на съёмках. Меч, который он создавал, был предназначен для уничтожения злых духов и не мог убить человека. Конечно, сильный удар мог ранить, но он был уверен, что Рю Довон, обладающий врождённой силой и ловкостью, прекрасно умеющий контролировать мощь, не спутает игру с реальностью.
Таковы были многословные и веские причины, по которым Чха Минхёк взялся за изготовление меча. Пользуясь поговоркой «под фонарём темнее», он, убедившись, что Рю Довон благополучно вернулся домой, засел в одиннадцатом кругу ада и, не разгибаясь, возился с инструментами.
Чем лучше Рю Довон справлялся, тем сильнее Ча Минхёк убеждался: его обязательно нужно будет забрать себе в гвардию. Но, видя его решительный, полный жажды знаний взгляд под стекающими каплями пота и мокрыми волосами, желание сделать его своим подчинённым отступало перед неконтролируемым чувством гордости и желанием похвалить его за упорство.
И ещё… Он немного(постоянно), пускал на него слюни.
Он проверил пальцами толщину и остриё лезвия, которое он так усердно создавал. Камень, обработанный с величайшим старанием, превратился в настоящий клинок. После бесчисленных неудач и рукоять, и лезвие выглядели достойно. Реквизит на видео был специально смазан маслом и блестел, как чешуя свежепойманной рыбы, но мечи настоящих воинов были скорее шероховатыми и матовыми, чем блестящими.
Блеск клинка и его прочность не всегда пропорциональны. Но всё же, красивый меч смотрится куда эффектнее, а потому стоит его ещё немного отшлифовать для лучшего светоотражения. Чха Минхёк снова сгорбился и сосредоточился, и его энергия с шипением начала вливаться в лезвие.
При уничтожении злых духов решает не столько острота лезвия, сколько энергия, исходящая от самого меча. Поэтому овладеть мечом, созданным кем-то более сильным, было непросто. Сам Чха Минхёк, пытаясь овладеть мечом, дарованным Царём Ёнчхоном, чуть не превратился в калеку. Поначалу он даже не мог вытащить его из ножен — плечо не выдерживало и вылетало. Он укрощал этот меч, стиснув зубы, получая смертельные внутренние повреждения и десятки раз харкал кровью.
Но это касалось только не-людей. Если Рю Довон не сможет с ним справиться, то вложенную энергию уже не вытащить, и придётся делать новый. Если, конечно, у Чха Минхёка будет на это время, и Рю Довон не умрет раньше.
— Да что такое!? Почему не получается?
Лезвие и рукоять были готовы. Проблема была в том, что, как бы он ни старался, они не соединялись. Чха Минхёк, держа в каждой руке по детали, погрузился в раздумья. Он не хотел шуметь и надеялся справиться сам, но, похоже, удача новичка на этом закончилась.
Чха Минхёк перебрал в уме несколько вариантов. Царь Ёнчхон… нет, исключено. Если он пойдёт к нему, то в лучшем случае его просто вышвырнут, а в худшем — сломают меч. А мастера на все руки, токкэби…
— У них языки слишком длинные.
Не просто длинные, а чересчур. Особенно у их короля, Чхоряна, — он своим языком мог бы и в небо взлететь. Если он принесёт им меч, тот не просто засыплет его вопросами, а ещё и приукрасит всё и разнесёт по всему свету небылицы.
Но Чха Минхёк был человеком недалёким и долго не раздумывал. Вскочив на ноги, он пересёк просторный одиннадцатый круг ада и прошёл сквозь врата.
Над головой кумихо, сидевшей на корточках у колыбели с маленьким токкэби и игравшей с его синеватой ручкой, сгустились чёрные тучи.
Хвосты отяжелели — верный признак того, что до вечера пойдёт дождь. Маленький токкэби, пошевелившись, издал какой-то неопределённый звук. Он напоминал бесформенную желейную массу, но, когда подрастёт, будет так же ловко прыгать на двух руках и одной ноге, как и его старшие братья.
Кумихо, после того как Чха Минхёк вломился к ней и сотворил своё бесчинство, ни на шаг не отходила от горы Чихвансан и даже с токкэби играла с опаской. Сегодня она впервые за долгое время выбралась наружу и уже было обрадовалась, но, увидев нерасходящиеся тучи, подняла голову…
…и, вскрикнув от ужаса, кубарем покатилась по земле.
Чха Минхёк, склонившийся и притворявшийся тучей, ухмыльнулся.
— Зачем пришёл! Зачем опять пришёл! Почему ты здесь!?
Кумихо в панике спряталась за колыбель и принялась запихивать хвосты под юбку. Чха Минхёк без всякого интереса посмотрел на синюю массу в колыбели, которую красивой было никак не назвать.
— …Не ко мне? Правда-правда? Серьёзно?
— Что, так рада меня видеть? Я тоже очень рад. Раз уж встретились, дай-ка мне ещё амулетов. Трёх оказалось мало.
Когда Чха Минхёк развязно пошёл к ней, кумихо, сбежав на высокое дерево, затряслась от страха и принялась грызть свои длинные ногти. Чха Минхёк хмыкнул и взял колыбель. Малыш, закряхтев, выплюнул синюю слюну.
Но Чха Минхёк не стал его бить, а просто повесил колыбель на руку, как сумочку, легонько раскачивая. Видимо, кумихо так часто ругала Чха Минхёка перед маленькими токкэби, что даже этот малыш испытывал к нему враждебность. Когда он заплакал, из крепости, встревоженные, вышли другие токкэби и, увидев колыбель на его руке, схватились за инструменты.
— Ты! В прошлый раз ты мучил кумихо, а теперь взял в заложники нашего Шестьдесят Пятого-ряна?
До объединения одиннадцати кругов ада, токкэби жили в постоянном страхе, опасаясь убийц и угроз. Лишь после восстания Царя Ёнчхона они смогли вздохнуть спокойно. И лавка пирожков была частью этой новой жизни. Поэтому они поддерживали с ним дружеские отношения, но Чха Минхёка, обидевшего кумихо, которая была им как семья, они ненавидели и давно хотели проучить. Кумихо была тронута до слёз, увидев токкэби, излучающих свирепую ауру с дубинками и сельхозинвентарем.
Конечно, Чха Минхёку было на них плевать. Он бросил на землю рюкзак, который был у него на плече, и из него высыпался желудёвый студень. Раньше токкэби питались гречневым студнем, но после того, как в прошлом Десять Царей отравили многих из них, они перешли на желудёвый. Когда-то даже существовало правило: чтобы войти в их крепость, нужно было вместо платы за проход принести студень.
— Что он несёт? Что этот паразит сейчас промямлил?
— Он что, отравил студень? Зачем ему что-то просить?
«Как же много они болтают». Начиная с их короля, Чхоряна, все токкэби были ужасно болтливы, словно стадали от болезни «умру, если заткнусь». Как можно доверять и есть желе, принесённое Ча Минхёком, если это не Ким Сокхо? Настороженные токкэби не подходили, и Чха Минхёк, выругавшись, осторожно положил на землю лезвие и рукоять меча.
— Соберите. У меня не получается.
На мгновение на лицах токкэби появилось странное выражение. Один из них даже поковырял в ухе дубинкой, думая, что ему послышалось.
Чха Минхёк пнул рюкзак. Он даже взятку принёс, так что если не сделают, придётся убить.
— Может, не он студень отравил, а сам яда нажрался?
— У меня уши сгнили? Он сейчас попросил о помощи?
Токкэби, превратившись в синие огоньки, закружились в воздухе. Наверное, думали, что так их не услышат, но чем меньше они становились, тем громче орали, что аж уши закладывало. Чха Минхёк достал телефон номер 8. Рю Довон всё ещё не звонил. «Может, он до сих пор без сознания? Лекарство ему, что ли, какое сварить и принести? Ха, чёрт». Как только он подумал о Рю Довоне, сердце сжалось от беспокойства.
— По-хорошему не понимаете? Сначала убью ту кумихо, что прячется, а потом и этого пополам разрублю.
Он выхватил меч, прицелился в Кумихо, что пряталась на дереве, как в мишень, и угрожающе замахнулся, а потом одной рукой поднял колыбель, делая вид, что собирается её бросить. Испуганные огоньки токкэби тут же слетелись к нему с криками.
— Псих! Сразу видно, чей подчинённый!
— Немедленно опусти эту колыбель из своих поганых рук!
— Надо сказать Великому, чтобы он приказал расчленить этого паразита и развеять прах над рекой Сандзу!
«Откровенно считают меня злодеем. Ну, так даже проще». Он же по-хорошему просил, а они не послушали. Он нарочито покрутил колыбель, и тут же раздались душераздирающие визги. Чха Минхёк хихикнул.
— Сделаете, да? Ах, да, и это секрет, о котором даже ваш король не должен знать. Если кто-нибудь проболтается…
Он сделал вид, что бросает меч в сторону дерева, и перепуганная кумихо тут же потеряла сознание. Чха Минхёк кивнул в её сторону.
Синие огоньки, посмотрев на кумихо, безвольно повисшую на дереве, как вывешенное на просушку бельё, дрогнули от страха.
Не в силах больше противиться настояниям менеджера Кима, Рю Довон заехал в больницу и поставил капельницу. Должно быть, в растворе было обезболивающее, потому что тело, ноющее от мышечной боли, почувствовало облегчение. Директор агентства, сильно обеспокоенный состоянием Рю Довона, даже приехал в больницу и, попросив его сегодня как следует отдохнуть, пообещал скорректировать его график после окончания этого проекта. Это было его личное обещание, о котором Рю Довон не просил. Поэтому он ничего не ответил, лишь молча глядел на беспокойно бегущую секундную стрелку настенных часов в палате.
Ему нравилось быть занятым. Деньги были второстепенны. Когда он был занят, он меньше смотрел на часы. Если он не работал, его неизбежно настигала пустота, которая вытаскивала наружу подавленную одержимость.
Менеджер Ким, который довёз его домой, настоятельно попросил его сегодня никуда не выходить и просто отдыхать. Рю Довон, убравшись в спальне и закончив то, что не сделал утром, достал шейкер и насыпал в него протеиновый порошок и коллаген. Вылив туда бутылку воды и закрыв крышку, он встряхнул его, как бутылочку для детского питания, и напиток тут же стал розовым. Сев с напитком с лимонным вкусом на диван, он включил телевизор, который не включал уже неизвестно сколько времени.
Глава 30